— Ту проволоку натянули для меня. Мне очень жаль, что вы наткнулись на нее.
Наступила долгая пауза, в течение которой мы смотрели друг на друга.
— Ларри, если у вас есть желание, вы могли бы оказать мне услугу, — сказала она. — Насчет офиса вам незачем беспокоиться, об этом позаботились, из муниципалитета прислали замену, но тут есть одно дело особого рода. Вы не согласитесь заняться им вместо меня?
Дело особого рода! Мне бы сказать ей, что я покончил с этой опекунской лавочкой, что это занятие не для меня, а для одних дураков, но меня подталкивала судьба.
— Конечно. Что за дело?
— Завтра из тюрьмы в одиннадцать освобождают одну женщину. Я навещала ее. И дала ей обещание… — На секунду умолкнув, Дженни посмотрела мне в глаза. — Надеюсь, вы понимаете, Ларри, что для человека, сидящего в тюрьме, обещание очень много значит. Я обещала встретить ее, когда ее выпустят, и отвезти домой. Она пробыла в тюрьме четыре года. Это будет ее первая встреча со свободой, и я просто не хочу разочаровывать ее. Если меня там не окажется, если никто не будет ее ждать, это может свести на нет все труды, которые я на нее положила. Не согласитесь ли вы встретить ее, объяснить, что со мной случилось и почему я не смогла прийти, быть с ней поласковее и отвезти домой?
'Господи, — подумал я, — как можно быть такой простодушной!» Женщина, которая провела за решеткой в суровых тюремных условиях четыре года, наверняка должна быть тверже стали. Как и все прочие отиравшиеся вокруг Дженни попрошайки, эта женщина втирала ей очки, но, поскольку из-за меня Дженни сломала лодыжку, запястье и ключицу, я решил ублажить ее.
— Это не проблема, Дженни. Конечно, я встречу ее.
Она одарила меня своей теплой, дружеской улыбкой:
— Спасибо, Ларри. Вы сделаете доброе дело.
— Как я ее узнаю?
— Ее одну освобождают в одиннадцать часов. У нее рыжие волосы.
— Тогда это просто. За что ее посадили? Или мне не следует спрашивать?
— Нет, не следует, разве это имеет какое-то значение? Она отсидела свой срок.
— Да. И куда мне ее везти?
— У нее дом неподалеку от шоссе номер три. Там живет ее брат. Она покажет вам дорогу.
Появилась беспокойная медсестра и заявила, что Дженни нужно отдыхать. Вероятно, она была права. Дженни выглядела обессиленной.
— Ни о чем не беспокойтесь. — Я встал. — В одиннадцать часов я буду на месте. Вы не сказали, как ее зовут.
— Рея Морган.
— Порядок. Я навещу вас завтра после обеда и расскажу, как все прошло.
Сестра погнала меня из палаты. Удаляясь от больницы, я думал, что у меня осталась свободной большая часть дня, которую нечем заполнить. Я еще не знал тогда, что завтра встреча в одиннадцать с Реей Морган изменит все.
В четыре минуты двенадцатого решетка, загораживающая вход во Флоридский исправительный дом для женщин, распахнулась, и Рея Морган вышла на бледный солнечный свет, пробивавшийся сквозь смог и цементную пыль. Я сидел в отремонтированном «бьюике» уже минут двадцать и, увидев ее, щелчком отбросил сигарету, вылез из машины и подошел к ней. Трудно описать эту женщину словами, могу только сказать, что она была высокой, стройной, с густыми волосами цвета спелого каштана, одетая в поношенный серый плащ, темно-синие брюки и запыленные, стоптанные туфли. Женщины бывают красивые, хорошенькие и привлекательные, но Рея Морган не подходила ни под одну из этих категорий. Она была Рея Морган, единственная в своем роде. У нее были хорошие черты лица, хорошая фигура, длинные ноги и прямые плечи. Но самое большое впечатление производили ее необыкновенные темно-зеленые глаза. Большие глаза смотрели на мир с подозрением, с циничной насмешкой и обнаженной сексуальностью. Эта женщина познала все. Когда наши взгляды встретились, у меня появилось чувство, что она на несколько лет старше меня и опытнее.
