— Эллон, Эллон… Ты его знаешь, Орлан?

— Эллона предложил я, — с гордостью объявил Орлан. — В Персее нет другого демиурга, который бы равнялся Эллону в даровании конструктора.

Я заметил, что Граций невесело покачал головой.

— Остается последнее, — продолжал я. — В качестве кого Большой Совет предлагает мне участвовать в экспедиции? Говоря древними терминами, какова моя должность?

— Вы будете душой и совестью экспедиции, Эли, — сказал Олег.

— Плохо организована та экспедиция, где душа и совесть ее отделены от остальных членов экспедиции.

Я говорил серьезно, но моя отповедь вызвала смех. Ромеро примирительно сказал:

— Раз уж вы применили термины, определяющие так называемую должность, то назовем вашу функцию научным руководством — было некогда и такое понятие, дорогой адмирал.

— Сами вы участвуете в походе, Павел?

— Думаю, Большой Совет разрешит мне отбыть с Земли.

После совещания я подсел к Грацию.

— Когда Орлан расхваливал Эллона, ты вздохнул, Граций. Ты не согласен с оценкой Орлана?

Граций засиял доброжелательной улыбкой. Галакты так любят улыбаться, что по любому поводу дарят радостным выражением лица.

— Нет, Эли, мой друг демиург Орлан совершенно точно охарактеризовал Эллона как инженерного гения. Но видишь ли, Эли… — Он запнулся, хотя и удержал на лице улыбку. — В организме у Эллона степень искусственности много, много выше, чем у остальных демиургов; боюсь, что и мозг его содержит искусственные элементы, хотя Орлан и отрицает это.

Я тоже улыбнулся, но по-человечески. Нелюбовь галактов к искусственным органам казалась мне чудачеством. Я пропустил объяснение Грация мимо ушей. Все люди совершают ошибки, я ошибался тоже. И многие мои ошибки, такие невинные на поверхностный взгляд, были роковыми в точном значении слова!

4

Как странно изменился Андре! Ольга предупреждала, что я его не узнаю, — я посмеивался. Не могло быть, чтобы я не узнал самого лучшего друга! И я, конечно, сразу узнал Андре, когда «Орион» повис над причальной площадкой Третьей планеты и Андре ворвался в распахнутые ворота корабля. Но я был потрясен. Я оставил Андре измученным, еще не оправившимся от безумия, но живым, даже энергичным человеком средних лет. Сейчас же меня обнял старик — суетливый, нервный, беловолосый, морщинистый, преждевременно одряхлевший…

— Да, да, Эли! — со смешком сказал Андре, он уловил произведенное им впечатление. — В непосредственном соседстве с бессмертными галактами мы почему-то особенно быстро стареем. Виной, вероятно, чертова гравитация на этой планетке, закручивания и раскручивания пространства тоже не способствуют биологической гармонии. Помнишь Бродягу? Тот мощный мозг, который ты почему-то захотел воплотить в огромное тело игривого дракона?

— Надеюсь, он жив?

— Жив, жив! Но за драконицами давно не гоняется. Впрочем, мыслительные способности у него в порядке.

Мы высадились на планету. Я не описываю рейс «Ориона» в Персей. Для последующих событий это значения не имеет. Не буду описывать и все встречи, они интересны лишь для меня с Мери. Я остановлюсь только на впечатлении от нынешнего пейзажа Третьей планеты.

Мы летели с Мери в обычной авиетке. В нашу память навечно врезался страшный облик грозной космической крепости разрушителей — голая свинцовая поверхность с золотыми валунами. Теперь не было ни свинца, ни золота — всюду синели леса, поблескивали озера.

— Я хочу здесь опуститься. — Мери показала на стоявший отдельно холмик, вершина его была свободна от напиравших снизу кустов.

Мы вышли и впервые почувствовали, что находимся на прежней планете. Гравитационные экраны авиетки предохраняли от страшного притяжения, в районе Станции оно вообще не превосходило земное, а здесь нас буквально прижало к грунту. Я не мог выпрямиться, в голове шумело, я сделал шаг, другой и пошатнулся.

— Сейчас я не сумел бы совершить тот поход к Станции, — сказал я, силясь усмехнуться.

— Ты узнаешь это место, Эли?

— Нет.

— У подножья этого холма умер наш сын…

Прошлое прояснилось в моей памяти. Я с опаской поглядел на Мери. Она улыбнулась. Меня поразила ее улыбка — столько в ней было спокойной радости. Я осторожно сказал:

— Да, то место… Но не лучше ли нам уйти отсюда?

Она обвела рукой окрестности.

— Я так часто видела в мечтах этот золотой холм и мертвую пустыню вокруг! И всегда вспоминала, как страстно желал Астр, чтобы металлические ландшафты забурлили жизнью. Помнишь, как он назвал тебя жизнетворцем? На никелевой планете это было легко, там невысокая гравитация. Но и здесь удалось привить металлу жизнь. Здесь насадили растения, выведенные для мест с повышенным тяготением.

— Созданием которых вы занимались в институте астроботаники?

— Которыми занималась я одна, Эли! Это мой памятник нашему сыну. Теперь возвратимся на Станцию.

Два других события, которые я упомяну, непосредственно связаны с экспедицией. Среди встречавших не было Бродяги. Лусин, чуть ступив на грунт, побежал к дракону. В какой-то степени Лусин — создатель этого диковинного существа и гордится им больше, чем другими своими творениями. Бродяга хворал. Лусин с горечью сообщил, что дракон излишне человечен, хотя и вмещен в нечеловеческую форму, не только бессмертия, но и солидного долголетия ему, как и людям, привить не удается.

— Хочет видеть. Очень. Тебя, — высказался в своей обычной отрывистой манере Лусин, и на следующее утро мы направились к дракону.

Внешне Бродяга почти не изменился. Летающие драконы не худеют и не толстеют, не выцветают, не седеют, не рыхлеют. Бродяга был таким же, каким я видел его при расставании, — оранжево-сизый, с мощными лапами, с огромными крыльями. Но он уже не летал. Завидев нас, он выполз из своей норы и заскользил навстречу. Волноподобные складки с прежней быстротой перемещались по спине и бокам, массивное туловище извивалось с прежним изяществом, длинный, бронированный прочной чешуей хвост приветственно взметнулся трубой, крылья с грохотом рассекали воздух. Но все эти такие знакомые движения уже не могли поднять Бродягу над грунтом. И огня от него исходило поменьше: багровое пламя было пониже, а синий дым — пожиже. Я не иронизирую, я говорю это с грустью.

— Привет пришедшему! — услышал я так давно не слышанный хрипловатый, шепелявый голос. — Рад видеть тебя, адмирал! Садись мне на спину, Эли.

Я присел на лапу и ударил ногой по бронированному боку.

— Ты еще крепок, Бродяга! Хотя, наверно, молодых драконов не обгонишь.

— Отлетался, отбегался, отволочился — все определения моего бытия начинаются на «от», — безжалостно установил он и вывернул ко мне чудовищную шею, выпуклые зеленовато-желтые глаза глядели умно и печально. — Не жалуюсь, Эли. Я пожил всласть. Все радости, какие могло доставить существование в живом теле, я испробовал. Будь уверен, я не потеряю спокойствия, когда придет час прощаться с жизнью.

Продолжать разговор в таком унылом ключе я не хотел. Я весело запрыгал на твердой лапе дракона.

— На Земле разработаны новые методы стимулирования организма. Мы испробуем их на тебе, и ты

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату