Малыш еще не ходил самостоятельно, только переступал ножками, держась за руку мамы или отца.
Елена любила малыша и сожалела, что видится с ним редко. В отличие от взрослых Павлик не замечал физических изъянов своей тети. Не отводил деликатно глаз, не жалел ее, не испытывал брезгливости. Сознание ребенка только просыпалось, и тетя Лена была для него частью природы и мира, частью себя самого. Шурик вынул малыша из коляски, стоящей в коридоре, и внес его в комнату к Елене. Посадил сына на диван и, оставив на попечение тетки, отправился в кабинет к Игорю. Там у них возобновился нескончаемый технический спор о новых разработках. Татьяна разглядывала в спальне новый ковер, приобретенный Вероникой.
Елена сняла с телевизора игрушечного рыжего львенка, подаренного ей Игорем еще в больнице, и помахала им перед Павликом. Малыш потянулся пухлыми ручками к хвостику львенка с веселой кисточкой на конце. Елена спрятала игрушку за спину, потом снова боднула ею ребенка. Малыш охотно вступил в игру. Он повизгивал и смеялся при каждом появлении игрушки перед его глазами.
Вслед за движением львенка Павлик слез с дивана и сделал несколько шагов, держась за него. Но вот диван закончился, а львенок уходил все дальше. Павлик нерешительно остановился.
– Ну, что же ты, топай дальше. – Елена отошла на пару шагов, продолжая покачивать хвостиком львенка.
– Топа, топа, – повторил Павлик и оторвал ручонки от дивана.
Малыш сделал несколько шагов по направлению к веселой игрушке и тут же упал на четвереньки.
Елена положила львенка на диван и, с трудом придерживая Павлика под мышки, слабыми своими руками вновь поставила его вертикально. Павлик встал, застыл на месте. Потом послышался звук льющейся на пол струйки. Спустя минуту Павлик с победным видом сделал шаг, другой и пошел, почти побежал, перебирая крепенькими ножками. Отвлекаться на мелкий конфуз не имело смысла. Елена едва успела открыть перед малышом дверь в коридор, чтобы выпустить богатыря на простор.
– Таня, Шурик, – позвала она, – встречайте самостоятельного человека. Павлик пошел!
Татьяна и Шурик выскочили в коридор, позади них стояли Игорь и Вероника. Татьяна подхватила сына на руки, целуя и обнимая его. Ей было немного обидно, что первые самостоятельные шаги сын сделал в ее отсутствие. Елена добросовестно пересказала, как увлекла ребенка игрушкой. Почувствовав, что ребенок мокрый, Татьяна быстро переодела ему штанишки. Она, как медик старого закала, не признавала памперсов, считая их для мальчика вредными. Потом с малышом на руках вошла в комнату Елены, и, едва поставила Павлика на пол, ребенок шаткой походкой засеменил прямо к картине, стоящей на полу против входа. Он остановился перед «Нулевым меридианом» и захныкал. Татьяна вновь подняла его на руки, успокоила и, обращаясь к подруге, заметила:
– Мне кажется, твои картины звучат. Видишь, и ребенок это чувствует.
Елена ощутила себя виноватой, что ее творение вызвало слезы у ребенка.
– Да, в этой картине много черного цвета, вот Павлик и испугался, – сказала она в свое оправдание.
– Цвет и звук имеют соответствие в частоте, – подхватил вошедший в комнату Шурик. – Кроме того, есть частоты, которые человек не слышит. Например, инфразвук. На нем «разговаривают» рыбы.
Видимо, у ребенка диапазон воспринимаемых частот шире, чем у взрослого.
Татьяна еще раз взглянула на картину и прислушалась к себе. Потом остановила свое внимание на светлом пейзаже.
– Да, в твоих картинах есть музыка, а может быть, целебная сила, – с убежденностью произнесла она. – Знаешь что? В проспекте выставки нужно указать, что картины имеют целебное воздействие.
– Воздействие, вызывающее слезы? – грустно улыбнулась Елена.
Но тут включился в разговор Игорь:
– Трюк с целебным воздействием – замечателен.
Наша Леночка как художник еще не известна широкому зрителю. И для привлечения зрителей все средства хороши.
