пальцем. — Хочу этого!
— Как вы могли заметить, у него очень неуравновешенный нрав, сэр, — предупредил Бенедикт.
— В таком случае, мы с ним прекрасно поладим.
Бенедикт не нашелся что возразить против столь веского аргумента.
— Он еще не приучен к седлу, — мысленно призывая Господа на помощь, добавил он и уже представил себе, как жеребец поднимается на дыбы и сбрасывает надменного толстяка наземь.
— У меня хватает конюхов. Они без труда усмирят его. — Когда Руфус приблизился к коню, тот, хоть и удерживаемый двумя работниками, оскалил зубы и попытался ударить короля передними копытами. Руфус самодовольно рассмеялся. — Сатана! — восхищенно выкрикнул он. — Я назову его Сатаной!
Юный фаворит, стоявший за спиной своего господина, слащаво захихикал-. Закоренелый язычник, Руфус никогда не скрывал своего пренебрежения к церкви. Так или иначе, богохульное имя вполне подходило норовистому жеребцу. Бенедикт мог бы посоветовать королю самый надежный способ усмирения коня — кастрацию, но сомневался, что сиятельный покупатель пойдет на это.
Надежды на то, что король быстро покинет Улвертон, не оправдались. Он пожелал осмотреть табун боевых коней и пони, много лет назад привезенных Рольфом с севера. Собственно, благодаря именно им Улвертон и добился последующей славы.
— Так это и есть ваши хваленые пони? — Руфус брезгливо разглядывал низкорослых лошадок, по сравнению с грациозными боевыми конями казавшихся уродливыми и неуклюжими. — С какой стати, черт возьми, твоему тестю взбрело в голову вкладывать в них деньги?
— Разнообразие блюд украшает стол, сэр. Среди наших клиентов много торговцев и лавочников, которым нужны выносливые вьючные лошади. Кстати, они могут пригодиться и знатным рыцарям, к примеру, во время войны. Выглядят пони и вправду неказисто, но их выносливость поражает воображение. Могу с уверенностью сказать, что любой из них, навьюченный двумя мешками с камнями, в течение дня не отстанет в дороге от боевого коня и к следующему утру будет как свеженький.
Руфус призадум: лся.
— Значит, говоришь, во время войны? — повторил он, косясь на Бенедикта. — В Бризе Рольф тоже разводит пони?
— Нет, сэр, только в Улвертоне.
— В таком случае, я покупаю у тебя их всех. — Король удовлетворенно кивнул, довольный тем, что получил то, чего не имел ненавистный ему брат..
В этот момент юнец во фригийском колпаке прокашлялся, стремясь привлечь к себе внимание.
— Сэр, посмотрите, разве она не прелестна? — он игриво указал тонким, по-женски изящным пальчиком на лошадь, которая стояла в стороне, с любопытством рассматривая людей. Кобыла среднего роста с чуткими ушами, умными глазами и горделивой осанкой имела редкий и очень красивый золотой окрас.
Руфус обернулся и вперился в нее своими хищными глазами-буравчиками, горящими от удивления и жадности.
— Значит, самое лучшее ты припас напоследок? — Он взволнованно облизал губы. — Мне следовало бы догадаться. Вы, торговцы-лошадники, все одинаковы, независимо от положения и состояния.
Королевский фаворит жеманно рассмеялся и послал кобыле несколько воздушных поцелуев. Фыркнув в ответ, лошадь подошла к Бенедикту и ласково куснула его за плечо. Он нежно потрепал ее по шее.
— Извините, сэр, но она не продается.
— А я хочу ее получить, — немедленно откликнулся Руфус. — Назови цену.
— У нее нет цены, сэр. Я не смогу продать вам ее даже на вес золота. Она куплена мной для другого человека.
Глаза короля прищурились.
— Похоже, ты горишь желанием впасть в немилость. А ведь я могу применить свою власть и силу.
Бенедикт расправил плечи, словно готовясь отразить удар.
— Это ваше право, — тихо ответил он.
Руфус сурово сдвинул брови и пристально посмотрел на дерзкого вассала. Смазливый мальчишка обиженно надул губы.
