превратилось в ледяную маску. — Спасибо, что сказала. Я предпочитаю знать правду. — Известие буквально парализовало ее. — Не говори никому, даже Мэгги. Пожалуйста, сделай это для меня.
— Софи! — сокрушенно вымолвила Дженни.
— Нет! — выдохнула Софи и попятилась назад, не сводя с Дженни страдальческих глаз. Только не жалость! Иначе она погибла. — Со мной все в порядке, — произнесла она спокойно, только губы слегка дрожали. — Ты иди, пожалуйста. Я хочу сама все выяснить с ним и… с теми, кто еще там есть.
Она подождала, пока плачущая Дженни покинула коридор. Гордость придала ей сил. Но не успела Софи взяться за ручку, как дверь распахнулась и, к ее большому удивлению, из комнаты вылетел Энрико. Он был бледен и дрожал как осиновый лист.
— Софи! — изумленно воскликнул он, прикрывая за собой дверь.
— Что ты там делал, Энрико? — недоуменно спросила она.
— Я… я… — Он облизал губы, явно затрудняясь в подборе слов.
— Я знаю, что Розано там, — тихо сказала Софи. — Я слышала его голос. Не пытайся выгородить его. Чем он там занят, Энрико? Кто с ним?
Энрико прищурился, в его глазах промелькнуло какое-то непонятное выражение.
— Мы… поспорили. Я считал, что ему следует быть с гостями, с тобой, а не где-то еще. Розано наорал на меня, потому что я застал его в самый разгар…
— Прекрасно! — Картина прояснилась, но излишние подробности ей ни к чему. — Пропусти меня, — прошептала она побелевшими губами.
— Тебе нельзя туда, — предостерегающе произнес Энрико.
— Пусти, — нервно повторила Софи, едва удерживая слезы.
Энрико пожал плечами.
— Если хочешь. — Он с жалостью взглянул на нее. — Я сделал все, что мог, Софи. Полагаю, ты имеешь право знать, чем занимается твой муж в день свадьбы.
Колени у Софи так дрожали, что она с трудом сохраняла равновесие.
— Именно. Отойди в сторону.
— Может быть, лучше заглянуть тихо, чтобы он не слышал? Позволь мне. — Со смущенным лицом он молча чуть-чуть приоткрыл дверь и поманил ее пальцем.
С бешено бьющимся сердцем она заглянула в комнату. И весь мир в мгновение ока разлетелся на тысячи осколков.
Розано стоял к ней спиной и держал в руке чулки Арабеллы, на которой были только красный кружевной лифчик и такие же трусики. Платье, видимо сброшенное в страшной спешке, шелковой лужицей алело на ковре.
Софи в отчаянии зажмурилась. В течение нескольких секунд она совсем ничего не чувствовала. Затем мозг медленно включился и заработал и с мучительной ясностью сказал ей, что между ними все было ложью с самого начала. Нежные взгляды, ухаживания, страстные заверения в любви…
Подавив всхлип, Софи оторвалась от двери в тот момент, когда Арабелла обвила рукой талию Розано. У нее не было желания наблюдать сам процесс измены. Энрико бесшумно притворил дверь.
Чувствуя во рту отвратительную горечь, она позволила ему проводить себя в другой конец коридора и там без сил опустилась на стул.
— Извини, — вкрадчиво сказал Энрико, поглаживая ей руку. — Я старался, как мог. Но все считают его полубогом…
— Знаю, и тем хуже для нас! — Ее глаза вспыхнули алмазным блеском. — Не говори ему, что я была здесь, — потребовала она яростно. — Я не хочу, чтобы он знал. Пока.
— Нет-нет, — с готовностью пообещал Энрико. — Это будет нашей тайной.
— И вообще никому не говори, — пробормотала она сквозь зубы. — Если дедушка узнает, он может умереть от потрясения. — Забывшись, она схватила Энрико за лацканы смокинга и приблизила к нему лицо. — Ты слышишь, Энрико? Никаких сплетен, ни единого слова, ни намека, или клянусь, ты пожалеешь, что родился на свет!
— Никому не скажу ни слова, — испуганно пролепетал он. Она выпустила его, и он с облегчением выдохнул. — Что ты собираешься делать, Софи?
