не организовал. Для меня картина ясная. Тут и моя вина. Как же я тебя, такого склизкого, раньше не разглядел? Предлагаю. Капитана Ушахова за покрывательство политбандита Исраилова, за нарушение прямого приказа товарища Берии, как предателя, отдать под суд военного трибунала, публично заклеймить и общественно потребовать применения к нему высшей меры, чтоб другим неповадно было, — режущим фальцетом неистово закончил Аврамов, так что у всех засвербило в ушах.
— Ты что, сдурел? — в великом изумлении привстал, затряс головой Ушахов, не веря услышанному.
— Сидеть! Тебе слова не давали! — трахнул по столу кулаком Гачиев, ошарашенно водил глазами от Ушахова к Аврамову.
— 3-за… кресло свое трясешься, соломку стелешь, шкура? — заикаясь, шепотом спросил Ушахов, белея на глазах.
— Занесите оскорбление в протокол, — бесстрастно велел Аврамов стенографистке. — Сдайте оружие, Ушахов.
— А т-ты мне его д-давал, чтобы отнимать? — мертвым голосом спросил Ушахов. Слепо шарил, скреб ногтями кобуру. — Глянь сюда… Мне его начальник ЧК Быков выдал з-за… боевые заслуги! Он со мной в могилу…
— Прекратить истерику, капитан! — загремел, опомнившись, Серов. — Возьмите себя в руки, распустились, как баба! Оставьте ему цацку, Аврамов!
Навзрыд заплакала в углу стенографистка:
— Это бесчеловечно… Он не предатель! Вы… вы…
— Что такое? — развернулся всем корпусом в угол нарком. — Цыц! Тебя еще не спросили…
Стенографистка выбралась из-за стола, убыстряя шаг, пошла к двери.
— Ты куда? Вернись! — рявкнул Гачиев. Хлопнула дверь. — Вернись, плохо будет! Слышишь?! Можешь больше не приходить! Увольняю!
Серов, морщась, переждал крик.
— Идите в гостиницу, Ушахов. Под домашний арест. Наше решение вам объявят.
Глядя за закрывшуюся за Ушаховым дверь, нервно подергивал плечами нарком:
— Змея в наши ряды заползла. Сегодня бы рапорт в Москву уже отстучали…
— Григорий Васильевич, вы в самом деле считаете, что он дал уйти Исраилову намеренно? — поднял голову Серов. — Двадцать лет безупречной службы… Что-то здесь не вяжется.
— Все увяжется, товарищ генерал, — успокоил сжигаемый непонятным огнем полковник. — Разрешите более подробно свои соображения изложить вечером. Сейчас надо за капитаном. Разоружить не мешало бы. Он, черт бешеный, может таких дров теперь наломать. Возьму охрану, попробую все-таки изъять пистолет.
— Идите. Поосторожнее там, — сухо, неприязненно отозвался Серов. Отвернулся.
— Уж как получится, — криво усмехнулся Аврамов. И, так и не стерев с лица этой усмешки, набирая скорость, ринулся к двери. С треском припечатал ее за собой.
Двое долго молчали — каждый о своем. Блаженство растекалось в душе наркома. Капитан, гвоздем торчавший в наркомовском кресле, был выдернут со скрежетом и выброшен. На помойку.
Угрюмая досада, как изжога, донимала генерала. «Прихлопнули, — определил для себя Серов про Ушахова. — Что полезнее, Ушахов или мокрое пятно от него? А кроме того, отчего старался так уконтрапупить дружка Аврамов? Солому стелил, «шкура», как выразился капитан?» — с брезгливым удивлением решал и все не мог решить генерал: никак не смотрелся полковник в роли шкурника.
Так и не сделав никаких выводов, поднял Серов голову и уперся взглядом в наркома. Работать нужно было Серову, ибо некому здесь, кроме него, эту грязную работу выполнить. Отбросив все словесные зигзаги, спросил Гачиева в лоб:
— Это ваше изобретение?
— Вы про что, товарищ генерал? — услужливо глянул Гачиев.
— Хутора бандитов жечь, стариков, женщин арестовывать — ваша идея?
