бородатые, лысые, взлохмаченные, они болели за меня, посылая неслышимые подсказки прямо мне в мозг. А самым страстным болельщиком был мой руководитель, профессор Аношин, единственный в группе поддержки психолог во плоти.
После моего доклада выступали рецензенты и оппоненты. Я отстреливалась от вопросов, как от мячиков в пинг-понге. Не знаю, как это мне удавалось. Но один вопрос доцента с соседней кафедры чуть не пробил брешь в моей бронированной защите:
– Уважаемая Дарья Гелиевна, вы тут произнесли слова «психологический вампиризм», ссылаясь на понятия, введенные итальянцем Манегетти. Эта западная лексика, засоряющая научный лексикон, не слишком уместна на нашей почве. Я категорически возражаю против таких шарлатанских выражений!
Я сжала лазерную указку в пальцах так, что они побелели. Как у меня могли выскочить эти слова? Я использовала их на лекциях, чтобы студентам было понятнее, но так опозориться здесь, перед коллегами! Непринужденно улыбнувшись зануде, я перешла на язык классической психологии, употребив термины «навязчивые состояния» и «обсессивный характер». Суть выводов от этого не менялась: индивиды, переживающие фрустрацию, создают проблемы близким. Так одинокая мать порой душит взрослых детей болезненной любовью, не отпуская их от себя. Так мужчины, потерпевшие неудачу в карьере, донимают спутниц жизни нытьем и необоснованными обвинениями.
Еще раз подчеркнув особенность своей методики работы с фрустрированными клиентами, я положила указку на стол и выключила компьютер. Проекционный экран за моей спиной погас.
Вопросы закончились. Бесконечно долго, как мне казалось, тянулось голосование, ожидание результатов. Сейчас объявят... Почти единогласно! Лишь один «черный» шар. Уверена, что его подбросил зануда-доцент, но мне это уже не повредит. После утверждения защиты ВАКом мне будет присвоена ученая степень.
Коллеги один за другим подходили ко мне с цветами, поздравляли. Последним приблизился Витя и, увидев, что мне не хватает рук, чтобы держать букеты, переложил цветы на стол. Потом, не стесняясь присутствующих, наградил поцелуем. А затем мы всей толпой – и сотрудники кафедры, и мои болельщики – двинулись в университетское кафе, по случаю торжества превращенное в банкетный зал.
Прошло несколько дней. Я слегка отошла от стресса, связанного с защитой, впереди меня ждали новые, приятные хлопоты. После некоторых раздумий я согласилась подать с Витей зявление в ЗАГС – более заботливого и нежного мужчины нет на свете. Мы начали готовиться к свадьбе.
Составляя список гостей, немного поспорили. Слишком много у Вити было друзей-писателей и в Москве, и в Питере. Договорились, что для собратьев по перу он устроит мальчишник. И все же мужская часть гостей перевешивала, на церемонии получится явная нехватка девушек. Я вдруг обнаружила, что обеднела подругами. В свидетельницы я пригласила Галю, могла позвать знакомых из университета, но вопрос с Люсьеной повис в воздухе. Во-первых, поскольку наша дружба с ней перешла в прохладное приятельство, я так и не удосужилась рассказать ей запутанную историю Вити-Артура. А теперь, затянув признание, трудно было найти подходящий момент для откровений. Правда, однажды я собралась записаться к Люсьене на массаж, но в салоне сообщили, что она уволилась. Позвонила раз-другой ей на мобильник и на домашний телефон, но ответа не было. Решила, что Люсьена сама позвонит, когда вспомнит. А потом, закрутившись с диссертацией, вовсе забыла о подруге.
Я предположила причину ее исчезновения:
– Наверно, Люсьена нашла нового мужа и переехала к нему, с нее станется. А родственники ее, видать, на даче.
– Продолжаешь злиться, что она у тебя бой-френда увела? – Глаза Вити зло сощурились.
Неужели он ревнует меня к своему предшественнику? Ну и пусть: ревнует, значит, любит!
– Что за глупости ты говоришь, Витек! Я давно простила Люсьену. Мы оба с тобой должны быть ей благодарны: ее коварство соединило нас. Позвоню-ка ей еще раз на домашний!
В квартире сняла трубку ее мать. Сказала, что удачно, что мы ее застали, она всего на день приехала в город. Получит пенсию и назад, на дачу. Что они действительно живут там всей семьей с начала лета, потому что Люсьену уволили с работы.
