– Неплохо, – ответила Джесси, хотя не могла сосредоточиться на мелодии: помещение наполнялось публикой, желавшей потанцевать и выпить. Надо было проверить запасы еды и спиртного, пополнить их необходимым.
– Я думал, мы сегодня исполним эту песню.
– Нет! – неожиданно громко вырвалось у Джесси помимо ее воли. – Может, позже.
– Потом не выйдет, – сказал музыкант. – Представитель фирмы грамзаписи из Нэшвилла собирался приехать послушать нас.
– О-о! Ты уверен, что он приедет?
– Так мне сказали. Это должно быть сюрпризом. Но ничего, мы всегда можем сыграть что-нибудь еще. У нас есть что показать и без твоей песни.
Джесси прошла через весь зал к небольшой эстраде и облокотилась о заднюю стенку старенького инструмента.
– Нет, эта песня хороша. Может быть, она лучшее, что мы создали. Мы с нею и выступим. Давайте-ка послушаем еще раз конец.
Спустя минуту Джесси уже пела. Ее глубокий, бархатистый голос вырывался в открытые двери. В песне звучала боль потерянной любви, и проходившие мимо туристы задерживали шаг у двери бара. Гейбриел Сент-Клер, находившийся на полпути в свой отель, тоже остановился.
– Здорово у нее получается, а? – обратился к нему старик, подметавший тротуар. – Никто не споет с таким чувством о сердечных муках, как Джесси.
– А это она?
– Угу. Вы, должно быть, Гейб? А я Лонни, муж Джейн.
– Джейн мне понравилась, хотя она глубоко заблуждается насчет Джесси и меня.
– Вы вскоре обнаружите, что моя жена обладает способностью превращать желаемое в действительность. Взгляните на меня. Перед вами бывший механик, специалист по дизелям, а ныне – управляющий туристского отеля, который недавно занялся и старинными танцами, а именно кадрилью.
Гейбу и раньше доводилось слышать о его супруге от своего одноклассника Гейвина, ее племянника. Она занималась общественной деятельностью, хотя трудно было разобраться, чем облагодетельствовала тетушка Гейвина город Делоунигу. Во всяком случае, ее натура считалась непредсказуемой, поэтому и ее рассказ о бойцовой курочке плутоватой мог вполне оказаться выдумкой.
Голос Джесси затихал. Гейбриел уже не улавливал слов, воспринимая лишь мелодию, полную душевной боли – боли, которую они когда-то разделяли… Чем отличалась женщина, с которой он разговаривал утром, от подруги его юных лет? Черт побери, в прежние времена она не влекла его как объект страсти, подобно Лоре. Очень трудно сопоставить детскую дружбу с чувством, которое он испытал сегодня. И когда Гейб услышал голос Джесси, его сердце отчего-то заныло… Он поправил сумку, висевшую на плече, и заметил устремленный на него взгляд Лонни: очевидно, Гейб упустил что-то из рассказа управляющего отеля. Он поспешил загладить неловкость:
– Скажите, Лонни, бывает на свете такая штука, как плутоватая бойцовая курочка из Новой Гвинеи?
– Я точно не знаю, но если Джейн пообещала зажарить эту птичку на ужин, то, пожалуй, вам стоило бы перекусить, перед тем как идти к ней в гости.
Танцевальная площадка в баре 'Золотой песок' – большое квадратное углубление, окруженное столиками, – была битком набита посетителями в ковбойских костюмах и платьях прошлого века. Танцующие старательно выполняли сложные па в такт музыке.
– Помню, в моем детстве здесь была дискотека, – заметил Гейб.
Лонни наблюдал, как Джейн выделывала фигуры кадрили с каким-то незнакомцем.
– Готов побиться об заклад, вы с Джесси составляли парочку что надо.
– Мы с ней никогда не танцевали.
Но потом Гейбу вспомнилось: однажды они все-таки танцевали вдвоем. Точнее, он пытался научить ее, но все кончилось тем, что они, хохоча, повалились на пол и решили, что у спортсменов и музыкантов чувство ритма растрачивается в беге или мелодии, а на танцы ничего не остается. Они часто смеялись – их всегда окружала атмосфера веселья…
Гейб покачал головой и почувствовал угрызения совести. Ему пора звонить в свой офис, где для него была готова информация о всех правонарушителях округа, а он, пренебрегая своим долгом, занимался тем, что сидел в баре и наслаждался музыкой… Свет в зале приглушили, только яркий луч падал на площадку с пустым стулом. Но вот в освещенный круг вступила Джесси, и Гейб одним духом осушил свой стакан. На ней было платье, в каких появлялись в танцевальных залах девушки в прошлом веке, – розовое с черной отделкой. Юбка – с высоким разрезом, позволившим ей соблазнительно закинуть ногу за ногу; чулок в крупную сетку подчеркивал их красоту. Джесси стала зрелой, чувственной женщиной, и сердце Гейба забилось сильнее.
– Добрый вечер, леди и джентльмены! Приветствую вас в баре 'Золотой песок'. За моей спиной – длинноногие гитаристы из группы «Дастерс», а меня зовут Джесси Джеймс. Этим вечером мы споем вам мою песню о девушке, скрывавшей свою любовь. Она полюбила человека, который воспользовался ее доверием, а потом оставил.
Вряд ли Джесси знала о присутствии Гейба, но когда она запела, тому показалось, что она смотрит прямо на него. Это была та песня, которую Гейб слышал днем, но теперь он смог различить слова. Однако не в них было главное, а в мелодии, в низком, чуть хрипловатом голосе исполнительницы, который вселял в души замерших слушателей чувство нежности, печали и грусти о невозвратимом прошлом… Эти переживания увлекали, и даже у Гейба сжалось сердце. Ему хотелось выйти к Джесси на сцену, обнять и приголубить ее, как в юности, сказать, что все будет хорошо…
Песня окончилась, и вспыхнул свет. Зрительный зал взревел от восторга. Джесси с достоинством поклонилась, послала слушателям воздушный поцелуй и растворилась в толпе. Через минуту она уже была
