Шушукается с Гвоздодером, а отвес обозвал «свиным цепнем». Что это за инструмент плотники не знали, но догадывались – ругательство.

Гвозди презирать стал. Вгонит какого-нибудь бедолагу по самую шляпку и скажет: «Сиди, дурашка, не высовывайся. О твоем благе пекусь. Никуда не попадешь, не потеряешься. Знай, своё место» Со Скобами стал панибратствовать. Они хотя не особо интеллигентны, шляп не носят, вогнать их с одного удара – не получится. Сразу на место не поставишь, трудиться надо до желтых искр…

С мелкими Гвоздиками вообще по хамски обращался. Со всего маха обрушивался на голову какого-нибудь бедолаги, старавшегося показать гонор и железный норов. Как бы Гвозди ни сопротивлялись, а с Молотком у них разговоры были короткими. Укорот давал всем и еще бахвалился, дескать, каков я – ударник .

Шли годы. Многих Гвоздей Молоток поставил на место, но стал терять прежнюю резвость. Часто промахивался. Сгибаясь, гвозди хохотали и говорили:

– Достукался, стукач,- а что тут можно говорить? Говорить, в самом деле, нечего.

КАНАВА

Лежала она у дороги много лет. Никто не знал, откуда взялась. Стали замечать, что в канаве всякий сор копится, сорняки расцветают пышно, а то теленок в грязи застрянет. Всё больше людей стали ругать Канаву, а некоторые сельчане так и говорили, что нужно зарыть Канаву – сравнять, чтобы и памяти не было. Придется за лопаты браться – соглашались отдельные селяне, но находились и другие, которые пытались заступиться за Канаву, дескать, нельзя без неё.

Сторонников уничтожения канавы оказалось намного больше. Они кричали громче и принялись резво орудовать лопатами и совками. Живущие рядом с канавой, под шумок принялись таскать из сараев мусор и разный хлам, накопившийся в процессе деятельности хозяйственной. Валят в Канаву старые калоши, рваные фуфайки, ломаные корзины и даже навоз повезли на телегах. Завалили Канаву дружно. Ведь ничто так не сближает, как горячая напряженная работа. Отдельные граждане, не видевшие друг друга несколько лет, обрадованы встречам, произошедшим благодаря решению канавного вопроса.

Прошло несколько лет. Проезжая часть улицы стала далеко не проезжей. Образовались ямы и колдобины. После дождя в них скапливалась вода, превращаясь в грязь. Автомобили застревали по самые рамы. Тракторы, и те с трудом преодолевали образовавшееся болото. В погребах карасей стали ловить. Бельё в сундуках плесневело. Мальчишки на плотах в школу плавают. По утрам хор лягушек пробовал голоса, а уж вечерами пели они самозабвенно и артистично. Улицу стали называть разными словами, не совсем праздничными. Нашлись те, кто помнил то время, когда с Канавой расправились, забросав мусором до верха. Отыскались и те, кто защищал канаву, не давая её заравнивать. Стояли у края болота селяне и чесали затылки. Что получилось? Хотели навести порядок. Многие гордились своей идей и детям рассказывали, как трудно было воевать с канавами. По всему селу были уничтожены. Кто-то, говорили, премии получил, а может быть, и медали.

Мужички принялись, чтоб не утонуло село в грязи, откапывать Канаву. Трудно оказалось это делать. Заваливать было легче.

ПОВЕСТЬ О ЧАЙНИКЕ,

который не умел менять свои принципы

В старом серванте был прописан один Чайник. В предновогоднюю ночь с ним и его друзьями произошла эта история. Мне её рассказала Старая Фронтовая Кружка во время совместного путешествия на природу. Странным был этот Чайник. Сиреневого цвета, на боку носил часы, но он только назывался Чайником, а на самом деле, никто не знал его биографию. Чаем никого не угощал, потому что не умел. Носик у него бутылочный. Чайник был Новогодним, а угощал самым настоящим шампанским. Я поверил Кружке. Она была в боях, и врать не умела. Имела ранение осколком мины. Её хозяин ремонтировал, выправляя бок гранатой. Конечно, она была ручной, но молотка у солдата не было в то время. Лопата была, котелок был, винтовка а, вот молотка не оказалось в ту минуту ни у кого из его отделения. Чего там, не было молотка во всей роте.

Хрустальная Рюмочка осталась одна на белом свете. Фужеров скопилось в серванте великое множество, а Рюмочки убывали с каждым праздником. Чайник встретил Хрустальную и полюбил. Она тоже выказывала Чайнику свои знаки хрустального внимания. Она с детства любила всё необычное, а Чайник как раз был таким.

– Как я сверкаю?- спросила Рюмочка, крутнувшись на тоненькой ножке.- Правда, я самая оригинальная?

– Вы – чудесны…

– Вы какой-то тихий. Чайники обычно бурливы и горячи. От тебя несет холодом. Мне всегда устраивают теплый приём.

– Я – такой. Бурлить меня еще не научили.

– Что ты вообще умеешь делать? …Хотя бы свистни. Разок.

– Извините. Мне свистеть нечем. Я же не свирель, а чайник.

Рюмочка удивилась. Она очень любила удивляться и звенеть. Если вы услышите, как звенят рюмочки, – это значит, они говорят: «Люблю я тебя…» Чайник не знал об этом и не придавал значения словам Рюмочки, которая к тому же умела красиво петь.

– Отвязалась бы ты от парня. Он степенный. Когда надо стреляет своей пробкой и наливает пенное шампанское. У меня от него изжога, но немного не повредит, – говорила Кружка.

– Тогда стрельни. Для меня. Хотя мне нравится марочный коньяк, от шампанского не откажусь сегодня… Это о тебе написал поэт Николай Тряпкин: «Выпьем с горя, где же чайник»?

– О ком же еще, – сказала Фронтовая.- Обо мне писал Александр Сергеевич Пушкин. Он всегда спрашивал у няни, куда я подевалась, чтобы сердцу стало веселей.

Чайник посмотрел на свои часы и задумался. Он бы мог стрельнуть, но у него был принцип- стрелять только в одно и тоже время. Он не умел изменять ему…

– Понимаете, я стреляю только тогда, когда приходит он…

– Ты кого-то ждешь?

– Мы все его ждем, – заговорили граненые стаканы, и даже фужеры посмотрели в сторону Хрустальной.

– Раньше времени он не станет стрелять, – сказала Фронтовая, – Даже в окопах мы ждали его вместе со всеми солдатами и командирами.

– Ради меня! Ради нашей встречи! Можешь хоть раз нарушить свой глупый режим?

– Не могу, – сказал тихо Чайник.

– Хороший ты, но не Тефаль. Жди своего, Сиреневый. Ты меня раздражаешь мелочностью и занудством. Я не прошу невозможного. Раз стрельни и всё. Делов-то куча и маленькая тачка. Прощай! Голубой.

– Сиреневый – я, – застенчиво проговорил Чайник.

Новый год пришел незаметно и всегда в одно и тоже время. Чайник

Вы читаете Три горсти земли
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату