Жестокая Мадам уже повернулась, чтобы уходить. И тут Амар отвел меня в сторону и спросил, не могу ли я купить ему пару ботинок, потому что у него на ногах были только шлепанцы, а в это время года в Катманду было уже довольно холодно.
— У меня нет денег, Амар, — извинилась я.
— Попроси у своей махарани.
— Амар, это не так просто, — смутилась я.
— Послушай, у нее хватает денег.
— Хунча, я попытаюсь, подожди. — Я побежала вслед за Жестокой Мадам и попросила ее позволить пойти вместе с Амаром купить ему обувь.
— Я везу тебя в такую даль, чтобы ты могла увидеть своего брата, а ты что требуешь? Деньги? Ты опять в своем духе. Я только что отдала театральной группе пять тысяч рупий[22], потому что мне показалось, что они хорошо играют.
— Пожалуйста, махарани, — я попыталась ее уговорить, — сейчас так холодно, а у него на ногах только шлепанцы.
— О'кей, — поддалась она, — вот тебе триста рупий[23].
Я побежала к торговцу, стоявшему на обочине дороги.
Перед ним высилась целая гора обуви.
— Но только быстрее, я жду возле машины! — бросила мне вслед Жестокая Мадам и ушла.
За двести девяносто рупий я купила пару дешевых кроссовок. Я бегом вернулась назад и сунула в руку Амару пакет с обувью.
— Вот, Амар, я надеюсь, что они подойдут тебе. Амар, я так хочу вернуться домой, — сказала я быстро, — прощай и, пожалуйста, передай всем привет от меня.
Амар задержал мою руку.
— Урмила, если ты хочешь, я заберу тебя назад в Манпур. Может, я завтра заеду за тобой?
— А разве можно? — робко спросила я. — Она ведь меня просто так не отпустит.
— Я завтра снова позвоню тебе, — пообещал Амар.
— Да, хорошо. Но мне нужно бежать, иначе она разозлится. До завтра!
Затем я снова стала протискиваться сквозь толпу к машине. Через пару метров я обернулась и помахала Амару рукой. Он неподвижно стоял на месте и печально смотрел мне вслед, сжимая в руке пакет с обувью. У меня тоже на сердце было очень тяжело из-за того, что мне разрешили встретиться с братом всего лишь на несколько минут и я не могла уехать с ним назад в Манпур, потому что Жестокая Мадам никогда бы меня не отпустила.
Я быстро вскочила в машину и вернула Жестокой Мадам сдачу — десять рупий[24].
Она спросила меня, как я теперь себя чувствую, после того как увидела своего брата.
— Я очень рада, что увидела его и что в моей семье все в порядке, — машинально ответила я.
Она ничего не сказала, а вместо ответа перешла к обычным распоряжениям на текущий день.
— Сегодня вечером ко мне придут двое гостей, значит, будь добра, приготовь бутерброды и ужин. Водитель высадит тебя возле дома, а потом поедет за покупками. Мне нужно вернуться в свой офис. Мы увидимся сегодня вечером.
Она вышла возле дома парламента, а водитель увез меня назад, на виллу.
На следующее утро у Жестокой Мадам после звонка ее дочери Сьюзи из Канады было хорошее настроение. Я это поняла сразу, как только вошла в ее комнату. Она даже улыбнулась мне, что случалось крайне редко. Ее дочь рассказала, что ей очень понравилось в Канаде, что ее муж совершил очень удачные сделки в Торонто и что она в конце недели вернется домой. Я инстинктивно почувствовала, что это мой шанс.
Подавая Жестокой Мадам очередной стакан сока, я собрала все свое мужество и спросила:
— Пожалуйста, ваше превосходительство, не сердитесь на меня, но я бы хотела вместе со своим братом вернуться домой. Я уже почти три года не видела своих родителей. Пожалуйста! Разрешите мне посетить своих родителей, мне больше ничего не нужно, кроме этого!
— Это твоя жизнь, — сказала она подчеркнуто снисходительно, — ты можешь делать все, что хочешь. Я тебя не удерживаю. Ты можешь поехать вместе со своим братом в свою деревню. И, если хочешь, можешь после этого вернуться ко мне. Решать тебе.
От удивления у меня пропал дар речи.
— Действительно? — наконец спросила я, не веря своим ушам. — Ой, я была бы так счастлива, если бы вы разрешили мне уехать. Спасибо, махарани!
Счастливая, с чувством облегчения я вышла из комнаты. Мысленно я уже представляла себе, как вернусь вместе с Амаром, как снова увижу в Манпуре своих родителей, братьев и сестер, племянниц и племянников. У меня от волнения даже подкосились колени. Я вся дрожала, когда спускалась по лестнице.
Однако когда я спустя полчаса отнесла ей наверх очередную порцию сока, она встретила меня словами:
— Пять минут назад мне снова позвонили из полиции, опять по вопросу об ограблении, которое было две недели назад. Они сказали, что расследование еще не закончено и что ты должна оставаться здесь, в Катманду, потому что у них могут быть вопросы к тебе. Я знаю, что ты с этим никак не связана, но полиция, возможно, снова захочет допросить тебя. Это может затянуться еще на три или четыре месяца, но в это время тебе нельзя уезжать к твоим родным. Извини, но тут я ничего изменить не могу.
Я в отчаянии посмотрела на нее. За последние пятнадцать минут телефон не звонил, я это знала точно, потому что гладила белье внизу и прислушивалась к каждому звонку, надеясь, что Амар позвонит мне. Это была ее очередная уловка, чтобы не дать мне уйти от нее. Наверное, она снова пожалела о своем благородстве.
— Я не боюсь полиции, — сказала я ей, — я им уже рассказала, что и как было. Они могут снова допросить меня в любое время.
— Вот и хорошо, — сказала она. — Значит, тебе придется еще на некоторое время запастись терпением.
Она сделала мне знак, чтобы я ушла. Затем встала и закрыла за мной дверь на ключ. На этом вопрос для нее был исчерпан.
Чуть позже позвонил Амар. К счастью, в этот раз я оказалась быстрее, чем она, и первой подняла трубку, потому что чувствовала, что в этот раз звонит брат. Он спросил, может ли забрать меня с собой.
— Нет, Амар, не получится. Я должна оставаться здесь. Но, как только я смогу, я обязательно приеду вслед за тобой. Скажи остальным, что я очень скучаю и надеюсь, что мы скоро увидимся в Манпуре.
Я положила трубку и почувствовала себя совершенно опустошенной. Но в глубине души я уже знала, что больше не позволю ей запрещать мне что-либо. При первой же возможности я уеду домой.
Однако в этот вечер мой брат уехал без меня.
Жестокая Мадам во все последующие недели вдруг стала проявлять ко мне особенное расположение. Она начала лучше обращаться со мной, не орала на меня по пустякам. А вечером она теперь стала даже готовить еду для нас двоих. Ни с того ни с сего она вдруг стала кормить меня таким же рисом, какой ела сама. Не дробленой крупой, как раньше. Но все же я, как и прежде, ела на полу, а она — за столом. Видимо, она еще не могла до конца переступить через себя.
Она выдала мне конверт с деньгами, которые я получила от ее дочери за эти два с половиной года, время от времени стирая для нее или выполняя обязанности посыльного. Жестокая Мадам обычно сразу же отбирала эти деньги у меня и куда-то их складывала.
Вдруг она вытащила этот конверт из своего письменного стола и вручила его мне:
— Вот, это принадлежит тебе. Я просто хранила твои деньги.
Я заглянула внутрь — там, оказывается, кое-что накопилось за это время. Вечером я пересчитала