— Я Ларри Карр, — представился я. — Дженни в больнице. С ней произошел несчастный случай. Она попросила меня заменить ее.
Она взглянула на меня. Ее глаза раздели меня и ощупали мое тело. Ничего подобного я не испытывал раньше и реагировал на ее медленный изучающий взгляд так, как реагировал бы любой мужчина.
— Ладно. — Она посмотрела на «бьюик». — Двинули отсюда. Дайте сигарету.
У нее был низкий, хрипловатый голос, такой же бесстрастный, как и ее глаза. Протягивая пачку сигарет, я поинтересовался:
— Разве вы не спросите, насколько серьезно пострадала Дженни?
— Дайте прикурить.
Когда я подносил огонь к ее сигарете, во мне закипел гнев.
— Вы слышали, что я сказал? Она втянула дым в легкие и медленно выпустила его из тонких ноздрей и жесткого рта.
— И что с ней?
Равнодушие, звучавшее в ее голосе, продемонстрировало мне лучше всяких слов, какая Дженни простофиля.
— Сломана лодыжка, сломано запястье и перебита ключица, — ответил я. Она сделала еще одну затяжку.
— Так и будем тут торчать? Я хочу домой. Ведь вас для того и прислали, чтобы отвезти меня?
Она обошла меня и, подойдя к «бьюику», открыла правую дверцу, проскользнула в машину и захлопнула ее. Меня охватила холодная ярость. Я рывком распахнул дверцу.
— А ну вылезай, сука! — заорал я. — Можешь идти пешком! Я тебе не фраер вроде Дженни! Вылезай, или я тебя выкину!
Она еще раз затянулась сигаретой, разглядывая меня.
— Я и не считаю тебя фраером. Не бурчи кишками. Я заплачу. Отвези меня домой, а я заплачу за проезд.
Мы посмотрели друг на друга. И тут мной овладела та же жажда секса, что и прошлым вечером. Я едва сдерживал желание вытащить ее из машины и разложить прямо на грязной, запыленной цементом дороге. Теперь ее глаза казались мне зелеными омутами обещания. Я захлопнул дверцу, обошел машину и сел за руль. Машина помчалась по шоссе номер три. Когда я ждал на перекрестке удобного момента, чтобы пристроиться к потоку транспорта, она спросила:
— Как тебя угораздило связаться с этой дурочкой? Говоришь ты вроде на моем языке.
— Сиди и помалкивай. Чем больше я слушаю тебя, тем меньше ты мне нравишься. Она рассмеялась:
— Даешь! А ты штучка, парень! Она небрежно опустила любопытные пальцы на мое бедро. Я отбросил ее руку.
— Заткнись и сиди смирно, а то пойдешь пешком! — рявкнул я.
— Ладно. Дай еще сигарету.
Я кинул ей пачку и вырулил на шоссе. Через пять минут быстрой езды мы проехали мимо ресторана «Плаза».
— А он все еще тут, — заметила она. И вдруг я вспомнил, что эта женщина провела четыре года за решеткой. Эта мысль встряхнула меня. Я отпустил педаль газа.
— Куда везти? — спросил я, не глядя на нее.
— Еще миля, а там первый дорожный знак слева.
Следуя ее указаниям, через милю я свернул с шоссе на немощеную дорогу. Время от времени я посматривал на нее. Она сидела, отодвинувшись от меня, покуривая и глядя в ветровое стекло. В профиль ее лицо казалось высеченным из мрамора: такое же холодное и жесткое. Я думал о ее словах: «Я заплачу за проезд». Вкладывала ли она в них тот же смысл, который придал им я? Вожделение окатывало меня волнами горячей крови. Я не мог припомнить, чтобы когда-либо испытывал такое неистовое желание, и это потрясло меня.
— Далеко еще? — спросил я осипшим голосом.