Она холодно вскинула подбородок. Розано растоптал ее мечты. Он заслуживает преисподней.
— Расстроить его планы, — проговорила она жестко.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Гнев придал Софи достаточно сил, чтобы она смогла выдержать банкет, хотя каждая секунда приносила ей нестерпимые муки. Но Розано ничего не должен был заподозрить раньше времени.
Все, что она считала нужным сказать ему, она скажет с глазу на глаз. Софи не могла также испортить этот день дедушке, пребывавшему в блаженно-счастливом настроении.
И она придала лицу выражение оживленного интереса, упорно избегая встречаться глазами с Дженни. Она то и дело смеялась, но только ей одной было известно, насколько смех этот близок к истерике.
Они вылетели из Лидо с маленького частного аэродрома на собственном самолете Розано и вскоре прибыли на место, где им предстояло провести медовый месяц. Розано предлагал ей на выбор любую часть земного шара. Она остановилась на его летнем дворце шестнадцатого века «Вилла паладина», расположенном на Венето — острове на севере от Венеции. Розано говорил, что это очень романтичное место. Из года в год на протяжении четырехсот лет четвертого июня все Барсини дружно паковали вещи, ковры, мебель и перебирались на виллу, чтобы избежать малярии, которую летом легко было подцепить на каналах, хотя в наши дни такой угрозы уже не существовало. Розано уверил ее, что небольшой штат преданной прислуги обеспечит им полное уединение.
На краткий миг в аэропорту Софи едва не уступила искушению предложить Розано лететь одному, а ее оставить в Венеции. Но она тут же представила удивление дедушки и вопросы, которые за этим последуют. Нет, на такое она не могла пойти. Дедушка обожал Розано, и Софи не хотела, чтобы о сущности ее супруга он узнал от нее. Дедушка никогда не должен догадаться, чем обернулся их брак. Это означало, что до конца дедушкиных дней ей предстояло лгать. Перспектива была не из приятных.
Настоящее также ничуть не радовало. Когда они въехали на территорию виллы через высокие чугунные ворота, ее наполнила ужасом мысль, что долгое время она будет здесь одна наедине с Розано. Без любви, без привязанности, которые, как она верила недавно, соединяли их, дни и ночи будут тянуться бесконечно…
Софи нервно теребила подол юбки нового костюма от Валентине, внезапно от души возненавидев его золотисто-зеленые цвета — цвета Барсини. Больше она ни разу не наденет его!
— Уже скоро, дорогая, — беспечно произнес Розано, не замечая ее состояния. Она растянула губы в улыбке и кивнула, сделав вид, что с увлечением разглядывает парк.
Она отчаянно пыталась взять себя в руки, а Розано тем временем оживленно показывал ей стадо оленей, укромное место, где он всегда прятался после наказаний отца, прекрасный вид на долину…
— Тебя били в детстве? — переспросила она, внезапно вникнув в его слова. Розано поморщился.
— Я, по мнению отца, был слишком импульсивным, чересчур откровенно проявлял свои чувства…
Ребенок, подвергаемый телесным наказаниям, часто потом становится жестоким к другим…
— А что по этому поводу говорила твоя мать? — спросила Софи.
— Не знаю. Наверное, поддерживала отца, — ответил он так, словно это было совершенно естественно.
— Она любила тебя? — снова спросила Софи и попыталась представить, что он станет делать, когда она откажется родить ему наследника. Она взглянула на его сильные руки, плечи и вжалась в сиденье.
— Понятия не имею, — равнодушно произнес он. — Я плохо знал ее.
Он впервые заговорил о своей матери. До сих пор он неизменно уходил от этой темы. Пытаясь представить, что за отношения связывали мать и сына, Софи спросила снова:
— Она когда-нибудь ласкала тебя?
— Никогда. Но меня достаточно баловали няня и гувернантка, они обе были англичанками. Здесь среди аристократии вообще принято брать к детям английских учителей, вот почему мы все так хорошо говорим по-английски. Не волнуйся! — сказал он и погладил ее руку. — Мы не будем чужими нашим детям.
— Нет, — проговорила она машинально, но не стала прибавлять, что детей не будет вовсе.
