Между этими разными родственницами и разными поколениями была крепкая связь. С завистью наблюдала она ступени родословной – картину, которую она представляла себе очень давно. Перед ней была последовательность поколений от прабабок до правнучек. Самый маленький ребенок, глядя на седую женщину, опирающуюся на палку, мог видеть предшествовавшие поколения. И Джоанне подумалось, что в этом и состояла причина, почему аборигенам не нужны были слова, обозначающие прошлое, настоящее и будущее. Они все были здесь и сейчас.
Она пожалела, что Бет не знала ни бабушки леди Эмили, ни прабабушки Нейоми. Бет унаследовала черты жен-шин рода Мейкпис: густые каштановые волосы, высокий лоб и пушистые ресницы. Росла она быстро и обещала быть высокой. Два месяца назад Бет исполнилось тринадцать лет, она превращалась в очаровательную девушку. Как и Джоанна, Бет продолжала носить европейскую одежду, хотя ее блузка и юбка успели изрядно износиться. Ходила он с распущенными волосами на манер аборигенов, а лицо ее сильно загорело, как и у Джоанны. Теперь Бет была полна сил, но выздоравливала она очень медленно. В первые дни Джоанне казалось, что дочь не выживет после стольких дней блужданий по пустыне без еды и воды, до того, как на нее не наткнулись аборигены. Джоанна интересовалась лечебными свойствами корней и ягод, которые старая аборигенка давала Бет. Мудрая женщина отвечала, что существует Змея-Радуга, создательница всех рек и колодцев, а на небе есть Мать Всего, и это их силы лечили ее дочь, а не свойства корней и ягод. Сначала сил Бет хватало только на то, чтобы есть, пить и говорить, но спустя неделю она уже могла садиться. Но прошло много времени, прежде чем ей хватило сил встать и сделать первые шаги, и Джоанна с Налиандрой помогли ей дойти до реки.
Заметив, с каким вниманием Бет наблюдает за Кунаваррой, Джоанна снова задумалась над необычным поведением женщин. Смех и шутовство всегда составляли часть их ежедневных походов за пищей, но в этот день они смеялись какими-то неестественно высокими голосами и больше танцевали, что выделяло этот день из ста пятидесяти других дней, прожитых Джоанной среди них. Они были возбуждены больше обычного, смех их резал ухо своей резкостью, и все это несколько настораживало Джоанну.
Наконец сбор пищи закончился, и женщины вернулись в лагерь. Джоанна с Бет шли в толпе женщин ниже их ростом, темнокожих, тела которых не прикрывало ничего, кроме слоя жира эму и пепла. Джоанна и Бет несли свои корзины за спиной, как аборигенки, чтобы руки оставались свободными. Женщины пели, благодаря за щедрость Прародителя Белых Личинок, а также Прародителя Варана и Прародителя Розового Какаду, потому что брать, не выражая благодарности, запрещалось. Подходя к стоянке, находившейся среди вулканических глыб у колодца с пресной водой, женщины услышали песню мужчин, благодаривших Прародителя Валлаби за удачную охоту. Кунаварра шла, пританцовывая, и твердила, что собирается наесться в этот вечер до отвала, так, чтобы никогда больше не хотеть есть!
Джоанна с Бет жили в отдельном шалаше, и у них был собственный тлеющий костер, а рядом стоял шест, чтобы вешать имущество. У аборигенов личных вещей почти не было, и потому на шестах у других палаток мало что висело, кроме плетеной сумки, копья и священных камешков и перьев для отпугивания Яиу – Ночного Зверя. Но на шесте возле жилища Джоанны, на который она повесила корзинку с извивающимися личинками, висел китель капитана Филдинга, кожаная сумка Джона Мейкписа, два одеяла из шкур валлаби, которые они ежедневно вывешивали проветриваться, а также связка гребней, изготовленных из кости и дерева Джоанной вместе с Бет.
– Бет, принести воды умыться, – попросила Джоанна. – А я пока поговорю с Налиандрой. Может быть, она расскажет мне, что происходит.
Как и всегда, Налиандра горбилась у своего костра, помешивая угли и бормоча магические формулы.
– Налиандра, – Джоанна присела рядом со старухой. – Есть причина нам с дочерью сегодня беспокоиться? Нам есть чего бояться?
Их взгляды встретились. Почти невидимые под нависшими бровями, на Джоанну смотрели меленькие, проницательные глазки, светившиеся умом.
– В тебе есть страх, – сказала мудрейшая. – В тебе всегда жил страх.
Уже давно Джоанна объяснила Налиандре причину своего путешествия в пустыню. Она рассказала старой женщине о своей матери, о песне-отраве, которая, как та верила, была пропета, и о чувстве, что ее что-то ждет в Карра-Карра. Налиандра слушала с каменным лицом, прикрыв глаза, словно пряча их под веками. Когда Джоанна закончила свои рассказы, мудрейшая не сказала ей ничего. Теперь же она поразила Джоанну словами:
– Ты подходишь к концу своей песенной линии, Джана. Осталось совсем немного.
– Что вы имеете в виду? – потрясенно спросила Джоанна.
– Ты все узнаешь сегодня, во время корробори.
Корробори состоялось, когда высоко поднялась луна. Угощение включало жареного валлаби, варанов и птиц, а также соты диких пчел и ягоды. Распределялось все, как и каждый вечер, в соответствии с очень сложной системой приоритетов и табу. Никто ничего не хватал, не было никаких ссор из-за еды, порции раздавались, как требовали строгие правила. Охотник, убивший валлаби, сначала давал куски своим родителям и родителям жены, своим братьям и тем, кто с ним охотился. Они, в свою очередь, делились со своими семьями или теми, кому были должны, иногда ничего не оставляя себе. Затем женщины раздавали собранные за день фрукты в соответствии с семейной родословной, брачными узами и другими критериями, в которых Джоанна до конца не разобралась. Молодые люди не нарушали строгих запретов: юноше, добывшему варана, не полагалось есть его самому, а следовало отдать его своим родителям. Женщина могла принять пищу только от мужчины, прошедшего посвящение. Девочке, которая начала менструировать, запрещалось есть определенную пищу.
Джоанна смотрела на это, как на веселое и шумное зрелище. Несмотря на все правила и табу, род ел досыта. Но ее не оставляло беспокойство, что этот вечер чем-то отличается от других. Сильнее обычного был шум, и в смехе чувствовалась какая-то суетливость. После окончания трапезы Джоанна удивилась, что часть еды осталась. Это противоречило обычаю аборигенов. Джоанна знала, что им случалось голодать, а когда еда была в изобилии, они предпочитали наедаться до отвала, пока не распирало животы. Но в этот вечер аппетит намеренно был ограничен, и еду собрали и отложили про запас – такое она видела впервые.
Пока мужчины готовились к исполнению танца, Джоанна пошла в свой шалаш за одеялами из шкур валлаби для себя и Бет. Становилось прохладно, а танец, как ей было известно, мог продолжаться до рассвета. Она посмотрела на луну, блестевшую на небе начищенной серебряной монетой. Джоанна попыталась представить, что в этот момент Хью тоже мог смотреть на луну. Может быть, он где-то неподалеку и скоро приедет?
Перед тем как вернуться к общему костру, Джоанна проверила компас, как делала каждый вечер. Теперь стрелка кружилась не переставая.
