Сорренто, и мы как-то разминулись. Я боялся, как бы она не поехала туда снова, не найдя меня на вилле. В ящике письменного стола лежала писчая бумага, и я набросал несколько строк, оставив записку на столе в салоне, потом быстро прошел по садовой тропинке к воротам. Пройдя около четверти мили, я начал сомневаться, что Элен могла так далеко отойти одна, как вдруг внизу увидел еще одну белую виллу, выстроенную на склоне холма. Я даже удивился, как ее ухитрились соорудить в таком неприступном месте. На вершину утеса с той виллы вели круто поднимающиеся ступени. Со стороны моря попасть к строению было, пожалуй, проще. Вилла меня не интересовала, я даже не задержался, но все же продолжал смотреть на нее, шагая по извивающейся тропинке. Мне удалось разглядеть обширную террасу со столом и шезлонгами, и большим красным зонтом. А уж совсем внизу, у подножия лестницы, была пристань. У причала покачивались на волнах две мощные моторные лодки. Я даже задал себе вопрос, какой миллионер мог выстроить подобное чудо. А через три сотни ярдов у меня из головы выскочили все виллы на свете, потому что посреди тропинки валялась камера Элен. Я сразу же узнал ее и буквально прирос к земле, чувствуя, как у меня колотится сердце в груди.
Потом я сообразил, что это только один футляр. Подойдя к нему, я убедился, что был прав: внутри крышки были прикреплены позолоченные инициалы Элен. Самого аппарата внутри не было. Держа футляр в руках, я побежал дальше. Ярдов через пятьдесят тропинка резко поворачивала и уходила в густой лес, покрывающий склоны холма. Это было, безусловно, опасное место, потому что никакого ограждения на краю обрыва не было. Я невольно задержался у поворота и посмотрел вниз с высоты двухсот футов на волны прибоя, бьющиеся о рифы прямо подо мной.
И тут у меня перехватило дыхание. Сверху я заметил что-то белое, наполовину погруженное в воду и чуть-чуть колышащееся на волнах, – как кукла, разбившаяся о скалы.
Я долго стоял с бьющимся сердцем и пересохшим ртом не в силах отвести взгляд от жуткого зрелища. Даже отсюда я различал светлые волосы, развевающиеся в воде, и раздувающееся под набегающей волной белое платье.
Я не сомневался, что вижу труп Элен.
Глава 3
Она, безусловно, была мертва. Выжить после такого падения невозможно. Живые не лежат в таких позах, позволяя морской воде заливать лицо. И все же я не хотел верить очевидному.
– Элен! Элен!!! – Мой голос сорвался от крика.
В ответ я услышал лишь эхо. Звук был такой зловещий, что я невольно вздрогнул.
«Нет, нет, она не может умереть! – говорил я себе. – Мне необходимо спуститься. Я не могу оставить ее там. Кто знает, может, она только потеряла сознание и может захлебнуться, пока я стою и рассуждаю».
Я лег на живот и вытянул шею над обрывом. У меня сразу же закружилась голова. Одна мысль о падении с такой высоты ужасала.
Я лихорадочно обшарил глазами все вокруг, отыскивая место, пригодное для спуска. Но ничего не нашел. Все равно, что спускаться по вертикальной стене… Без веревки не обойтись.
Все же я решил попытаться, цепляясь за какие-то расщелины и чахлые кустики. Мое сердце колотилось, и холодный пот покрывал лицо, пока я продвигался по этому ужасному спуску. Спустившись немного ниже, я увидел Элен более отчетливо. Ее голова полностью находилась под водой. Неожиданно луч солнца, вырвавшийся из-за туч, осветил море, и тогда я увидел, что ее светлые волосы колышутся в кроваво- розовой воде.
Сомнений больше не было: Элен мертва. Я с трудом вернулся снова на тропинку и присел на корточки. Я дрожал, и меня подташнивало. Сколько же времени она уже находится там? Возможно, она погибла лишь несколько часов назад. Нужно бы вызвать подмогу. На вилле, наверняка, имеется телефон. Позвоню в полицию, и если поторопиться, то они прибудут еще до наступления темноты.
