Рыцари удачи. Хроники европейских морей

корабли дерзнули остаться на месте, но большая часть их обратилась в бегство. Тут вдруг солнце при­ тянуло к себе снизу туман и, когда горизонт очистился, переместило воздух, который возбудил сильный восточ­ный ветер, взбороздил волнами море и погнал водя­ные валы на варваров. Одни корабли вздыбившиеся волны накрыли сразу, другие же долго еще волокли по морю и потом бросили на скалы и на крутой берег; за некоторыми из них пустились в погоню наши триеры, одни челны они пустили под воду вместе с командой, а другие воины с триер устроили тогда варварам истинное кровопускание, казалось, будто излившийся из рек по­ток крови окрасил море».

Так писал Михаил Пселл.

По другим данным, бой начали три греческие триеры, они сожгли семь русских судов и три пустили ко дну, после чего русские бежали и выбросились на берег, где их встретили византийские воины. После это­го волны вынесли на берег много тысяч трупов русских дружинников.

Русские летописцы предлагают нашему вниманию третий вариант: во время битвы шесть тысяч русских выбросились на берег и отправились на родину пешком, но в районе Варны наткнулись на византийское войско, взявшее восемьсот из них в плен, приведшее в Констан­тинополь и там ослепившее. Те же, кто не поддался панике, в том числе сам князь Владимир, и остался на судах, благополучно достигли Руси, уничтожив четыр­надцать византийских судов, снаряженных за ними в погоню.

Прав был все же, по-видимому, Пселл, его свиде­тельство подтверждает одна из летописей, прямо ука­зывающая, что где-то между Босфором и Дунаем рус­ские ладьи попали в жесточайший шторм и были разби­ты, после чего шесть тысяч руссов попали в плен к ромеям.

После этого столкновения почти до самой смерти Ярослава отношения с Византией были фактически пре­рваны, несмотря на заключенный в 1046 году мир, скрепленный женитьбой сына Ярослава Всеволода на дочери Константина Мономаха. Начиная примерно с этого времени русские купеческие лодьи нередко пу­ тешествовали под охраной военных судов.

Схолия третья. МОРСКИЕ КОНУНГИ.

В то время как у южных берегов Европы крест с переменным успехом оспаривал у полумесяца пальму первенства на море, у северных ее берегов шла война всех против всех. Как во времена Гомера, каждый был здесь купцом, и каждый - воином. Пиратом. Корабли были их летними жилищами. Далеко по островам и побережьям их разведчики собирали нужные сведения, не пренебрегая и слухами, если они казались им хоть сколько-нибудь правдоподобными и заслуживающими внимания. Мирные ладьи, да и боевые тоже, редко отваживались оторваться от берега в одиночку, кабо­тажное плавание было здесь не более безопасным, чем в открытых водах. «В то время торговые корабли причаливали в самых различных местах - в реках, устьях ручьев или протоках», - говорится в одной из саг.

Викинги прекрасно это знали, и это знание опре­деляло образ их действий. Они поджидали корабли в любом месте, где можно было запастись пресной во­дой. Особенно тревожно было в узких фьордах и в реч­ных эстуариях. Каждая излучина берега, каждая ска­ла, каждый куст или дерево грозили внезапной бедой. Но они же могли послужить и защитой. Когда ярл Свейн, выступивший в поход на единственном боевом корабле, завидел вооруженный флот конунга, он тут же повернул к густолесному берегу, чтобы переждать опас­ность: «Они пристали так быстро к круче, что листва и ветки деревьев закрыли корабль. Потом они срубили большие деревья и поставили их на борт так, чтобы корабля не было видно сквозь листву. Еще не совсем рассвело, и конунг не заметил их. Ветра не было, и конунг на веслах прошел мимо острова».

Легкое судно с малой осадкой могло спастись, зай­дя на мелководье, грозившее гибелью кораблю, но его можно было взять измором. Конунг Олав Святой, ког­да ему было двенадцать лет (примерно в 1007 году) спасся однажды тем, что поставил свой корабль меж­ду подводными камнями, так что превосходящие силы викингов не могли к нему приблизиться и даже понес­ли некоторые потери, так как люди Олава прицельно набрасывали крючья на их корабли, подтягивали их к себе и истребляли экипажи.

