зуб.
То есть мы все делаем сами.
Потом вам, молодому поколению, придется долго учиться, чтобы ваши Таланты развились в полную силу…
– Может, пойдем дальше? – спросил я с надеждой.
– Мы уже пришли, мальчик.
Я съежился. Маран смотрел на меня в упор. В зеленоватом свете его лицо казалось зловещим.
– Когда ты выйдешь отсюда – ты будешь что-то значить на весах клана, – сказал Маран. – Или не будешь… Или вообще не выйдешь – существует и такая возможность… Давай, мальчик! Твой брат недавно обрел Талант. Теперь твоя очередь.
Гэвин. Скучный серьезный Гэвин, который не играет больше в оживление игрушек?
И я никогда больше не увижу Короля-Дурмана? Буду смотреть на зеленого человечка – и мне будет все равно: побьет он или нет Повелителя Ужасов, которого сделал Фер?
Это и значит – обрести Талант?
Не хочу.
– Не хочу, – сказал я шепотом.
Я ждал темной широкой волны, которая собьет меня с ног – но Джотта молчал. Расколотое и уничтоженное, но все еще живое, сердце клана отказывалось отвечать.
Я ждал.
Маран молчал.
И тогда я набрал в грудь воздуха и закричал.
– Не нужен мне этот проклятый талант! НЕ НУЖЕН!
По катакомбам прокатилось эхо. Сотни голосов ответили мне:
А Маран смотрел на меня, и было в его глазах… сожаление? насмешка?
Понимание.
Глава 4. КИТАР
– Рино, посмотри! Какой ужас! Он весь в змеях! – женский голос спицей вонзился в уши.
– Это ритуальные рисунки южных варваров, – пояснил другой голос, мужской и низкий. – Они делаются особой краской на коже, и стереть их никак невозможно. Никак! И потом, дорогая, это не змеи. Больше похоже на паутину.
Я с трудом разлепил один глаз (другой заплыл слишком сильно) и посмотрел на говоривших.
Это была благообразная парочка: суховатая девица и держащий её под руку усач со шпагой. Женщина – наверняка дочь какого-нибудь провинциального дворянина, который уже отчаялся выдать «деточку» замуж. Оно и понятно, при её внешности – одна надежда на приданое. Судя же по тому, как женщина одета, о богатом приданом можно забыть. Простые горожанки иной раз щеголяют в более роскошных нарядах.
Мужчина – из той же «оперы», только его дела идут, кажется, еще хуже. Камзол ветхий, кружева оборваны, плюмаж на шляпе – одно название. Даже непременный знак благородного происхождения – золотая цепь, кажется какой-то жидкой. Этот ободранный кот, из всех достоинств которого усы наиболее примечательны, уже не помышляет о выгодной женитьбе. Каждый день кусок хлеба и стакан вина – ему вполне достаточно.
В общем, понятно. Китар, провинция, глухомань.
Все эти детали было не так-то легко разглядеть одним глазом, к тому же из сточной канавы, куда меня сбросили сволочи из борделя, но до того, как стать Пауком, я был кем-то еще… кем-то, кто хорошо умел оценивать свои жертвы.
Жертвы?
Я был гол, ранен, у меня не было ни оружия, ни денег. Зато у воркующей парочки кое-что имелось. И я не испытал ни малейшего смущения при мысли о том, что это можно отнять. Уже стемнело, вокруг – ни души. Очень удобно. Проблема заключалась лишь в том, что справиться со мной было легче, чем с ребенком.
– О, Рино! Он жив! он смотрит на нас? Пойдем, пойдем отсюда скорее! Сейчас этот варвар начнет молить о помощи. Ты же знаешь, мое бедное сердце этого не выдержит!
– Не волнуйся, дорогая, его так отделали, что…
Я попытался встать. Тело отчаянно протестовало, мышцы стонали, нутро горело, но я стиснул зубы. Я встану. Пауки удивительно живучи.
На левой руке два пальца были сломаны, но именно ею я взялся за кстати подвернувшийся камень. Правая ведь вообще не слушалась.
– Видишь, как он смотрит? У него недобрый взгляд, Рино! – женщина потянула кавалера за собой.
Тот нарочно уперся.
– Сдается мне, варвар получил недостаточно полный урок хороших манер. Но это всегда можно исправить.
Дворянин театральным жестом потянул шпагу из ножен… даже оружие у него было никудышное…
Камень ударил усача точно в лоб, прервав движение в тот момент, когда клинок покинул ножны наполовину. Кавалер округлил глаза, потом губы, словно собираясь протянуть удивленное: «о-о-о?», затем повалился, едва не утянув с собой даму. Женщина закричала и бросилась прочь, путаясь в юбках. Второго камня у меня не было, а жаль. Сейчас эта горластая дворяночка поднимет на ноги всю городскую стражу!
Я кое-как вылез из канавы, подобрался к своей жертве. На лбу у бедолаги – огромный кровоподтек, но жилка на шее бьется. Это хорошо. Не люблю убивать, пока меня не вынудят.
Раздевать бесчувственное тело искалеченной рукой, к тому же левой – самое трудное дело, какое только можно себе представить. И все же я справился. Правда, за это время меня раз пятнадцать должна была повязать городская стража.
На мое счастье, Китар – маленький провинциальный город, с десятком вечно пьяных стражников на всю округу. Если бы не Свинцовая тропа, по которой монотонно тянут поезда исполинские големы, Китар, скорее всего, остался бы обычной деревней. А так – город: станция, бордель, две церкви. Все как положено.
Церковь! Одна эта мысль придала мне сил.
Собрав волю в кулак, я пошел. Черная церковь находится рядом со станцией. Главное дойти, не свалиться где-нибудь. Если бы не Тотем, взявший на себя часть боли и надежно закрепивший сломанные кости, я, скорее всего, умер бы по дороге. Но Тотем помогал, и я брел, тащился, плелся, едва сдерживая стоны. При каждом шаге невидимые иззубренные лезвия проворачивались у меня в животе. Каждый вдох пронзал легкие железной «кошкой». Должно быть, именно так чувствуют себя грешники в аду, когда их перетаскивают из котла в котел на раскаленных крючьях.
Не пройдя и половины пути, я истратил весь запас ругательств и проклятий, известных… кому же известных? Кем был тот, кто стал Пауком?
Неважно. Это уже давно неважно.
Наверное, висельник бредет к эшафоту быстрее, чем брел я. И все же цель приближалась.
До Черной церкви я добрался в полуобморочном состоянии. К этому времени дворянка должна была поставить на уши всю городскую стражу, но, видно, на мое счастье, сегодня стражи были не просто пьяны, а пьяны просто удивительно. Иначе что им стоило прочесать город и схватить едва ковыляющего, перемазанного кровью «варвара» в лопнувшем на спине камзоле?
Впрочем, повезло мне не только со стражей. Чистым везением было и то, что громилы из борделя отволокли меня достаточно далеко, чтобы паучьи инстинкты оставили шлюху. В противном случае она нашла бы меня и разорвала бы мое горло.
А может, инстинкт и не оставил «паучиху». Может быть, её просто побоялись развязать. В любом случае мне повезло – очнулся раньше, чем они на это решились.
Черная церковь нависла над улицей огромным уродливым пауком. Подойдя ближе, я почувствовал наше родство, и на какое-то мгновение мне стало легче.
