скидку. Мэддокс хотел взять с меня чуть ли не по двойному тарифу.
Мэддокс! Мне тоже случалось иметь с ним дело, и я считал его самым тертым, упорным и проницательным из всех экспертов по страховым делам человеком, который нюхом чувствует преступление даже прежде, чем оно задумано. Он и его помощник Стив Хармас раскрыли больше страховых афер и посадили в тюрьму больше людей, пытавшихся обманом получить деньги, чем все остальные страховые инспектора вместе взятые. Зная, что я побледнел, я отвернулся и медленно подошел к большому окну с раздвинутыми шторами. Паника парализовала мой рассудок. Ограбление отменяется! Нужно его остановить! Но как? Мозг отказывался работать, однако я понимал, какие роковые последствия имела бы попытка осуществить мой замысел теперь, когда на заднем плане появился Мэддокс. Как ни проворна полиция Парадиз-Сити, ей далеко до Мэддокса. Я вспомнил случай, когда шеф полиции Террелл был рад получить помощь от следователя Мэддокса, Стива Хармаса, и именно Хармас раскрыл кражу ожерелья Эсмальди, а также убийство.
— В чем дело, Ларри?
— Голова разламывается, чтоб ее!
Я обхватил голову руками, пытаясь сообразить, что делать. В следующую секунду я понял, как до смешного просто предотвратить ограбление. Нужно только пересечь комнату, выйти в прихожую, спустить предохранитель, и Рея и Фел не смогут войти. Что они станут делать? А что они смогут сделать, кроме как уйти и при следующей встрече изругать меня.
— Я принесу тебе аспро, золотко, — сказал Сидней и встал с места. — Нет ничего лучше аспро.
— Ничего, я сам найду. Я двинулся к двери:
— Они в ванной в шкафчике, правильно?
— Позволь мне…
Тут дверь с треском распахнулась, и я понял, что опоздал.
Позже, вспоминая тот вечер, я имел возможность понять, почему операция закончилась катастрофой. Вина за ошибку целиком лежала на мне.
Несмотря на длительное обдумывание и тщательную разработку плана, я совершенно не правильно представлял, как будет реагировать Сидней в критической обстановке. Я был так уверен, что этот изящный, изнеженный педераст с его суетливыми повадками трусливой мыши съежится от ужаса при малейшей угрозе насилия! Если бы не ошибка в оценке его характера, я не оказался бы в своем теперешнем положении. Но я был убежден, что он не доставит хлопот, и не задумывался над этой важнейшей частью операции.
Я шел к двери, а Сидней выходил из-за стола, когда дверь распахнулась и ворвался Фел, а за ним Рея. Фел надел битловский парик и зеркальные очки. В руке он держал безобразный автоматический кольт. Рея, спрятавшая рыжие волосы под черной косынкой, закрывшая лицо огромными зеркальными очками, с пистолетом тридцать восьмого калибра в обтянутой перчаткой руке тоже выглядела грозно.
— Стоять на месте! — завопил Фел леденящим кровь голосом.
— Руки вверх!
Я двигался к нему. Я хотел остановиться, но ноги несли меня сами. Мы были почти рядом, когда он взмахнул рукой. Я уловил его движение и пытался увернуться, но ствол пистолета с сокрушительной силой обрушился мне по лицу, и внутри моего черепа вспыхнула белая вспышка. Я упал навзничь, ошеломленный ударом, чувствуя, как по лицу стекает в рот теплая кровь. Мой правый глаз стремительно заплывал, но левый отмечал происходившее. Я видел, как Сидней схватил кинжал Борджа, служивший для распечатывания писем: антикварный предмет, обошедшийся ему не в одну тысячу долларов, которым он очень гордился. Он бросился на Фела словно разъяренный бык, бледный как пергамент, с выпученными глазами. У него был вид человека не только взбешенного до неистовства, но и одержимого жаждой убийства.