Я выпрямился, сделал два шага и остановился. Полиция! Только тут я сообразил, что мне грозит полицейское расследование. Сразу же будет установлено, что мы с Элен собирались провести на вилле целый месяц. Эта новость незамедлительно достигнет ушей Чалмерса. Остальное не заставит себя ждать. Пока я раздумывал, в поле моего зрения попала рыбацкая лодка, приближающаяся к маленькой бухточке у меня под ногами. И сразу же сообразил, что моя фигура отчетливо выделяется на фоне закатного неба. Лодка была далеко – лица не разглядеть, но все же меня охватила паника, и я быстро опустился на четвереньки, чтобы не торчать на виду.
Ну вот, я и влип!
А ведь отлично знал, что мне сулит приключение с Элен. Теперь я по шею увяз в трясине. Меня неотступно преследовала мысль о негодовании Чалмерса, которому станет ясно о моих дерзких, если не сказать большее, планах… Он не поверит тому, что я не был любовником его дочери. А потом у него возникнут подозрения, что она мне надоела, и я столкнул ее со скалы.
Я был окончательно убит. Ну, а что подумает полиция? Можно предположить, что никто не видел, как свалилась в пропасть Элен, потому что иначе поспешили бы ей на помощь… А как я докажу, когда появился на вилле?
Я вышел из переполненного вагона в числе многих пассажиров. Правда, я сдал свой чемодан на хранение, но перед служителями в таких местах за день проходят сотни людей, вряд ли они обращают внимание на физиономии клиентов. Не думаю, что меня смогут узнать. По дороге в Сорренто я никого не встретил. Стало быть, никто не сможет подтвердить точное время моего появления на утесе. Многое зависело от того, когда погибла Элен… Ну, а если она упала в воду незадолго до того, как я подходил к вилле? Как я докажу тогда полиции, что это не я столкнул ее с обрыва?
Все эти мысли довели меня до того, что я потерял способность здраво рассуждать. Мною овладела только одна мысль: убраться отсюда поскорее, чтобы меня никто не видел. Когда я побежал по тропинке, то споткнулся о футляр, который бросил, когда увидел труп Элен. Я уже совсем собрался отбросить его в сторону, как вдруг сообразил, что на нем могут сохраниться отпечатки моих пальцев. Поэтому я вытер его самым тщательным образом, а уже потом швырнул вниз со скалы. И только после этого быстро зашагал по тропинке.
Начинало темнеть. Солнце, как огромный красный шар, спускалось в море и заливало его пурпурным светом. Через полчаса уже будет темно. Я спешил, но все же отметил, что на вилле, замеченной мною при подъеме, было освещено несколько окон.
Быстрая ходьба немного меня успокоила. Было не по себе оттого, что я так по-свински бросил Элен, но, с другой стороны, она все равно была мертва, а мне следовало прежде всего думать о себе. Когда я приблизился к калитке сада, я уже был в состоянии что-то соображать. Конечно, если бы не вопрос о моей карьере, то самым правильным было бы обратиться в полицию. Но если Чалмерс узнает правду, не видать мне отдела внешней политики как своих ушей. Я потеряю все… Так что надо помалкивать, и если чуток повезет, то, может быть, и сумею выкарабкаться из этой передряги.
Ведь между нами ничего не было, твердил я себе. Я в нее не был даже влюблен. Был лишь глупый, безответственный порыв. И за это больше винить надо ее, а не меня. Она меня подзадоривала. Она все организовала. Максвелл говорил, что она настоящая сирена. И что все мужики, имевшие с ней дело, рано или поздно влипают в какие-нибудь неприятности. Надо быть дураком, чтобы переживать по поводу того, что я ее там оставил. Думать надо о себе.
Ладно, совесть малость успокоил… Что дальше?
Самое главное сделать так, чтобы никто не догадался, что я приезжал в Сорренто. Иными словами, я должен сфабриковать себе алиби.
Я уже дошел до ворот сада виллы и взглянул на часы. Было 20.30. Максвелл и Джина считают, что я нахожусь в Венеции. Сегодня вечером я никак не могу туда попасть. Единственная возможность создать себе алиби – это возвратиться в Рим. При известном везении я могу уехать туда в 3 часа утра. Пойду рано утром в контору и скажу, что решил остаться в Риме еще на день, чтобы закончить главу романа, который начал писать еще в прошлом году.
Я понимал, что мое алиби шито белыми нитками, но ничего более остроумного не приходило мне в голову. С другой стороны, легко установить, что я не ездил в Венецию, но попробуйте доказать, что я не провел весь день в своей холостяцкой квартире. Как я туда вхожу и выхожу, никто не видит, так как у меня
