медной пряжке написано: «С нами Аллах». Джавотхан хочет, чтобы вайнахи помогали Китлеру прогонять с Кавказа русских, после чего к нам придет старшая сестра Турция. Но для этого надо убегать с русских фронтов в наши горы и бить русских. Кому мне верить?
Так рассуждал и спрашивал Ушахова Апти, и Абу вдруг увидел не потомка Ахмедхана, а запутавшегося в хабарах мальчишку.
— Это твое дело, кому верить, — сказал он и отвернулся. — Я пришел с фронта, я дрался там с германом и клянусь могилой своего отца, хлебом клянусь, что герман злее гадюки, грязнее свиньи, хуже бешеного шакала с загаженным хвостом. Джавотхан ни разу не был на фронте, не видел там германа, но зовет тебя обнимать его, как дорогого гостя. Выбирай, кому верить, ты уже взрослый.
— Зачем Джавотхану нас обманывать? — вконец растерялся Апти.
— Он надеется получить из рук Гитлера жирную кость. Когда вы все без боя пропустите его воинов в горы, он думает, что получит эту кость. Гитлеру нужны у нас две вещи: нефть из-под земли для своих танков, которые плюются огнем и железом, и хлеб с наших полей. У Гитлера уже готово много маленьких хомутов, чтобы надеть их на шеи наших матерей. Он заставит пахать…
— Что здесь делает этот однорукий? — раздался вдруг голос из-за дуба.
Абу повернул голову. В нескольких шагах стояли трое с карабинами. У вожака в золотистой каракулевой папахе, надвинутой на самые брови, в глубоко запавшей глазнице слезилось красное мясо. Косой Идрис не узнал Абу.
— Что здесь надо однорукому? — еще раз спросил он Апти.
— Об этом спрашивай у меня, — сказал Абу, приподнявшись.
Горячая волна ненависти разливалась в груди. Он достаточно пожил, чтобы ответить так, успел повидать всяких, в том числе и таких, чей нахрап плодился не мужеством, а лишь оружием, зажатым в руках.
— Он уже лежал здесь, когда я пришел, — нехотя сказал Апти, и Абу понял, что у этих четверых назначена была здесь встреча.
— У нас мало времени, вставай, — хмуро велел Косой Идрис.
Апти не двинулся с места.
— Ты оглох?
— Куда спешить, — лениво отозвался Апти, и Абу увидел, как вкрадчиво прильнули его пальцы к затвору карабина, сдвинув предохранитель.
— Тебя надо поднять? — взбешенно крикнул Идрис, и двое, пришедшие с ним, шагнули вперед.
— Не успеешь, — сказал Апти. Он уже стоял на ногах, и его карабин удобно и страшно целился Косому в живот.
— Ты что?! — задохнулся Идрис.
— Такой хорек и так громко вопит? — все так же лениво отозвался сын Ахмедхана. Он сбивал пулей горлинку на лету и не боялся этих троих. Он вообще никого не боялся здесь.
— Ты дал слово… Мы заплатим… — подрагивая в бешенстве, напомнил Косой Идрис.
— Кто дал, тот может взять обратно. Ты забыл, что я никому не служу, и стал приказывать. Не люблю я этого, — сплюнул Апти Косому под ноги, добавил: — Ищи другого проводника.
— Ну смотри…
Трое уходили. Вожак был уже шагах в тридцати. Проходя между двумя дубками, он обернулся и крикнул:
— Запомни этот день! Ты пожалеешь…
Один за другим рявкнули выстрелы. Карабин в руках Апти дважды дернулся, со стволов по бокам Идриса брызнули ошметки коры, с кошачьим визгом срикошетили, унеслись пули.
Идрис дернулся, присел.
— Уходи молча, ворон моих распугаешь, — громко сказал Апти, засмеялся. Добавил вполголоса, поглаживая карабин: — Ей-бох, хорошая штука. Две коровы ти-зир-тиру за него отдал.
— Откуда у тебя две коровы? — усмехаясь, спросил Абу.
— Зачем у меня? — простодушно удивился Апти. — У деда за Тереком карапчил.
Абу покачал головой: неизменна отцовская порода. Спросил:
— Что они от тебя хотели?
— А-а, — отмахнулся сын Ахмедхана. — В Ведено красный гарнизон стоит. Орси тайные посты на деревьях и в пещерах сделали. Я знаю где, там охотился. Идрис просил показать. Теперь пусть сам ищет.
— Зачем ему армейские посты? — спросил Абу скорее себя, ибо почти знал ответ. Вот оно что! Значит, Косому теперь мало вещей, денег, коров, чем обычно промышляли банды. Гарнизонная кровь им понадобилась. Сам, что ли, крови захотел? Скорее всего, не сам — подсказали. Загадками встречала председателя родная земля, недобрыми загадками, и отгадывать их предстояло не мешкая. — Чем ему помешали эти посты?
— Они многим мешают. Исраилов и германы вооружили много вайнахов. Двадцатого собираются драться с русскими, отнять у них Махкеты и Ведено.
— Откуда знаешь? — осеклось дыхание у Абу.
— Косой Идрис сказал, — пожал плечами парень, — а ему те, кто раздает оружие вайнахам.
— Значит, в горах уже есть немцы?
— Много, — равнодушно подтвердил Апти.
— Какой еще хабар, что нового в Хистир-Юрте? Мой брат, Шамиль, начальник милиции, здоров?
— Много новостей, — как-то неуверенно отозвался Апти.
— Тебе жалко с ними расставаться?
Апти глянул искоса, отвел взгляд.
— Давно не был в ауле, — наконец сказал он.
— Ничего, перескажи то, что было давно.
— Председателя Абасова, что вместо тебя поставили, убили, — помолчав, нехотя припомнил односельчанин.
— Кто? — вскинулся Абу.
— Старики. Три письма в милицию писали, просили твоего брата: убери Абасова из аула, совсем колхоз разворовал, развалил, резать будем.
— Сам, что ли, развалил?
— У него начальник по борьбе с бандитизмом Валиев часто гостил в дружками. Барашек, коров на шашлык пускал, семенное зерно в город продавал. Сеять нечем было. Ему башку разбивали, на улице, как собаку, в лужу бросили.
— Та-ак. Ну а… отдел милиции? Что Шамиль? Говори, — хрипло потребовал Ушахов. Кашлянул. Значит, освободили место для прежнего председателя аульчане. Самосуд сотворили.
Апти молчал.
— Где Шамиль, говори, — еще раз попросил Абу.
— Нет Шамиля, — смотрел куда-то между стволов сын Ахмедхана. — У него под полом такую штуку нашли… забыл… По ней с германом говорить можно. Шпион ваш Шамиль, говорят.
— Арестовали? — сдавленно выдохнул Абу.
— Не взяли. Ушел.
— Куда?
— В горы ушел, — сердито сказал Апти. Абу оседал, сползая спиной по стволу. — Двоих красных застрелил, что за ним пришли, — с натугой избавился от последней вести Апти. Вздохнул. Жалко было старика.
Абу сидел спиной к дереву, ловил раскрытым ртом воздух. Не хватало его в окопах, в госпиталях тоже недоставало, мечтал здесь, в родных горах, вволю надышаться. Выходит, и здесь обделил горцев Аллах.