В походы'викинги выступали чаще всего весной или летом, как только это позволяла сделать ледовая обста­новка. Тщательную подготовку к ним они начинали сра­зу но завершении предыдущей навигации, «а в зимнее время,- свидетельствует сага,- они жили дома с от­цами», занимаясь хозяйством и планируя новые опе­рации, способные восхитить своей дерзостью и велико­лепным исполнением даже флотоводцев нашего време­ни. Готовить телегу зимой было их неукоснительным правилом, их образом жизни. Так поступал, например, Харальд Прекрасноволосый: «Зимой по его распоря­жению был построен большой и роскошный корабль с драконьей головой на носу. Он отрядил на него свою дружину и берсерков (отчаянных воинов, опья­нявшихся видом крови и доводивших себя в бою до исступления.- А. С.). На носу во время боя должны бы­ли стоять самые отборные воины, так как у них был стяг конунга. Место ближе к середине корабля занимали берсерки. Харальд конунг брал в свою дружину только тех, кто выделялся силой и храбростью и был во всем искусен. Только такие люди были на его корабле, и он мог набирать себе в дружинники лучших людей из каждого фюлька (племенной территории.-А. С). У Харальда конунга было большое войско и много боль­ших кораблей, и многие знатные люди были с ним».

После смерти Харальда около 940 года его сын Хакон Добрый узаконил обычай, введенный отцом: он «разделил на корабельные округа все население земли от моря и так далеко, как поднимается лосось, и раз­делил эти округа между фюльками. Было определено, сколько кораблей и какой величины должен выставить каждый фюльк в случае всенародного ополчения... Во время ополчения должны были зажигаться огни на высоких горах, так чтобы от одного огня был ви­ден другой. И люди говорят, что за семь ночей весть о войне доходила от самого южного до самого север­ного округа в Халогаланде (Холугаланне. - А. С.)». Своих ополченцев фюльк обеспечивал двухмесячным продовольствием (обычно мукой, мясом и маслом). Если же фюльк (допустим, горный) не был в состоя­нии снарядить корабль, он мог откупиться деньгами или натурой (так называемый «корабельный сбор»). Со временем эти откуны превратились в твердые налоги. Ими откупались и от службы. Трудно сказать, сам ли Хакон додумался до корабельных округов или эта идея передалась эстафетой от греков, по совету Фе-мистокла создавших точно таким же образом военный флот. Как бы там ни было, это второй зафиксиро­ванный в мировой истории случай, когда среди населе­ния была введена «корабельная подать». Третьим, кто пойдет этим путем, будет Петр 1, когда задумает строить Азовский флот.

Сколько нибудь определенной численности эскадр у викингов не было. Саги называют самые разнообразные и неожиданные цифры - пять, девять кораблей, один­надцать, двадцать (или «больше двадиати»), шесть­десят, семьдесят один, «около двухсот». Часто фигурирует один корабль, иногда со свитой из более мел­ких судов. И на всех этих боевых ладьях царила неслыханная для того времени дисциплина. Каждый воин четко знал свое место в походе и в бою (на носу, у мачты, возле конунга и так далее) и добросовестно выполнял свою задачу.

Из указаний саг легко вычислить продолжитель­ность их дневных переходов - до шестидесяти километ­ров под веслами и вдвое больше под парусом. Отсю­да нетрудно подсчитать и скорость.

Ночью, когда корабли причаливали к берегу, или днем, когда они останавливались на отдых, у сходней, спущенных с кормы (трапом норманны не пользова­лись), выставлялась стража, охранявшая покой спящих или досуг бодрствующих. Судя по обмолвке одной из саг, в караул отряжался каждый третий член экипажа. И горе было тому, кто засыпал на посту! Викинги не знали снисхождения и жалости. Современные романы и фильмы, рисующие их беспечными и удачливыми бро­дягами, мало имеют общего с действительностью.

Испокон веку человек относился с пиететом к средст­вам передвижения, дарованным ему богами, ибо они облегчали жизнь. На заре цивилизации все эти сред­ства, а их было тогда совсем немного, обозначались одним и тем же словом - у разных народов, естествен­но, по-разному. Это глобальное собирательное поня­тие сохранилось во всех современных языках: слово «транспорт» подразумевает любые