Я видел, как Рея попятилась и вскинула пистолет, оскалив зубы в свирепой гримасе. В тот момент, когда Сидней сделал выпад в сторону Фела, который стоял неподвижно, словно остолбенев, блеснула вспышка и раздался грохот. Острие кинжала впилось в руку Фела, брызнула кровь. Затылок Сиднея лопнул красным грибом, и он повалился с глухим стуком, потрясшим комнату. Завитки порохового дыма поднимались к потолку. Фел сделал несколько неверных шагов назад, сжимая руку. Кое-как, с лицом, раздираемым болью, я поднялся на четвереньки. Я уставился на тело Сиднея. Что-то ужасное, белое с красным начало сочиться из его затылка. Он был мертв.
Это я понимал. Сидней мертв! У меня во рту что-то отделилось. Я выплюнул зуб на двухсотлетний персидский ковер Сиднея. На четвереньках я пополз, желая прикоснуться к нему, вернуть его к жизни, но в тот момент, когда я почти добрался до него, на меня упала тень Реи. Я замер, стоя на четвереньках и роняя капли крови изо рта, и поднял голову.
Напротив стояло большое зеркало. Я увидел ее отражение. Огромные зеркальные очки, белые зубы, губы, растянутые в злом оскале, делали ее похожей на демона, явившегося из ада. Она держала пистолет за ствол. Уставясь на ее отражение, я видел, как она размахнулась и обрушила на мою голову сокрушительный удар рукояткой.
Когда ко мне вернулось сознание, я еще не знал, что пять дней пробыл в коматозном состоянии, перенес операцию мозга и что врачи дважды отступались от меня, считая меня мертвым.
Первой весточкой из мира живых, в который я возвращался, словно всплывая сквозь темную воду, был звук человеческой речи. Я всплывал все выше, не захлебываясь, чувствуя только ленивое, происходившее помимо моей воли движение к поверхности и вслушиваясь в голос, звучавший где-то совсем рядом, и слова говорившего постепенно приобретали смысл.
— Слушайте, док, сколько еще, по-вашему, мне придется торчать здесь, дожидаясь, пока малый очнется? Я первый человек в управлении. Пока я сижу здесь, дело стоит. Господи, да ведь я просидел тут пять распроклятых дней!
Управление? Полиция? Пять дней? Я лежал неподвижно, уже чувствуя в голове пульсирующую боль. Второй голос произнес:
— Он может выйти из комы в любую минуту, а может лежать так несколько месяцев.
— Месяцев? — первый возвысил голос. — Неужели вы ничего не можете сделать? Скажем, укол какой или еще что. Если я просижу здесь несколько месяцев, то сам впаду в кому, и тогда у вас на руках будет два пациента.
— Сожалею, придется ждать.
— Здорово. Ну и что же мне делать? Заняться йогой?
— Неплохая мысль, мистер Лепски. Йога часто приносит очень большую пользу.
Наступила пауза, затем человек, которого звали Лепски, спросил:
— Значит, вы не можете вытащить его из этой проклятой комы?
— Нет.
— И так может тянуться месяцами?
— Да!
— Черт! И везет же мне! Ладно, док, придется сидеть.
— Похоже на то.
Последовал звук шагов, пересекавших комнату, открылась и закрылась дверь, и человек по фамилии Лепски фыркнул, встал и заходил по комнате. Его беспокойные движения служили звуковым фоном для моих раздумий над услышанным. Если бы только не так сильно болела голова и мысли были пояснее.
Усилием воли я заставил себя вспомнить происшедшее. Я снова увидел тот страшный момент, когда Рея убила Сиднея, видел, как она поднимает пистолет, видел вспышку, слышал грохот и видел, как голова бедного смельчака Сиднея взрывается, превращаясь в месиво крови и мозгов. Какой же я дурак! Почему я недооценил его храбрость? Я вспомнил, как он бросился на Фела с кинжалом Борджа в руке, на что сам никогда бы не отважился, видя направленный на меня пистолет.
Это был сумасшедший, безрассудный, но великолепный поступок, на который способен только настоящий храбрец. Когда они ворвались в комнату, Сидней, наверное, сразу понял, что им нужно колье, но он не знал, что колье, которое он пытался защитить, было стеклянным, и он отдал жизнь понапрасну.
Итак, он мертв. Теперь я попал в невыразимо скверное положение, и у моей постели сидит
