Макс открыл дверь и пропустил Кэлворта вперед.
Люси Бостон калачиком свернулась в большом бочкообразном кресле. Она спала. Кэлворт остановился около нее.
Большие темные ресницы оттеняли бледность щек, светлые волосы сбились, руки были согнуты и почти не высовывались из широких рукавов пальто.
Она сразу открыла глаза и, щурясь, посмотрела на Кэлворта. Во взгляде застыло удивление.
– Доброе утро, – сказал Кэлворт.
Она слабо улыбнулась.
– Не к чести девушки сидеть вот так и ожидать мужчину.
Быстрым движением она вынула руки из рукавов, опустила ноги и, опершись на подставленную Кэлвортом руку, встала.
– Мне нужно поговорить с вами, – сказала она.
– Хорошо, давайте поднимемся наверх.
Она кивнула головой. Кэлворт повернулся к Максу, топтавшемуся у дверей.
– Подними нас, Макс.
Первое, что увидел Кэлворт, когда зажег свет, были все еще стоявшие в холле чемоданы Грейс. Ему захотелось поскорей убрать их куда-нибудь, чтобы стереть это напоминание о ней.
Люси отказалась снять пальто и что-нибудь выпить. Она села на диван, поджав под себя ноги, глядя при этом на Кэлворта широко раскрытыми глазами, в которых светились неподдельная прямота и искренность.
– Прежде чем что-либо сказать, я признаюсь, что решилась на этот поздний визит совершенно неожиданно для самой себя.
Кэлворт пристально посмотрел на нее не перебивая.
– Ни отец, ни Эд…
– Ну, Эд-то знает, – мягко поправил ее Кэлворт. – Ведь это он привел вас сюда.
– О, – глаза ее еще больше расширились. – Мы были в театре, и мысль возникла у меня на обратном пути. Эд не захотел ждать, а я решила остаться, мы поспорили, и вот я здесь. Поверьте мне, что я говорю правду.
– Я все это знаю.
– От лифтера?
– Он мне очень предан… Наши отношения всецело основаны на чаевых, которые он часто и щедро получает от меня.
Она посмотрела на свои сложенные на коленях руки.
– Я чувствую, что мне с вами будет очень трудно разговаривать. Я думаю, что… я не знаю…
– Понятно, – весело перебил ее Кэлворт. – Сегодня вы не будете предлагать мне деньги. Вы просто будете взывать ко всему хорошему, что, может быть, во мне есть. Вы будете убеждать меня.
– Эд сказал, что этим мы ничего не добьемся. Из-за этого мы и поспорили с ним, довольно серьезно.
– Вы знаете, вы почти убедили меня. Невинность и простота – это ваша вторая натура.
Брови ее поползли вверх.
– Мне жаль, что я поспорила с Эдом. Он был прав.
– Забудем на время об Эде и оставим невинные женские хитрости. Не для того же вы пришли сюда, чтобы обсуждать мой характер, не так ли?
– Нет, конечно, – произнесла она тихо. – Но все-таки мой приход связан с некоторыми чертами вашего характера, каким я его себе представляю.
– Это, конечно, относится к расписке, я так думаю. И на каких же струнах моего характера вы решили сегодня поиграть, чтобы вынудить меня отдать ее вам?
– Не совсем так. Я не для того пришла. Я просто хотела попросить у вас вещь, не принадлежавшую вам, если она еще у вас.
Она замолчала и посмотрела на него прямо, желая этим самым подчеркнуть свои последние слова.
– Что вы имеете в виду под этими словами «если она еще у вас…»? И куда бы ей деться?
– Может быть, вы продали ее более важной персоне, готовой заплатить значительно больше нас?
– Я не продал ее, – ответил Кэлворт.
Она облегченно вздохнула.
– Рада слышать это.
Она поудобнее уселась на диване, тем самым как бы выражая чувство облегчения и удовлетворения от услышанного, и, наклонившись вперед, сказала:
– Я оскорбила вас, я не хотела этого делать.
– Все забыто, – ответил Кэлворт и улыбнулся.
Ответная улыбка ее была мимолетной, но серьезной.
– Хочу рассказать вам о подлинной причине своего столь позднего визита.
Она опять серьезно посмотрела на него.
– Я пришла потому, что не верю, что вы вор, – голос ее задрожал, а лицо покраснело, – я имею в виду в обычном смысле этого слова.
Она смутилась.
Он мягко спросил:
– Кто же вам сказал, что я вор?
Она вновь повернулась к нему, и голос ее окреп.
– Но вы же украли расписку, принадлежавшую отцу.
– Но кто же вам сказал, что я ее украл? – снова повторил он.
– Отец.
– Отец ли? А вы уверены, что это был не Род?
– Почему вы так ненавидите Эда?
– Ну, частично потому, что он был готов застрелить меня, а частично потому, что… он любит вас.
Люси отвернулась.
– Мы отдаляемся от темы нашего разговора. Прошлой ночью, – она сделала паузу, – вы сказали мне, что отдали бы расписку в обмен на поцелуй.
– Это было глупостью, просто романтическим моментом.
– Но когда вы произносили это, ваш вид… Я позже много думала об этом, поверьте мне.
– Повторяю, это было моей глупостью, и я просил бы вас забыть об этом, прошу вас, хорошо?
– Не пугайтесь, пожалуйста. Я не хочу ловить вас на слове, но напоминаю об этом лишь потому, что подумала: это могло бы быть путеводной нитью, тропинкой к вам, к вашему сердцу.
Она замолчала, видимо, желая услышать что-нибудь в ответ, но Кэлворт промолчал, и она продолжала говорить, при этом быстро возбуждаясь:
– Сегодня днем на вернисаже вы что-то говорили о желании получить дополнительные сведения.
– Это было днем… А теперь я уже узнал то, что меня интересовало.
Кэлворт наклонился к ней.
– Я получил эти сведения вечером от Винсента Гастингса.
– В госпитале?
– Именно в госпитале. Куда он был доставлен в тяжелом состоянии по вине Плейера, умышленно сбившего его машиной, а целью его было убийство.
– Нет! Не может быть!
Глаза ее расширились от ужаса и недоверия.
– Да, это именно так! Плейер пытался расправиться с ним точно таким же способом, которым он убил мистера Мартина Ван дер Богля.
Она продолжала смотреть на него широко раскрытыми глазами, а он сидел неподвижно, уставившись глазами в пол, но он чувствовал огромное напряжение во всем ее теле… Он чувствовал, что вопреки себе самой она верила ему, хотя и не хотела в этом признаться.
Им овладело желание встать, подойти к ней, обнять ее и успокоить. Но он не сдвинулся с места и