мне оставалось совсем чуть-чуть, чтобы добраться до сосны и сорвать ягоды, потому что ветви опускались довольно низко. Но, как обычно это бывает во снах, я так и не сумела достичь своей цели.
4
В эти дни я ощутила прилив энергии. Мне хотелось доказать, прежде всего самой себе, что я достойна Артура. Какими бы мотивами он ни руководствовался, возобновляя со мной отношения, он должен понять, что я ему необходима. А что делает нас привлекательными в глазах других? Правильно – уверенность в себе, сознание, что ты неотразима, неповторима, восхитительна!
Прежде всего я решила отказаться от строгого брючного костюма. Да здравствует короткое женственное платьице – с моей фигурой и ножками я могу позволить любые модные вещички. Тем более что и в моем шкафу они имелись, только надевались редко.
По восхищенным взглядам студентов я поняла, что мои старания не прошли незамеченными. Но не ради студентов я провела утром час перед зеркалом. Я примеряла на себя роль успешной, уверенной в себе женщины и готовилась к решительной схватке с доцентом Луниным, присвоившим мои труды. Даже Галя мне сказала, что я выгляжу сегодня как грациозная пантера, готовящаяся к прыжку.
Задержавшись на кафедре, я проверяла студенческие работы, когда в комнату вошел Лунин. Я вскинула голову и потребовала у него принять меня для серьезного разговора. В глазах шефа промелькнул легкий испуг: решительность подчиненных способна насторожить начальника. Он жестом пригласил меня в кабинет.
Сидя боком у его стола, я разглядывала его профиль: бородку клинышком, скошенный лоб, брови без растительности, мясистые губы. Водя взглядом по его лицу, я принципиально молчала. Иногда лучше выждать и не начинать разговор самому.
– Так что привело вас в мой кабинет, Дарья Гелиевна? Вас не устраивает расписание или неудобная аудитория? – спросил доцент, нервно постукивая карандашом по столу.
– Леонид Александрович, я хочу вас предупредить, что, если вы сами не исключите из диссертации мой материал, я подам заявление в научный совет университета и попрошу рассмотреть свой иск по поводу вашего плагиата.
Бородка доцента дернулась, лицо резко повернулось в мою сторону. Маленькие круглые глазки смотрели на меня угрожающе.
– Вы отдаете себе отчет в ваших обвинениях, Дарья Гелиевна? Ваши фантазии завели вас слишком далеко!
– Это – не фантазии. Это правда, и я буду за нее бороться.
На этот раз замолчал Лунин. Потом, смягчив интонации, он проникновенным голосом сказал:
– Хорошо, Даша, это ваше право. Но я хотел бы попросить вас... перед тем как вы обратитесь в научный совет...
– Я готова к обсуждению.
Но шеф не спешил переходить к сути вопроса. Он опустил глаза, полез в карман за платком, чтобы вытереть неожиданно взмокший лоб. Сейчас он стал похож на студента, вымогающего у меня повышенный балл, и я поняла, что сила на моей стороне. Убрав платок, Лунин пожаловался:
– Извините, Дарья Гелиевна, у меня давление скачет, сосуды ни к черту.
Ага, взывает к сочувствию! Нет, почтенный, ты меня не разжалобишь. Когда присвоил мои труды и смешал автора с грязью, сосуды не помешали!
Я набрала в легкие побольше воздуха и четко проговорила:
– Я приняла решение, Леонид Александрович, и пойду до конца.
– Но вы не выслушали, о чем я хотел вас попросить! Уделите мне часик-другой. Сейчас у меня лекция, а вечерком дождитесь меня, пожалуйста, на кафедре. Обсудим нашу ситуацию. Думаю, мы сумеем договориться...
– Вряд ли. И сегодня вечером я занята, Леонид Александрович. – Я слегка растерялась от его предложения, к тому же вечером я обещала заехать к Артуру. Он уезжал ночным поездом.
Леонид Александрович усмехнулся, снова почувствовав себя хозяином положения:
– Сразу в кусты, уважаемая Дарья Гелиевна?! Потому что сами понимаете, что позиции ваши очень шатки. Кроме домыслов о моем якобы плагиате, у вас ничего. Доказательств никаких.
