небе), лишь позднее с разрастанием фольклорных сюжетов люди забыли об астрономии и сбились со счета. Еще чаще никсы (и мужчины и женщины) бродят у воды в облике благородного белого коня, готового послужить любому повстречавшему его человеку. Но горе оседлавшему его! Улучив момент, этот оборотень сигает далеко в озеро или в море и исчезает в его пучине вместе с седоком. Люди все еще могли лишь робко мечтать о том, чтобы подчинить себе коня, хотя, вероятно, какие-то попытки уже предпринимались. Возможно, отголоски этих легенд ожили в ирландских мифах о конях фоморов и в греческих — о конях Гелиоса и Посейдона. В Ирландии, где предания о никсах поражают своим обилием и причудливой фантазией, Финляндии и Шотландии водяные имеют исконный облик лосося (как ирландский Финтан или девушка— лосось «Калевалы»), а на Гебридских, Оркнейских и Шетланд* ских островах — тюленя или дельфина, считавшихся священными животными также и у греков. Только при выходе на сушу они принимают человеческий вид, и лишь хвост постоянно напоминает об их родной стихии.
По мере того как человек осознавал свое место под солнцем, менялись и его представления о духах природы— эльфах и никсах. Те уже не могут обойтись без людей, и их визиты в селения становятся явлением обыденным. «Несмотря на свою власть и силу, — пытается осмыслить в конце минувшего столетия писатель П. Н. Полевой, — эльфы очень часто нуждаются в помощи людей и должны бывают обыкновенно прибегать к ней в следующих трех случаях. во-первых, они очень часто просят у людей взаймы хлеба, извиняясь тем, что их хлеб еще не вышел из печи, а дети голодны, есть просят, причем они действительно через два— три часа всегда отплачивали за хлеб, данный им, свежим, теплым и ароматным печением. во- вторых, весьма часто нанимают они у людей залы и другие комнаты на ночь, прося позволения играть в них свадьбу, за что всегда щедро награждают хозяев своими подарками. В— третьих, они должны бывают всегда призывать людей, когда хотят решить какой-нибудь спор или собираются делить общее сокровище. Люди в последнем случае часто бывали очень несправедливы к эльфам, да нередко обманывали их и во всем остальном… И наконец возбудили в них такую ненависть к себе, что те совершенно отказались от сношений с людьми, перестали помогать им в нужде и труде и во многих местах покинули даже свой кров и выселились в другие места…»
Взгляд Аурвы
В 5-м тысячелетии до н. э. эльфы были оттеснены на второй план потрясающими событиями в человеческом обществе. Люди сделали первый шаг к тому, чтобы повелевать природой. К ним возвратилась божественная благодать, утраченная в водах потопа шесть тысяч лет назад. Эта эпоха вошла в индийские сказания как Двапараюга — «медный век». В Греции тем временем наступил «золотой век» Крона, а на Скандинавию обрушился «век секир».
Геродот передает легенду скифов о том, как при первых их царях «с неба упали золотые предметы: плуг, ярмо, секира и чаша» — атрибуты земледельцев, скотоводов, воинов и царей— жрецов. Вероятно, в это же время, по славянскому поверью, Сварог сбросил на землю клещи. Они пришлись весьма кстати: люди как раз впервые познали вкус кузнечного ремесла, положившего начало многим другим ремеслам. Очень может быть, что кроме клещей Сварог сбросил также медные гвозди и молот. Славянские мифы об этом умалчивают, но именно эти три предмета, уже железные, использовал потом вышедший из подземного мира хаттский бог— кузнец Хасамиль. Молот (хеттское malatt — оружие) — основной инструмент ковачей — был их неотъемлемым атрибутом в религиях очень многих народов. Гвоздь, даже медный, по законам вавилонского царя XVIII века до н. э. Хаммурапи оценивался в полмеры зерна, а медный нож — в шесть сиклей (50,5 грамма) серебра. Недаром финикийское haras, произошедшее от месопотамского (h)urudu (медь), стало обозначать еще и золото! От urudu образовались латинские raudus и rudus (медь), славянские руда и орудие, а цвет меди дал начало целому гнезду слов со значением «красный» (древнерусское «рудый»). Три предмета, сброшенные с неба, символизировали власть над миром, как символизировали ее корона, скипетр и держава в гораздо более поздние времена, хотя ими владел еще Аита в эпоху, когда боги подземного царства стояли во главе пантеонов.