– Неужели трудно новую найти с ее-то специальностью – массажистки везде требуются! Или Кир вернулся к ней и теперь ее содержит?
– Кир? Этот буржуй? Да он так перетрусил и деру дал! Только пятки сверкали!
– Чего он испугался? – удивилась я странному факту.
– Так ты, Даша, ни о чем не знаешь?
– Про что?
В трубке повисло молчание. Потом иным, каким-то усталым тоном женщина произнесла:
– Не мое дело вмешиваться в дочкины дела, да и не телефонный это разговор. Вот что, Даша, приезжай к нам на дачу, как сможешь. Люся, думаю, тебе обрадуется.
Озадаченная ее невнятными намеками, пообещала приехать. И, вспомнив, зачем я, собственно, звоню, сообщила о своей свадьбе, пригласив на нее Люсьену. Поинтересовалась, не изменился ли у подруги номер мобильного и хорошо ли работает сотовая сеть в их поселке. Мать ответила, что она сама мобильные телефоны не признает и ничего сказать по этому поводу не может.
Откровенно говоря, меня мало взволновали проблемы подруги, с которой мы фактически рассорились. Понятное дело: потеряв одновременно Кира и работу в дорогом салоне, мается-кручинится без дела. Однако многие работающие женщины могут лишь мечтать о том, чтобы летом месячишко-другой побездельничать на природе, поваляться на пляже.
Пересказала разговор Вите:
– Доволен? Люсьена после увольнения живет на даче и упивается тоской покинутой женщины, потому что Кир ее тоже бросил. Он однажды жаловался, что она попкой перед всеми мужиками крутит. А мать ее жалеет, поит-кормит. Хорошо, что родительница еще крепкая и зарабатывает порядком. Кажется, она торгует собственной выпечкой.
– А я и сам бы укатил на «недельку в Комарово». Может, махнем куда, хотя на пару денечков?
– Сейчас никак не получится. Меня в приемную комиссию запрягли, раньше августа на свободу не вырвусь! А нынче с этим ЕГЭ заявлениями по самую макушку завалили. Даже по субботам работаю!
Наш мирный уже разговор прервал настойчивый телефонный звонок, каким обычно трезвонит межгород. Витя взял трубку:
– Привет, братишка! Вот как? Все же решил? Когда приезжаешь? Завтра! О’кей, твоя комната уже свободна.
Я смотрела на Витю, вслушиваясь в каждое слово. Бодрым голосом он сказал, что рад приезду Артура, хотя радости на его лице я не увидела. Напротив, лицо Вити так перекосилось, будто он съел пол-лимона. Закончив разговор с братом, Витя присел рядом на диван и разнылся:
– Вот и заканчивается, Долечка, наш медовый месяц. Честно признаюсь, я надеялся, что Артур откажется от переезда в Питер. Его затея работать на местном кладбище не слишком мне нравится.
– Все лучше, чем с бомжами якшаться, на улице с протянутой рукой стоять.
Надеюсь, присутствие Артура в квартире не будет для нас слишком обременительным.
Однако я понимала, что забот мне прибавится. Новый жилец, в отличие от Гали, и раз в неделю швабру в руки не возьмет. Но ситуация лучше, чем прежде. Женщине приятнее находиться в мужском обществе, чем терпеть присутствие потенциальной соперницы.
Сняв Витину руку со своего колена, я встала с дивана и направилась в приготовленную Артуру комнату. Я успела привести ее в порядок, вымыть и отпылесосить, оставалось лишь застелить свежую постель. Задержалась взглядом на полуторной кровати старого образца: гнутые никелированные спинки, железная панцирная сетка, брошенный поверх нее ватный матрац. Незастеленный, в голубую полоску матрац производил неприятное впечатление. Надо было накрыть его хотя бы пледом, поругала я себя.
Достала с полки шкафа постельное белье. Взмахнула простыней над кроватью, разгладила полотно руками, подворачивая его за края ватного матраца. И вдруг мои пальцы наткнулись на толстую тетрадку. Вытащила ее на свет божий. Красная коленкоровая обложка. Записи Варвары Владимировны? Повертела в руках, раскрыла, с любопытством погрузилась в чтение. И сразу без труда узнала Галин почерк: замысловатые петли букв почти стелились по листу. Дневник? Странно! В наше время если и ведут
