кресле и жевал резинку. Оба удивленно уставились на них, когда они ввалились в комнату, а Грау даже поднялся из кресла.
— Он в крови! — воскликнул Грау.
Кэйд сорвал с себя куртку.
— Достань выпить! — яростно крикнул он Бауманну. — Ну, чего уставился? Дай выпить!
Бауманн вытащил из шкафа бутылку.
— Ты ранен? — спросил он Кэйда.
Кэйд выпил залпом и тут же налил себе еще.
— Со мной все в порядке, — сказал он, переводя дыхание. — Сцепился с охранником… Я вынужден был ударить его ножом.
В комнате воцарилась тишина. Все трое смотрели на него.
— Ударил его ножом? — пораженно переспросил Бауманн. — Ты… Боже милостивый! Ты его не убил?
Кэйд посмотрел на свои окровавленные пальцы и с отвращением вытер их платком.
— Не знаю. Он бы меня точно убил, не будь у меня ножа. — Он наконец успокоился. — А фотографии мы должны доставить американскому консулу. Бауманн! Это не снимки, а бомба! Я тебе точно говорю. Давай… Поехали в Женеву, чем скорей, тем лучше!
— Что значит бомба! — резко сказал Бауманн. — Ты же, идиот, еще ничего нам не рассказал! Что все это значит?
Кэйд замигал глазами и потер лоб.
— Прости… Но дело серьезное. Очень серьезное. Там произошла встреча между генералом Харденбургом и Дусловски. Они находились на террасе, вместе рассматривали карты, и я их фотографировал.
Бауманн смотрел на него, как на сумасшедшего.
— Дусловски? Ты что, спятил? Дусловски покончил с собой давным-давно. Что ты мелешь?
— Я тоже так думал, но он жив. Зачем, по-твоему, там было столько охранников с оружием? Это люди Харденбурга!
— Дусловски? — Бауманн все тем же взглядом смотрел на Кэйда. — Ты пьян! Он умер! Что ты такое несешь?
— Да жив он! Жив! Он и Харденбург! — крикнул Кэйд, стукнув кулаком по столу. — И у меня есть снимки в доказательство!
— Но если это правда… — Бауманн по побледневшему лицу Кэйда понял, что тот не врет. — Давай мне кассеты с пленками! Я их немедленно отправлю Шэ Бэ.
Кэйд покачал головой.
— Нет, ты их не пошлешь. Он их не получит. Они слишком важны, эти снимки, чтобы отдавать их Брэддоку. Они будут переданы американскому консулу в Женеве!
Лицо Бауманна окаменело.
— У тебя контракт с Шэ Бэ. Все снимки, которые ты делаешь, его собственность. Давай их сюда!
— Их получит консул, и никто другой!
Лицо Бауманна потемнело от ярости.
— Вот что значит работать с пропойцей! — заорал он и обернулся к Шерману. — А ты с ним, Бен?
— Да ты что? — ответил Шерман. — Шэ Бэ получит снимки, а там уж сам решит, что с ними делать.
— Вот так-то, — сказал Бауманн и протянул руку. — Давай пленки, Кэйд. Нас трое против тебя одного, и церемониться мы не будем, учти.
— Да вы что? — Кэйд попятился. Ему хотелось быть смелым, хотелось быть трезвым. Он схватил стеклянную пепельницу — жест отчаяния слабого перед сильным. — Только попробуйте! Вот этой штукой я выбью стекла.
Бауманн зловеще усмехнулся.
— Ну, что такое разбитое окно? — сказал он. — Давай, Кэйд. Не до такой же степени ты пьян. Дай мне пленки.
Шерман и Грау медленно начали надвигаться на Кэйда. Их остановил громкий стук в дверь. В глазах Бауманна мелькнул страх.
— Кто там?
— Полиция! — раздался резкий голос. — Откройте!
Бауманн заметно побледнел.
— Давай скорее пленки, идиот пьяный, — прошипел он Кэйду.
Тот попятился еще дальше, и в этот момент дверь его спальни раскрылась. В комнату вошел высокий, могучего сложения человек в серой униформе швейцарской полиции.
— Всем оставаться на своих местах! — рявкнул он, положив ладонь на рукоятку пистолета. Из-за его спины вышел тоже крепкий невысокий мужчина в черном плаще и черной шляпе. Он быстро пересек гостиную и открыл дверь, выходящую в коридор. Вошли еще двое, которых Кэйд сразу узнал, — охранники Харденбурга. Руки в карманах плащей, лица каменные. Они молча вошли и заняли каждый свою позицию в комнате.
Бауманн обратился к швейцарскому полицейскому:
— Послушайте! Что это значит? Что вам здесь нужно?
— Прошу предъявить паспорта. — сказал полицейский. — Вы не зарегистрировались в отеле… Это нарушение.
Бауманн вздохнул с облегчением.
— О, извините, ради бога. Мы просто были заняты. Замотались, знаете, и забыли. Вот, пожалуйста, мой паспорт. А у моих друзей тоже есть паспорта.
Кэйд зорко следил за разыгрывающейся комедией. Раз полицейский не один, а с громилами Харденбурга, все ясно: их арестуют и обыщут.
Шерман и Грау вытащили паспорта и протянули полицейскому.
— А мой в спальне, — сказал Кэйд небрежно. — Сейчас принесу.
Он спокойной походкой направился к своей спальне, а тело напряглось от страха, и сердце сильно забилось.
— Эй вы! А ну, стойте! — крикнул полицейский.
Напряжение стало невыносимым, но он продолжал идти. Шаги сзади приближались. Он проскользнул в спальню, захлопнул дверь перед самым носом охранников и успел повернуть ключ в то мгновение, когда тяжелое плечо ударило в дверь. Она затрещала, но выдержала. Он молниеносно пересек спальню и открыл дверь в коридор. Распахнув дверь до отказа, спрятался за ней, прижавшись к стене.
С треском дверь из гостиной раскрылась.
— Он удрал! — раздался крик. — Быстро!
Двое промчались мимо него в коридор. Топот ног удалялся в сторону лифта. Сердце колотилось так сильно, что ему казалось: стук выдаст его. Из гостиной послышался голос полицейского:
— Вы арестованы!
Услышал возмущенные протесты Бауманна, брань Шермана, лязганье наручников. Потом голос Бауманна:
— Ладно, черт с вами! Пошли.
Прижимаясь к стене, Кэйд услышал их шаги, когда они проходили мимо через раскрытую дверь.
Он подождал, пока не загудел лифт, увозивший их вниз, и только тогда вышел из-за двери. Схватив свое подбитое мехом пальто, торопливо надел его, подбежал к застекленной двери, распахнул ее и вышел на покрытый снегом балкон, потом закрыл за собой створки.
Внизу стояли три автомобиля, возле них двое швейцарских полицейских. Прямо под ним находился еще один балкон — на втором этаже. Не раздумывая, он перелез через перила и спрыгнул на него. Страх высоты был ничто по сравнению с тем, что он теперь испытывал. В номере было темно. Он повернул ручку балконной двери и вошел во мрак чужой комнаты. Прислушался. Ни звука. Он прикрыл за собой двери и