Когда Рудра в приступе ярости оторвал руки солнечному богу Савитару, божественный мастер и брат Савитара Тваштар приделал ему золотые протезы -то, что мы называем солнечными лучами. В Ирландии солнце не такое яркое, как в Индостане, и Диан Кехт вместе с Кредне изготовили для Нуаду руку не из золота, а из серебра, благо запасы его на западе Европы казались неисчерпаемыми. Безотказный меч Нуаду (а позднее и короля Артура, и Роланда, и персонажей многих саг, сказок и былин) своим сверканием напоминает громовое оружие Индры — ваджру, тоже выкованную Тваштаром (как киклопы выковали молнии для Зевса) и подаренную Индре, отцу Тваштара, божественным мудрецом Кавьей Ушанасом (как туаты подарили Лугу копье Ассал). Чаша для питья божественного напитка сомы, изготовленная Тваштаром (ее можно увидеть на ночном небе, это — луна), навевает ассоциации с котлом Дагды и чашей скифских царей, а прозвище Луга — Самилданах — это калька прозвища Тваштара: Вишвакарман. «Мастром всех ремесел» можно с полным правом назвать и египетского Птаха, и шумерского Энки: у этих народов не было специальных богов— кузнецов. К их числу, без сомнения, принадлежал поначалу и Дедал, тоже умевший делать все, причем его статуи, по отзывам греков, были «как живые». Как живые двигались и протезы Савитара и Нуаду. Позднее, когда стали формироваться божественные триады, Вишвакарман превратился в самостоятельного персонажа — «небесного архитектора». У ирландцев такую триаду составляли Кредне, Гоибниу и Лухта, у греков — Гефест, Дедал и его ученик Пердик. Царь— кузнец приходит в легенды почти всех народов. Славянский кузнец Телявель (по другим данным — Кальвс) выковал для своего господина Перкунса оружие из железа — лук, нож, меч, молот, палицу и топор, а из золота — солнце и гвозди, чтобы прибить его к небу. Кстати, эпитет самого Перкунса — Акменис Кальвс означает «каменный кузнец», что уводит нас в каменный век. Иранские Хушенг и Кава (поднявший народ против Заххака, превратив — впервые в истории — в знамя восставших свой красный кожаный фартук), скандинавские Локи и Вёлунд, финикийский Котар— и— Хасис, хаттский Хасамиль, абхазский Шашва, черкесский Тлепша, финский Ильмаринен — все они братья по ремеслу и «ровесники».
Именно в это время чрезвычайно важным качеством дополняется мудрость черных эльфов: они становятся великими мастерами ковки металлов. А покровителем — «князем» эльфов— кузнецов стал кузнец Вёлунд, выковавший меч Нэглинг для Беовульфа. Такие эльфы — колтки поляков и руссов — довольно скоро сделались сущим бедствием для людей новой профессии — рудокопов, поскольку не этличали тьмы, царящей на Земле после захода солнца, от темени шахты, а блеска солнечных лучей — от сверкания своих сокровищ в отблесках горна. Но если связать их заклятием, они могут обучить волшебному ремеслу ковки и людей под таинственным покровом ночи, ибо первый же луч солнца обращает их в камень.
Начало ремесел дало мощный стимул поискам прекрасного и возродило культ тотемов — божественных животных первопредков. К этому времени был уже одомашнен бык (сброшенное с неба золотое ярмо пришлось как нельзя кстати). Потомок Ману, царь Пуранджая, оседлав Индру, принявшего облик этого животного, одержал блестящую победу над полчищами асуров и возродил на Земле власть богов.
А верным другом и защитником человека стал прирученный наконец-то волк. Иногда считают, что это эпохальное событие произошло в 10-м или даже 13-м тысячелетии до н. э. Но такая оценка кажется чрезмерно оптимистичной, хотя отдельные случаи, конечно, бывали, как и сегодня, когда можно прочитать в газетах о тигренке, живущем в прихожей, или о крокодиле, обосновавшемся в ванной. Однако никому сейчас не приходит в голову делать из этого далеко идущие обобщения. Твердо можно сказать одно: волк стал
