Бен почувствовал что-то на своей щеке и, потерев ее, обнаружил, что это слеза. Слова Давида не оставили его равнодушным, они произвели на него глубокое впечатление и поразили. Будто сопереживая отчаянию древних евреев, Бен чувствовал тошноту и слабость. Он должен перевести до конца. Ему не уйти от чтения последних двух фрагментов шестого свитка. Однако его взор затуманили слезы, из носа потекло. Ему понадобился носовой платок.
Бен встал из-за стола, обернулся и воскликнул:
– Боже милостивый!
В дверях стояла Энджи.
– Привет, Бен, – тихо сказала она.
– Ну и ну! Не подкрадывайся ко мне так! – Он прижал руку к груди.
– Извини. Но я стучалась и стучалась. Твоя машина стоит внизу, и я подумала, что ты дома. Я отперла дверь своим ключом.
– Как давно ты уже стоишь там?
– Довольно долго, я откашлялась несколько раз, но ты не обратил на меня никакого внимания.
– Ну и ну… – повторил он еще раз, качая головой. – Я на время перенесся в Иерусалим… Бен взял лист бумаги, на котором нацарапал свой перевод. – Даже не помню, что писал вот это. Помню только, что был в Иерусалиме…
– Бен.
Он повернулся к ней.
– Бен, где ты был вчера вечером?
– Вчера вечером? – Он потер лицо. Когда это было – вчера вечером? Как давно это было? Сколько дней, недель назад. – Дай сообразить… Вчера вечером. Я был… здесь… А что?
Энджи повернулась и вошла в темную гостиную. Окно не было задернуто занавесками, за ним стояла безлунная ночь, кругом царило холодное безмолвие.
Бен хотел уже пойти за ней, но почувствовал, что его тянет в кабинет и, оглянувшись, увидел под светом лампы непереведенную часть шестого свитка. Внутри себя он ощущал холод и пустоту, слова Давида привели его в уныние. У него не было охоты ссориться с Энджи. Ему надо вернуться в Иерусалим.
– Бен. – Энджи обернулась. – Вчера вечером я тебе звонила, и мне ответил женский голос.
– Что? Это невозможно. Наверно, ты ошиблась номером.
– Женский голос сказал: «Квартира доктора Мессера». Как, по-твоему, сколько докторов Мессеров живет в западном Лос-Анджелесе?
– Энджи, как это глупо… – Он осекся и нахмурился. – Минуточку. Вспомнил. Это была Джуди…
– Джуди!
– Да. Я ходил за пиццей…
– Кто эта Джуди? – Энджи повысила голос.
– Моя студентка Джуди Голден, она пришла сюда кое-что напечатать для меня.
– Как мило.
– Ну перестань же, Энджи. Ревность тебе не к лицу. Она мне кое-что напечатала, вот и все. Я не обязан отчитываться за свои действия ни тебе, ни кому-либо другому.
– Верно, не обязан. – Хотя Бен в темноте и не видел выражения лица Энджи, он мог представить его по тону ее голоса. Она дрожала и пыталась держать себя в руках. Та самая бесстрастная Энджи, всегда владеющим собой.
– Ты явилась сюда ссориться? Я верно понял?
– Бен, я пришла, потому что люблю тебя. Разве ты этого не понимаешь?
– Не надо преувеличивать. Приходит студентка, чтобы напечатать для меня кое-что, и мы уже вынуждены доказывать, что любим друг друга. Боже, Энджи, ты можешь просто поверить мне и больше не говорить об этом?
Неожиданно наступила пауза. Энджи ничего не понимала, она была озадачена. Прежде Бен всегда был таким предсказуемым. Она всегда знала, как он будет реагировать и что скажет. Почему сейчас все изменилось?
– Ты изменился, Бен, – невыразительным голосом сказала она.
– А ты обладаешь даром делать неверные выводы из верных посылок. – Он нервно рассмеялся. – Если кто-то и изменился, куколка, то это ты. Раньше мне никогда не приходилось оправдываться перед тобой. Мне никогда не надо было делать громкие заявления о том, что я люблю тебя. Что на тебя нашло столь неожиданно?
Энджи подошла к нему и очутилась в небольшом пространстве, освещенном лампой из кабинета. Бен заметил ее странный взгляд.
– Вопрос заключается не в том, что на меня нашло, – спокойно сказала она. – Речь идет о том, что нашло на тебя. Или точнее… – Она отвела глаза и уставилась в точку над его плечом. – Точнее… кто
Видя, что глаза Энджи полны слез, Бен вдруг обнял ее и прижал к себе. В это мгновение его охватил жуткий страх, и он почувствовал себя так, будто стоит на краю огромной черной пропасти. Он посмотрел вниз, но не увидел ничего, кроме бесконечно темной ночи. Прижавшись к Энджи, он чувствовал, будто тонет. Он был человеком, оказавшимся на грани между здравым умом и помешательством, между реальностью и кошмаром. И в то мгновение, когда Бен прижался к Энджи, подчиняясь инстинкту самосохранения, он понимал, что все ближе подходит к этой пропасти.
– Энджи, я не знаю, в чем дело, – торопливо пробормотал он, прижавшись устами к ее надушенным волосам. – Я не могу отказаться от перевода этих свитков… Такое ощущение, будто… Будто…
Она отстранилась и взглянула на него. По ее щекам текли слезы.
– Бен, только не говори это!
– Я вынужден, Энджи. Такое ощущение, будто Давид бен Иона завладевает мною.
– Нет! – воскликнула она. – Ты можешь избавиться от всего этого. Ты можешь, Бен. Позволь мне помочь тебе.
– Энджи, но я этого не хочу. Как ты не понимаешь? С самого начала он постепенно завладевал мной. А теперь я в его власти. Энджи, я не собираюсь бежать от него. Сейчас он уже здесь, и я не могу убежать от него. Я обязан выяснить, что именно он хочет сказать мне.
Черная пропасть уже зияла перед Беном, и он знал: еще мгновение и он бросится в нее.
– Энджи, я больше не собираюсь бороться с ним. Я должен полностью подчиниться Давиду. Ответ кроется в этих свитках, я должен найти его.
