Ваня успевал набегу сделать здоровыми. Но много в лесах скрывался и в горах прятался. До сих пор встречаются дикие племена, которые не оздоровлены, боятся переписи населения – вот и прятаются.
Тогда Иван стал пропагандировать свои направления в оздаравлении населения сёл и городских окраин. Тогда многие использовали эффект телевещания. Воду делали целебную посредством дяди Чумака, грыжи лечили и бездетных гражданок обеременнивали по сто и более за сеанс. Иван удлинял кому что надо, приращивал руки или ноги, ум вправлял, если успевал, уродов превращал в красавцев посредством мордо-свортной хирургии. И всё это производство имело постоянный знак качества и гарантию на многие года, аж до самого конца жизненного пути.
Друзья не дремали. Они всё вынюхивали и вышпионивали, пытаясь узнать самый главный медицинский секретный препарат, которым Иван пользуется. Конечно, наняли работников слежки и наблюдений. Вика и Лика стараются выведать хоть одно название травки. Ванёк то начнёт возами заготавливать девясильный корень, то на солодковый перекинется. Многим больным он прописывал берёзовые почки на спирту с мёдом. Отдельным больным предлагал крапивой париться, в чай заваривать, в суп крошить вместе с лебедой-травой. Смешно стало Ивану наблюдать вокруг себя такое постоянное кружение. Решил он подыграть своим друзьям. Мама его предостерегать начала, видя потуги Вики и Алешки, секрет вызнать медицинского образования. Лика вполне нормальная девушка на вид. Графины и прочие предметы в больнице старательно от пыли моет. Иван посмеивается себе, как настоящий сатир. Несколько раз он из сейфа вынимал коробочку с пером и лекарства размешивал им. Поняла Вика, что это и есть врачебное оружие. Алёшке протелефонила. Утром случилась кража в сейфе металлическом. Собаки следовые ничего не нанюхали, но вскоре Алёшка подал заявление на расчет, дескать, захотел профессию сменить и стать жителем другого региона.
Вика и Лика уехали с промоутерами, и занялись будто бы сетевым маркетингом, продавая пищевые добавки. Обещали помогать с дороги, как только смогут наладить свою сеть. Иван перестал временно граждан принимать, сетуя на то, что кончились поставки из-за границы синего йода. Но в соседней области началась рекламная компания нового метода исцеления всех больных за умеренную плату. Писали в газетах, что фирма прогорела вскоре. Лекарство не действовало на больную категорию, и недолеченные начали через органы высуживать моральный вред и неустойку.
Народ перестал судов бояться сегодня. Так и норовит соседа в суд затянуть, чтоб, не работая, не потея, сорвать себе на кусочек хлебца ломоток сальца или икорки. В прошлое лето в судах дел было штук пять-десять, приставы и судебные исполнители курили целыми рабочими часами, а вот в прошлом месяце никакого продыха им не было. То кредитами друг дружку дурят, то порученцев за ссуду подставляют. Так ловко научились оформлять рассрочки на дорогостоящие предметы квартирного обихода, что даже родственники рыдают от своих же племянников и сестёр, которые тырят брошенные на комоде паспорта и бегут в банки, не взирая на возраст и обувь. Часто босыми.
Перо своё Ваня рабочее воткнул в крыло, которым мама пыль сметала с порога, а простое пёрышко положил в коробку. Вике рассказал как-то ночью во время сна о своей медицинской силе, о возможности вылечить всё земное поголовье страждущих от ненужных и неприятных болезней. Подшутил над друзьями, думая, что же дальше будет. Результат не заставил себя очень долго ждать. Поняли, что Иван провёл их на мякине. Стали телеграммы слать и прощения выпрашивать. Девчата те всё больше слали эсэмэски. Потом все гамузом приехали, как нашкодившие коты. Жили-то хорошо. Зарплату им мама начисляла, как директорам среднего завода, работающего на остатках сырья и материалов, что на складах остались от прежней плановой экономики.
Ваня Типсин зла на них не держал никакого. Каждый может ошибиться. Так и сказал своим друзьям:
– Прощаю вас, а не хочу видеть, тараканье племя.
Они улещают его словами ласковыми. Слезами и соплями захлёбываются, клянутся самыми страшными клятвами, и даже честное слово давали сто раз. Алёша возьми, дескать, век воли не видать. Иван послал их на хутора бабушек лечить. Жалел, но что делать. Трав надавал и книжку подарил по народной медицине от самого Малахова, чтобы самообразованием занимались в свободное от отдыха время, а не обманывали пожилых сограждан.
