Если бы только удалось вылечить Риму, она бы произвела сенсацию, я в этом не сомневался. За год она могла бы заработать полмиллиона, из них пятьдесят тысяч долларов в мой карман, и это улыбалось мне куда больше, чем притащиться домой и предстать перед отцом в роли неудачника.
Я лежал на кровати, погруженный в эти мысли, пока не стемнело. И в тот момент, когда я окончательно решил пойти к Расти, чтобы попытаться одолжить у него денег, я услышал, как Рима поднимается по лестнице и входит в свою комнату.
Я ждал.
Через некоторое время она вошла ко мне в комнату и встала у задней спинки кровати.
— Привет, — сказала она, глядя на меня сверху вниз.
Я ничего не ответил.
— Как насчет чего-нибудь пожевать, — спросила она. — У тебя деньги есть?
— А тебе не хочется узнать, что сказал Шэрли?
Она зевнула и потерла глаза.
— Шэрли?
— Да, Шэрли. Хозяин «Калифорнийской компании грамзаписи». Я ходил к нему сегодня насчет тебя — помнишь?
Она равнодушно пожала плечами.
— Я не хочу знать, что он сказал. Все они говорят одно и то же. Пойдем куда-нибудь поесть.
— Он сказал, что сделает тебе состояние, если ты вылечишься.
— Ну и что? У тебя есть деньги?
Я встал с кровати, подошел к зеркалу на стене и причесался. Мне надо было занять чем-нибудь свои руки, иначе я бы ее ударил.
— Нет у меня никаких денег, и никуда мы не пойдем. Убирайся отсюда! Меня тошнит от одного твоего вида.
Она присела на край кровати, запустила руку под блузку и почесалась.
— У меня есть деньги, — заявила она. — Я угощаю тебя обедом. Я не такая жадная, как ты. Мы закажем спагетти и телятину.
Я с удивлением посмотрел на нее.
— У тебя деньги? Откуда?
— Киностудия «Пасифик». Они позвонили, как только ты ушел. Я три часа была занята в массовке.
— Врешь ты все. Не иначе как подцепила какого-нибудь старика с бородой.
Она захихикала.
— Говорю тебе, массовка. И еще кое-что скажу. Я знаю, где мы сможем достать эти пять тысяч, которые не дают тебе покоя.
Я положил расческу и повернулся к ней.
— Что ты плетешь?
Она внимательно разглядывала свои ногти. Руки у нее были неопрятные, ногти с черными каемками.
— Пять тысяч на лечение.
— Что пять тысяч?
— Я знаю, где мы их достанем.
Я с трудом перевел дыхание.
— Иной раз мне хочется тебя прибить, до того ты меня бесишь, — сказал я. — Ты скоро дождешься. Я тебя просто выпорю, да так, что зад вспухнет.
Она снова захихикала.
— Я знаю, где мы достанем деньги, — повторила она.
— Превосходно. Где же мы их достанем?
— Лэрри Ловенстин рассказал мне.
Я засунул руки до упора в карманы брюк.
— Не тяни кота за хвост. Кто этот Лэрри?
— Мой друг. — Она откинулась на локти и выпятила грудь. В ней было столько же соблазна, сколько в тарелке остывшего супа. — Он работает в актерском отделе киностудии. В кабинете начальника они держат более десяти тысяч долларов, так он мне сказал. Они должны иметь наличные, чтобы расплачиваться за массовку. Замок на двери пустяковый.
Когда я зажигал сигарету, руки у меня дрожали.
— Мало ли сколько там денег, мне-то что?
— Я подумала, что мы могли бы провернуть это дело.
— Очень умная мысль. А ты не подумала, что не всем это понравится? Разве тебе не говорили, что брать чужие деньги означает красть?
Она сморщила нос и пожала плечами.
— Я высказала просто предположение. Если ты так настроен, забудь об этом.
— Спасибо за совет. Я как раз собирался это сделать.
— Ладно, как знаешь. Я-то думала, ты действительно хочешь раздобыть деньги.
— Хочу, но не до такой степени.
Она встала на ноги.
— Пойдем есть.
— Иди сама. У меня есть дело.
Она направилась к двери.
— Пойдем, не ломайся. Я не жадная. Я тебя угощаю. Не настолько же ты загордился, чтобы не принять мое приглашение?
— Я не загордился. Мне надо кое-что сделать. Я должен пойти к Расти и занять у него денег на билет домой. Я уезжаю.
Она уставилась на меня.
— Зачем тебе это нужно?
— Я остался без работы, — сказал я, испытывая свое терпение. — Я не могу питаться воздухом, поэтому уезжаю домой.
— Ты можешь получить работу в студии «Пасифик». Завтра там большая массовка. Им требуются люди.
— Требуются? Но мне-то как получить такую работу?
— Я устрою. Пойдешь завтра со мной. Тебе дадут работу. А теперь пойдем есть, я умираю с голоду.
Я пошел, потому что был голоден и мне осточертело с ней препираться.
В маленьком итальянском ресторанчике нам подали превосходные спагетти и тонкие ломтики телятины, зажаренные в масле.
Посреди ужина она спросила:
— Шэрли вправду сказал, что я могу петь?
— Да, и еще вот что он сказал: когда ты вылечишься и будешь в полном порядке, он даст тебе контракт.
Она отодвинула свою тарелку и зажгла сигарету.
— Взять там деньги было бы проще простого.
— Я не стал бы делать для тебя ничего подобного, да и вообще ни для кого.
— Но ведь ты хотел, чтобы меня вылечили?
— Заткнись, черт бы тебя побрал вместе с твоим лечением!
Кто-то опустил монетку в музыкальный автомат. Джой Миллер запела «Когда-нибудь». Мы оба напряженно слушали. Она пела пронзительным голосом и часто фальшивила. Запись на пленке, которая лежала у меня в кармане, была куда лучше, чем на этой пластинке.
— Полмиллиона в год, — мечтательно произнесла Рима. — А ведь ничего особенного, верно?
— Верно, только тебе все равно до нее далеко. Она не нуждается в лечении. Пошли отсюда. Я хочу