В то время как речь Лунина становилась все пафоснее, мои мысли метались между служебной коллизией и личными обстоятельствами. Согласись я на вечерний разговор с Луниным, превращусь в выжатый лимон. Да и времени до отъезда Артура останется совсем мало.
– Видите ли, Леонид Александрович, у меня на сегодняшний вечер другие планы. Предлагаю перенести наш разговор на завтра.
– Я не в кино вас приглашаю, коллега. Вы подняли вопрос, и я пошел вам навстречу. Поскольку вы уклоняетесь от конструктивного обсуждения, больше нам говорить не о чем. Идите, Дарья Гелиевна. Пишите куда угодно, жалуйтесь! Ваше право. Но вряд ли этим вы упрочните свою научную репутацию. Боюсь, что и с прохождением конкурса на должность у вас могут возникнуть проблемы. Научная общественность не потерпит в своих рядах таких вздорных дамочек, как вы!
Леонид Александрович сгреб бумаги, лежащие перед ним, в ящик стола и встал, давая понять, что разговор окончен.
И я пошла напопятную: согласилась продолжить беседу с шефом сегодня вечером. Иначе мои обвинения и впрямь превращались в пустопорожнюю болтовню. Я не имела права уходить от острого разговора.
Вскоре прозвенел звонок, и каждый из нас поспешил к своим студентам.
В перерыв я позвонила Артуру по мобильному и сообщила, что приеду к нему не ранним вечером, а несколько позже. Артур только вздохнул. Какая деликатность, а мог бы послать меня к чертовой матери.
Вечером, когда учебный день закончился и университет обезлюдел, мы вновь встретились с шефом на нашей кафедре. Наш разговор затянулся, и прервать его не было возможности. Я сварила две чашечки кофе: себе и шефу, и мы расположились у журнального столика в углу комнаты – за «круглым столом», как называли это место коллеги.
Беседа началась на дружественной ноте. Лунин, блистая эрудицией, сыпал именами швейцарских психоаналитиков, ссылался на отечественные авторитеты. Я кивала, лишь изредка дополняя его тезисы. Все, о чем распинался шеф, можно было прочитать в известных учебниках.
Но я повернула разговор в предметное русло. Выложила на стол свои статьи, откуда были выдраны большие куски, – я обвела их карандашом, еще готовясь к беседе с доцентом.
Он завелся, стал метаться по кабинету, выкрикивая, что в работах всех ученых можно найти пересечения. Открыл сейф и достал из него бутылку водки, откуда-то извлек и стопки. Наполнив их, шутливо заметил:
– Остудим наши головы?
Я отказалась. Шеф залпом опрокинул свою стопку – резко вздернулся клинышек его бородки, как бы отметая прочь все сомнения. Налил себе еще. Подошел ко мне совсем близко и склонился над креслом, над моей головой. Понизив голос, зловещим шепотом произнес:
– Вы еще слишком молоды, Дарья Гелиевна, и не знаете, что такая прямолинейность бывает наказуема. Предлагаю вам разумный компромисс. Вы снимаете свои обвинения, а я, сразу после защиты своей докторской, забью в план вашу кандидатскую. Обещаю всяческое содействие. Ведь, насколько я понимаю, ваш научный руководитель, профессор Аношин, сейчас не в силах подталкивать и продвигать вас?
Лунин положил руку на мое плечо – я съежилась, вобрав голову в туловище. Но его потные пальцы уже коснулись моей обнаженной шеи, поскольку в последнее время я приподымала волосы к затылку, закрепляя их заколкой-крабом. Сейчас крабом казались его пальцы, еще чуть-чуть – и он задушит меня. Но доцент резко сбросил руку и отошел к окну. Я последовала за ним взглядом. За окном уже была кромешная темень. Мы не смогли прийти к согласию, и разговаривать далее не имело смысла.
Я твердо заявила, что не соглашусь ни на какую сделку, и пошла одеваться. Пока я застегивала шубку, Лунин стоял, покачиваясь с пяток на носки, и задумчиво приговаривал: «так-так-так». На мое вынужденно- вежливое «до свидания» растекся туманным предупреждением:
– Вы привлекательная молодая женщина, Дарья Гелиевна. До сей поры судьба благоприятствовала
