Когда-то Ришье часами простаивал здесь.
Рассвет на морском берегу в неведомой стране. Рассвет, словно нарисованный на дощечке вишневого дерева и покрытый лаком… Не очень ш-ш-ш и хотелось, говорили волны. В другой ш-ш-ш раз. Сухое дерево у кромки прибоя…
Никто ведь так и не решился шагнуть в этот портал? – подумала Лота.
«По крайней мере, никто не вернулся оттуда, чтобы рассказать».
– Как же ты себя ненавидишь, – сказала Лота.
– Я? – Красавчик удивился. Свет фонаря падал ему на лицо. – О нет, миледи… Ошибаетесь. Я вполне научился себя терпеть.
Выглядел вампир неважно. Вместо обычной бледности – болезненная желтизна. Правая рука забинтована до локтя и подвешена на перевязи. На белых бинтах – темные пятна. Раны от серебра так просто не затягиваются.
Лота помолчала. Огляделась – вокруг тьма. Опять тьма. Жизнь в Логове кого угодно приучит к пещерному существованию.
«Только не меня, будь хаос милостив. Боже, как я устала».
Она перевела взгляд на Красавчика. Даже смотреть на него было больно.
– Зачем ты это сделал?
Красавчик поднял брови.
– Что именно, миледи?
– Я говорю про Жана.
– Ах да, конечно, – сказал он с горькой издевкой, – убийство разрешенного вампира считается преступлением. Я совсем забыл.
Лота вскипела.
– Не делай вид, что не понимаешь!
– Я понимаю, миледи.
Они не виделись четыре дня. За это время Лота успела десять раз вспомнить и хорошее, и плохое. «Выкинь его из головы, девочка!» Но я должна разобраться… «Должна?»
– Тогда почему?
Красавчик пожал плечами. Камень-Сердце! Как можно быть одновременно таким притягательным и таким отталкивающим?
– Вам надо быть осторожнее, – сказал вампир медленно. Он сделал шаг и посмотрел Лоте в глаза – в упор, близко-близко. Зрачки его мерцали…
Это было странно. И завораживающе.
– Что… что ты имеешь в виду?
Внезапно взгляд Красавчика изменился. Стал холодным и пустым, как у голема.
– Что случи…
– У меня хороший слух, миледи, – перебил её вампир. Лота растерялась. Словно открыла дверь в теплый летний день, а оттуда хлестнул ледяной ветер с дождем. – Сейчас я слышу, что ваше сердце бьется чаще, грудь вздымается, и кровь шумит в висках. Возможно, я груб и бестактен… но миледи чувствует желание?
У Лоты от возмущения задрожало внутри. Даже в раненом плече отдалось. Так бы и треснула этому… глупому, насмешливому… идиотскому идиоту! «Миледи чувствует желание?» Да уж, конечно. Миледи чувствует бешенство!
– Ты – проклятый гнилушка!
На мгновение Красавчик замер. Потом поклонился.
– Такая прямота делает вам честь. Высказывание вполне в духе лорда Элжерона.
«Ах ты!»
– Вернее, лорда Марана, – сказали за спиной Лоты. – Половинчик, ты совсем вскружил голову моей племяннице! Лота, милая, не правда ли, Половинчик на редкость обаятелен? Даже я заслушался.
Голос был знакомый.
– Маран?
– Можешь звать меня «дядей», девочка. Не люблю я эти церемонии.
Древоточец шагнул из темноты – огромный, как башня; ухмыльнулся. Получается, Маран хаос знает сколько времени стоял рядом, а она не замечала! С её паршивым ночным зрением – не удивительно. Но – Красавчик?… Предатель! Лота повернулась к дворецкому:
– Ты знал?
– Конечно. Я же вампир.
Древоточец расхохотался:
– Не правда ли, редкостный мерзавец? Мне повезло, что я нашел его первым. Такой талант не должен пропадать в безвестности…
Элжерон занял место во главе стола, рядом встал Корт, сложив руки на груди. Лорд Молния, как его называют в Уре, небольшого роста и не слишком умен, но зато выполнит любой приказ дяди и умрет, если потребуется. Смешной Малиган. Можно подумать, Талант Корта – верность. Уж на что бесполезная вещь. Скорость гораздо лучше. Даже из такого, казалось бы, невыгодного положения Молния достанет пистолеты раньше, чем Лота успеет моргнуть. Раньше, чем кто-либо в зале шевельнется. Раньше, чем…
Не самый бесполезный Талант.
Корт убил Свена Куотеррана, Мартина по прозвищу Два Отца и Бренна Слотера. Каждый из них стоил десяти.
Неплохо для Малигана, родившегося уже после завершения Войны кланов.
Лота поприветствовала его улыбкой. Корт кивнул. Скосил глаза на Элжерона и снова посмотрел на нее. Подмигнул. Выше нос, поняла Лота.
Элжерон молча отодвинул карту. Был дядя в простом синем камзоле без отделки. Правый рукав темнее, чем левый. Лота отвела взгляд. Дядя не любил, когда на его изуродованную конечность обращали внимание.
– Лота, – сказал Мокрая Рука.
– Дядя?
– Пожалуйста, называй меня Элжерон.
В воздухе явственно чувствовался запах моря. Не очень хороший признак. Когда дядя собирался воспользоваться своими ментальными способностями, он не надевал впитывающую повязку. Она ему мешала.
Каждый из детей Древней крови обладает Талантом. Маран – повелитель марионеток. Любых, хоть сколько-нибудь напоминающих человека… Еще Маран может управлять големом, независимо от того, кто его хозяин. И даже не одним, а несколькими сразу. После «ухода» Марана из «куклы» там остаются следы – червоточины, словно поработали термиты. Поэтому Древоточец. По слухам, человеком Маран тоже может повелевать. Правда, Лота считала это всего лишь болтовней. Удел Древоточца – неживое, неодушевленное. Безмысленное.
Элжерон – другое дело. Талант Мокрой Руки опасен для тех, кто обладает разумом.
– Хорошо, дя… Элжерон.
Маран за её спиной шумно прочистил горло.
Лота оглянулась. Гигант прислонился к стене, сложив руки на груди. На девушку он демонстративно не смотрел. Лицо Марана, в оспинах, с мощной челюстью, казалось свирепым, но спокойным. Такой задумчивый людоед.
– Маран, – позвал Мокрая Рука. – Иди и сядь. Мне надоело, что ты торчишь, как столб. У нас, между прочим, серьезный разговор.
Древоточец хмыкнул, но с места не сдвинулся.
– Я не шучу, Маран.
– Ладно, – Древоточец оторвался от стены и прошествовал мимо Лоты. Ее обдало запахом теплого дерева, горячей пыли и чего-то неуловимого, свойственного только Марану. Какие-то пряности?
Помнится, в детстве Лота обожала Древоточца – как, впрочем, почти все дети клана. Смеялась над
