Он несколько секунд размышлял, потом сказал:
– Ну хорошо. В семь вечера я буду в баре «Белая ромашка».
– Как я вас узнаю?
На том конце провода послышался хохот, вызвавший у меня в памяти ассоциацию с клокотанием воды в кипящем чайнике.
Я посмотрел на часы. До встречи оставалось чуть меньше двух часов. Есть о чем поразмыслить.
Итак, я только сегодня прибыл в этот странный веселенький городок. И у меня сразу же возникла масса проблем. Та, ради которой я приехал, оказалась в тюрьме по подозрению в убийстве своего дружка. Все возможные источники информации оказались для меня недоступными, одна надежда на лейтенанта О'Брайена. Да и город сам по себе не слишком приветливо встретил меня: то дождь льет, как из ведра, то водители такси – всякие там пуэрториканцы или филиппинцы – указывают мне, как должно вести себя в их паршивом захолустье. Спасибо еще, что гостиница оказалась вполне приличная – номер с ванной и балконом, выходящим во двор, а не на проезжую часть. Терпеть не могу шума машин. Жаль только, что за это убогое счастье нужно платить вперед, да еще и наличными.
Подойдя к стойке, я увидел, что бармен готовит какую-то невообразимую смесь для парочки, которая пристроилась у стойки рядом со мной. Я подождал, пока он покончит с этим занятием, и попросил у него подшивку местных газет за последнюю неделю. Он было заколебался, но я так взглянул на него, что он, порывшись под стойкой, протянул мне пачку газет. Это были «Новости Панама-Сити». Репортажи об убийстве занимали первые полосы газет. И это было неудивительно.
Дело в том, что Роберт д'Эссен был единственным сыном и наследником Джорджа д'Эссена, который, насколько я понял из статей, был фактическим владельцем города.
Глава 2
Лейтенант О'Брайен был высоким и плотным мужчиной лет тридцати пяти. Полицейская форма, в которую он был одет, была измята и изрядно посыпана сигаретным пеплом. Он сидел за угловым столиком бара «Белая ромашка» и отхлебывал из высокого стакана какую-то зеленоватую муть. Я взял двойную порцию виски и подошел к нему.
– Вы лейтенант О'Брайен? – спросил я без всяких предисловий. – Я тот человек, который звонил вам.
Его широкое лицо не изменило своего выражения. Он жестом указал на стул рядом с ним. Я сел и сделал пару глотков из стакана, отметив, что руки он мне не подал.
– Меня зовут Эл Уолкер, – сказал я. – Меня интересуют сведения по делу Алисы Керью.
– Читайте газеты… Или, может быть, вы сами репортер… – он был все так же равнодушен.
– Нет, я не репортер, и меня интересуют сведения, которые не публикуются в газетах.
– Вы хотите их купить? – внезапно спросил он.
Это меня насторожило, и я осторожно проговорил:
– Если вы настаиваете…
Его лицо внезапно налилось кровью и глаза засверкали.
– Убирайся отсюда, пока кости целы, – прошипел он. – Запомни сам и передай своим дружкам, что Лесли О'Брайен не продается. Единственное, что ты можешь от меня получить, так это пулю в лоб.
Я никогда не видел, чтобы внешность человека могла так быстро меняться. Только что, на моих глазах, добродушный толстяк превратился в разъяренного льва. Я сидел не шевелясь и не спуская с него глаз. Сначала нужно было выяснить, какую игру он ведет.
– Вы меня не так поняли…
Он немного поутих и стал ждать продолжения. В его глазах была сталь, а вокруг губ легла жесткая складка. И вдруг я понял, что, если я хочу быть в курсе дел, мне придется выложить ему все… Мне придется довериться ему. Я достал из пачки сигарету и закурил.
– Вы, наверное, уже в курсе того, что Джон Керью воевал во Вьетнаме и погиб там два с половиной месяца назад. Мы с ним вместе месили грязь в джунглях около двух лет. Я ему обязан жизнью – он погиб, спасая меня. Джон Керью умер у меня на руках. Перед смертью он просил позаботиться о его дочери. Неделю назад я демобилизовался из армии и приехал сюда.
О'Брайен все еще недоверчиво смотрел на меня. Он достал из нагрудного кармана рубашки сигару и раскурил ее, пуская клубы дыма.
– Но я всегда верю только фактам и доказательствам.
– Я понимаю вас, – проговорил я и полез во внутренний карман. – Вот мое воинское удостоверение, вот письмо Джона к дочери, которое он не успел отправить, а это то, что он просил передать ей. – Я кинул ему испачканное кровью письмо и холщовый мешочек. – Здесь бриллианты… А где мы их взяли, это долгая история и совсем не для полиции.
О'Брайен хитро посмотрел на меня. Выражение отчужденности исчезло с его лица.
– Я чувствую, парень, что ты не веришь в ее виновность, – наконец сказал он. – И поверь мне, это хороший признак: мы станем друзьями. А, Эл?
Я улыбнулся. Мне все больше и больше нравился этот тип.
– Я тоже так думаю, Лесли.
Он поднял стакан, и мы дружно проглотили свою выпивку. Он заказал еще пару виски и спросил:
– Итак, ты решил влезть в это дело? Я правильно тебя понял?
Я кивнул.
– Но ты ведь даже не видел девушки и не имеешь никакой зацепки.
– Насколько я понял из газет, у вас ее тоже, по-моему, нет. Дело довольно-таки темное.
Он сразу погрустнел.
– Темнее не бывает, но ты все-таки влезаешь?
– Если буду уверен, что она невиновна…
– Она невиновна, парень. Можешь мне поверить. Интуиция старого сыщика, хотя это и не доказательство. И как далеко ты собрался влезть?
– Как можно дальше. Я доберусь до конца.
– Если тебя прежде не прихлопнут.
Я с удивлением посмотрел на него. Он кивнул головой.
– Да, да. В деле замешаны некоторые люди, которые не стесняются в выборе средств.
Я отпил из стакана.
– Кто же, например?
О'Брайен внимательно посмотрел на меня, потом, осушив свой стакан с виски, сказал:
– Здесь не место для подобных разговоров. Если ты решил драться, то поехали со мной. Я введу тебя в курс дела. Будем работать вместе.
– А зачем я тебе нужен? – вопрос я задал чисто автоматически.
– У меня связаны руки моим положением и разными служебными зацепками, а ты, свободный от всяких запретов, можешь кое-чего добиться. Ясно?
Мы поехали домой к О'Брайену. Он жил в большом многоквартирном доме на окраине города. У него была трехкомнатная квартира на втором этаже, запущенная до безобразия. В комнате, куда он меня пригласил, стоял огромный обшарпанный письменный стол, на котором грудой были навалены бумаги, огромная книжная полка тянулась через всю стену. Пол, покрытый персидским ковром, прожженным в нескольких местах, был усыпан пеплом и всевозможным мусором. На двух креслах лежали вещи, а под одним из них красовались несколько пустых бутылок из-под виски. Одну стену занимала крупномасштабная карта города, испещренная разными значками.
– Присаживайся, – сказал О'Брайен, убрав вещи с одного из кресел, – а я принесу что-нибудь выпить.
Он вышел на кухню и вскоре вернулся оттуда с наполовину опустошенной бутылкой виски и стаканами.
– К сожалению, льда у меня нет, – как бы извинившись, проговорил он.
– Это как раз только к лучшему, – возразил я. – Уродовать виски льдом или водой – это непростительное кощунство.
О'Брайен погрузился в мягкое кресло и достал из кармана недокуренную сигару.