«Ты чистенький, да? — злобно думал нарком, не торопясь с ответом. — А меня хочешь грязным сделать? Ты не чище и не лучше Кобулова. Сначала посмотрим, кто из вас сильнее, потом решать будем, с кем настоящее дело иметь».
— Это приказ товарища Кобулова, — отгородился от дел своих нарком. Стал с любопытством ждать: этот сейчас кричать, грозить начнет…
— Я к тому спросил, если придется награды за результат распределять, вас учитывать? — терпеливо и скучно пояснил Серов.
«Тут совсем другим пахнет, — озаботился нарком. — Тогда почему все Кобулову? Я тоже руку приложил!»
— Если откровенно, товарищ генерал… — осторожно примерился нарком.
— Именно, — мирно подтолкнул генерал.
— Моя это идея, — скромно решился Гачиев. — В качестве оперативной меры предупреждения. Э-э… профилактика, значит. Валла-билла, очень действует! Когда сакля бандита-соседа горит…
— Ну и как, бандитизм на спад идет?
— В этом деле результат не сразу получается, — сокрушался нарком. — Дикари, фанатики! — Вздохнул.
— Значит, не помогает, — задумчиво зафиксировал Серов, забарабанил пальцами по столу.
«Ждет, — определил Гачиев. — Они все похожи. Приезжают и ждут, когда мы предложим. Сейчас предложу. И ты проглотишь, куда денешься? Подъехать надо издалека, или сразу… С этим надо сразу — очень сильно ждет».
— Нездоровый вид у вас, — посочувствовал нарком.
— Что? — удивился Серов.
— Вид усталый у вас, Иван Александрович. Клянусь, вам отдых нужен.
— Вы что, врач по совместительству?
— В нашем деле и врачом надо быть. Забота о здоровье полководцев товарища Сталина — наша главная забота! — полез напролом Гачиев.
— Это вы к чему? — как будто не понял Серов.
«Хорошо ведет себя, собака!» — восхитился нарком.
— Отдохнуть вам надо, товарищ генерал. Есть у меня местечко, домик в горах. Клянусь, Швейцария — это так, тьфу! Озеро, сосны, кабана завалим на засидке, их там как грязи. Тишина — раз, покой — два, повариха — три. Еду готовит одна жеро — вдова по-нашему, по-чеченски. Проверку по всем параграфам прошла: красавица, лишнего не болтает, все, что надо ночью делать… Товарищ Кобулов был, проверил, очень хороший отзыв дал…
— Вон, — тихо перебил Серов.
— Что? — в азарте не понял Гачиев, продолжил: — Товарищу Кобулову это дело…
— Во-он отсюда, паскудник! — дико взревел Серов.
И нарком, наткнувшись на сталь его взгляда, безошибочно определил: бить будет, по стенке размажет. Отшвырнул стул, рванулся к двери, тараном ударил ее и вылетел в коридор. Скорым шагом, вприпрыжку потянул к выходу, оглядываясь, остеревенело плюясь, шепотом по-черному кроя дикого генерала. С этим ясно, за Кобулова надо держаться, зубами вцепиться, чтобы не оторвали.
Серов глотнул из графина воды, сморщился — застоялась. Некоторое время сидел неподвижно, в омерзении подергивая щекой. В голове заезженно поворачивалось: «Паскудник!»
Значит, Кобулов отдал приказ жечь сакли. Придется лоб в лоб. Иначе не выходит. Не хотелось ни встречаться, ни разговаривать. Не вышло. Они как два медведя в одной чеченской берлоге, тесно тут двоим. Кобулова нарком прислал… «А тебя — Сталин! — ожесточился Серов. — Ну и… действуй соответственно. Хватит в «шибздиках» ходить!»
Набрал номер телефона (Кобулов устроился в кабинете Гачиева). Сдерживаясь, фильтруя собственный голос от неприязни, дождался ответа.
— Богдан? Серов. Здравствуй. Я в кабинете Аврамова, по соседству. Может, зайдешь? Жду.
Положил трубку. С острым неудовольствием услышал всполошенные толчки сердца под ребрами. Ох,