— Велите ему отдать лошадь, сэр, — злобно взвизгнул он, подперев рукой бок и барабаня тонкими белыми пальцами по рукоятке висевшего на поясе столового кинжала.
— Утихомирься, Годфрой, — раздраженно бросил Руфус и приблизился к Бенедикту. — Итак, ты категорически отказываешься уступить ее мне? — жестко отчеканил он.
— Искренне сожалею, сэр, но вынужден отказать, — ровно ответил Бенедикт, чувствуя исходящий от короля запах вина, различая паутину красных прожилок на его румяных щеках и капельки пота в редеющих каштановых волосах. Разъяренный Годфрой нервно грыз свои ухоженные ногти.
— Ты пожалеешь об этом, — процедил Руфус и, пройдя мимо Бенедикта, окликнул конюхов. Молодой человек настороженно наблюдал за ним. Он не верил, что Руфус способен был организовать что-нибудь вроде вооруженного нападения на Улвертон, однако понимал, что только что перешел дорогу самому королю и что ничего хорошего это ему не предвещало.
Между тем Руфус вскочил в седло и, щелкнув пальцами, велел двоим слугам привести норовистого жеребца: те с трудом удерживали его. Даже не взглянув на них, король пришпорил свою лошадь и направил ее прямо на Бенедикта. Его прищуренные карие глаза, казалось, извергали молнии, ноздри раздувались. Бенедикт не сдвинулся с места.
— Запомни, между честью и глупостью есть большая разница, — крикнул Руфус, приближаясь. Он с силой хлестнул лошадь по крупу, и она в мгновение ока подлетела к Бенедикту, который едва успел отскочить в сторону, чтобы не быть растоптанным.
Король галопом выехал за ворота замка. Его любимчик, высоко задрав нос и поджав губы, поспешил за ним.
Бенедикт стоял у ворот, пока последний всадник не скрылся из вида. Затем он опустился на каменный выступ и закрыл глаза.
Джулитта перекрестилась и поднялась с коленей. Алтарь часовни освещали десятки зажженных свечей. В самой его середине висел массивный серебряный крест, украшенный позолотой, аметистами и горным хрусталем. Отец Жером, облаченный в одеяние из алого и темно-красного дамасского шелка, благословил присутствующих. Его изящные тонкие пальцы совершенно не подходили коренастому широкоплечему телу.
Впрочем, и в самой часовне хватало контрастов: массивные арки сочетались с хрупкими на вид колоннами, ярко расписанные рельефы странно смотрелись на фоне серых каменных стен. Но эти штрихи лишь подчеркивали вкус и индивидуальность в убранстве часовни. Джулитта, прежде не испытывавшая особого восторга от церковных обрядов, сегодня, в день освящения монастыря именем святой Магдалены, вдруг ощутила невиданный прилив энергии и трепетное волнение.
Стоявший рядом с ней Моджер слушал отца Жерома так внимательно, словно в совершенстве знал латинский. Джулитта покосилась на мужа. Сегодня он надел самую нарядную рубаху и подпоясал ее алой лентой. Его ячменные волосы поблескивали в мягком свете свечей. В последнее время Моджер заметно изменился, и жизнь Джулитты стала намного легче. По-прежнему неразговорчивый, угрюмый и нелюдимый, теперь он давал жене больше свободы, чем в первый год после свадьбы, да и брачное ложе перестало служить ему ристалищем для подчинения Джулитты своей воле. Иногда она даже получала некоторое удовольствие от близости с ним. Это нельзя было назвать любовью, скорее отсутствием ненависти. Мысли о Бенедикте изредка мучили Джулитту, накатывая, словно зубная боль, и она уже научилась стойко переносить их.
Бенедикт не присутствовал на церемонии освящения, и Джулитта сама не знала, хорошо это или плохо. Что они могли сказать друг другу после последней встречи, чуть не закончившейся бедой? Она даже не попрощалась с ним, когда на следующее утро после свидания в саду уезжала в Фоввиль. С тех пор они ни разу не виделись и, похоже, не стремились к этому, побежденные здравым смыслом.
На протяжении всей церемонии собравшиеся стояли, и только Арлетт сидела на скамье напротив