Стук Стукыч каждое утро приходит к маме Ивана и агитирует их в городскую думу. Мама не сдаётся, говорит, что ей и вне этого собрания хорошо, что не надоело дышать свежим и чистым воздухом. Обещает ей кресло спикера на худой случай.
Иван стал избегать настырного дедушку. Спрячется где-либо и варит препараты от краснухи или от запоя. Всё надо. Перо оно не всегда помогает. Случается и промашка. Тут надо и головой подумать и литературу почитать, а то и в Интернете пошариться. Он звонит, советы записывает, проверяет сначала на себе, а уж потом начинает другого человека от хвори исцелять.
Идёт время, катится, словно мячик с горки. Не успевает Ваня позавтракать, как мама ужин несёт. За работой время летит как пуля из патрона. Это в детстве, когда в школе учишься, чтобы умным вырасти и человеком себя чувствовать среди людей, время подкрадывается на кошачьих лапках, как молочный кисель тянется.
Вдруг почтальонная девушка Ивану почтовую телеграмму принесла. Почитал он её и ничего не может сообразить. Подумал, что больная приезжает с плохими ногами, раз просит её встретить на железнодорожном доме, куда поезда зеленого цвета подчаливают в нужное им время. Это пассажиры приходят когда им вздумается- кто раньше, а кто и поздно, когда уже нужный вагон увезли в какой-нибудь город Жомск или Грудцовск. Запрягли ему Серка, поехал он с мамой и доверенным лицом в зал ожидания пассажиров.
– Не прибралась я, – говорит мама. – Надо было с хлоркой пороги пошвабрить. Невесть кого встречаем.
– Ничо. Я вчера лампой инфракрасной всё обсветил и люстры установил Чижевского, как дядя Медведев советовал…
Паровоз засвистел, вагоны суставами заскрипели, видно много солей отложилось, надо выводить корнями подсолнухов. Вокзальное радио что-то громко сказало на чисто вокзальном языке, а что никто ничего без словаря не понял. Пошли люди к справочному окну, где за денежку всю будущую жизнь расскажут и пожелают счастливого пути. Арендовал это красивое окно мальчик с лицом цыганской национальности. Выход на перрон арендовали мальчишки с лицами лупоглазовской национальности. Каждый пирожок и пончик разрешено брать в аренду. Тут же можно оформить кредит на них или ипотеку. В туалете кругом розы, запах, настоянный на хвойном дезодоранте, перемешивался с ароматом хлорки. Букет коньяка «Налейте, друзья» можно вдыхать по приобретению проездного билета.
Идут Ваня и мама вдоль похрустывающих утомленных дорогой вагонов и пассажиров, ищут всеми глазами свою пациентку. Видят, что бежит на них девочка с розовыми бантиками в весёлом платьице. Лет трёх или пяти. Быстро бежит. Асфальт в корявинах. Запнётся ребёнок. Кинулся Ваня вперёд, как настоящий вратарь. Стой! – кричат все носильщики и лотошники. Бежит. Словно ветром подхваченная. «Оксана, не бежи!» – Орёт Ваня не своим голосом.
– Чего разорался? Спать никому не даёшь? – привычно заворчала из детской старуха. На улице еще ночь кругом.
– Сон приснился, как Оксана встречала меня и бежала, а потом упала и ободрала колено. Который год я вижу этот сон. Она всё бежит. И всё падает, а я не успеваю её поймать. Хоть бы во сне её подхватить, но не получается.
Утро начиналось на улице весеннее, но еще февраль и до настоящей весны далеко. Разве что уснуть, подумал я и узнать, что будет в конце этой сказки. Сплю и за Иваном слежу.
– Па!-па! – закричала девочка и тут же упала, запнувшись. Подхватил её Иван, осматривает колено, грязь вытирает с кожицы детской. Заглянул в лицо и дыхание у него замерло где-то внутри. У девочки было его лицо, как на фотографии, где он сидит на лошади, а кругом серая пелена и метель наворачивается. Это дядя Григорий пригласил мужчину с фотоаппаратом. Просил я его встать рядом, а он не захотел. Когда смотрю на ту детскую фотокарточку, всегда вижу рядом его.
Надя подошла с сумками и пакетом. Мама Типсина взялась плакать.