– Ты, Игорь, рационалист. Из всего стараешься извлечь пользу, но пользу поверхностную, – заметила Вероника, до сих пор молчаливо наблюдавшая спор о звуках и красках. – Но Таня права по сути. Тибетские целители давно используют цвет в лечебных целях. Картина может оказывать воздействие не только на наше сознание, но и на подсознание. И воздействует в первую очередь цветом, а не сюжетом.
– Что, любая картина? – недоверчиво хмыкнул Игорь.
– Пожалуй, почти любая. Но Ленины картины в особенности. Я всегда чувствую, что они меня куда-то влекут, о чем-то предостерегают. Правда, расшифровать их предостережение непросто. От этого я всегда ощущаю беспокойство, глядя на них.
– Вот так целебные картины, – вновь отозвалась Елена. – Одних заставляют плакать, у других вызывают беспокойство.
– Ладно, дамы и господа, – прервал затянувшуюся дискуссию Игорь, – назовем наш вернисаж выставкой эзотерических картин. Замечательно, что и тибетцы высказались на этот счет – хорошая реклама для картин.
Когда гости ушли, Елена ощутила усталость.
Нарастающая суета вокруг выставки раздражала ее.
Но пути к отступлению уже не было. Ей надо понять, кто она: мастер или любитель? А для этого необходимо предъявить свои работы непредвзятому взгляду посторонних зрителей. Она еще раз обошла «звучащие», по определению Татьяны, картины. Села в кресло напротив «Нулевого меридиана» – самой спорной своей работы. Высокая спинка кресла удобно поддерживала ее откинутую назад голову. Елена смотрела на свою картину, устало прикрыв веки. Почувствовала, что ее раздражает яркий свет люстры. Она дернула за шнур, и люстра погасла. Теперь комната освещалась лишь светом уличного фонаря, висящего на проводах против окна. В его тусклом свете все полутона и тени на картине слились в одно серое пятно. Освещенное пятно двигалось вместе с фонарем – ветер качал его из стороны в сторону. На защитном стекле, вставленном в раму, играли неясные блики.
Елена все пристальнее вглядывалась в это пятно, в свою картину. Абстрактная композиция неожиданно сложилась в реальное изображение. Это было высокое трюмо, совсем такое, как в комнате ее детства. Вдруг она заметила, что в полутьме зеркального пространства кто-то отражается. Кто-то живой и подвижный! Елена замерла от страха, приоткрыв рот. Потом скосила, глаза в сторону балкона. Тот, чья фигура отразилась в темном стекле, мог находиться только там!
Дверь балкона бесшумно приоткрылась, и фигура в темном плаще, в накинутом на голову капюшоне проскользнула в комнату. Елена хотела закричать, но спазм сжал ей горло. Она медленно сползла с кресла и спряталась за его спинку. Фигура медленно обошла комнату, она казалась бесплотной, как тень. В какой-то момент Елене показалось, что под плащом скрывается женщина: на миг распахнутые полы бесформенного одеяния приоткрыли изящные, отливающие серебром туфельки. Тень пристально всматривалась в картины.
Что она искала и что могла разглядеть в этой кромешной тьме, разбавленной лишь призрачным светом уличного фонаря? Елена скукожилась и втиснулась под сиденье кресла. Здесь она почувствовала себя в безопасности, и возможность мыслить вернулась к ней.
Если она не может закричать и позвать на помощь, надо постараться выбраться из комнаты. Елена поползла на четвереньках к дивану. Под диваном было совсем узкое пространство, и Елена стала задыхаться.
В этот момент зловещая фигура остановилась, и Елена снова увидела серебристую туфельку, прямо на уровне своих глаз. Она узнала ее: точно такие же туфли были на ней во время школьного выпускного бала.
И вдруг почувствовала облегчение. Женщина в таких туфлях не может причинить ей ничего плохого. Елена осмелела и вылезла из-под дивана. Фигура в капюшоне испуганно отпрянула назад, к балконной двери.
Потом незнакомка наклонилась, сняла с ноги туфельку и метнула ее в картину «Нулевой меридиан». Стекло рамы рассыпалось на мелкие осколки, а вместе с ними распалась и картина, почему-то прилипшая к стеклу. Елена беспомощно перебирала маленькие, цветные от налипшей гуаши стеклышки. «Зачем фигура в
