— Мне надо было подготовить множество расчетов. Здесь меня все время отвлекают телефонные звонки, теребят подрядчики, вот я и уехал в Санта-Барбу. Я считал, что перемена обстановки мне поможет.
Киэри потер кончик своего мясистого носа тыльной стороной ладони.
— Что вас заставило зарегистрироваться под именем Мастерса?
К этому вопросу я был готов. Теперь мой ум работал чуть быстрее, чем его.
— Когда в «Лайфе» появляется ваша фотография, вы приобретаете определенную известность. Я не хотел, чтобы меня беспокоила пресса, поэтому и зарегистрировался под девичьей фамилией моей матери.
Он смотрел на меня в упор своими зелеными глазками-буравчиками.
— И по той же причине вы весь день оставались в своей комнате?
— Я работал.
— Когда вы вернулись сюда?
— Я вначале поехал в Сан-Франциско. У меня там было дело.
Он достал записную книжку.
— Где вы останавливались?
Я назвал гостиницу.
— Я выехал оттуда в четверг вечером и прибыл сюда в полночь. Если вам требуется подтверждение, можете спросить контролера на перроне, он хорошо меня знает, или водителя такси Сола Уайта, который вез меня домой.
Киэри сделал записи в своей книжке, шумно вздохнул и тяжело поднялся на ноги.
— Ну, хорошо, мистер Холлидей, этого вполне достаточно. Не думаю, чтобы вы еще мне понадобились. Я просто хотел поставить точки над «и». В конце концов, мы знаем, кто убийца.
Я уставился на него.
— Знаете? И кто же?
— Джинкс Мэндон, а кто еще.
— Но ведь это мог быть кто угодно, — сказал я внезапно осипшим голосом. — Почему вы решили, что именно Мэндон?
— Он преступник, за ним уже числятся акты насилия. Уборщица сказала нам, что эта пара все время ссорилась. Вдруг он исчезает, и мы находим ее мертвой. Кто еще стал бы убивать ее? Все, что нам требуется, — это поймать его, слегка потрясти, и он расколется. Тогда мы сунем его в газовую камеру за милую душу.
— По-моему, это не доказывает, что он убийца, — сказал я.
— Вы так думаете? — Он с равнодушным видом пожал своими массивными плечами. — Мне нравится его работа, и суду она тоже понравится.
Кивнув мне, он открыл дверь и вышел.
Итак, Рима умерла! Но вместо облегчения я чувствовал только раскаяние. Ее смерть лежала на моей совести.
Вместе с ней умерло мое прошлое. Теперь нужно было только стоять на своем, и никакой арест мне не грозил.
А что, если они поймают Вазари? И отправят его в газовую камеру за убийство, которое он не совершал?
Я знал, что он не убивал Риму, и мог доказать, что убийца — Уилбур, но для этого мне пришлось бы рассказать полиции все с самого начала, и тогда меня судили бы самого за убийство охранника в киностудии.
Неужели этому кошмару никогда не будет конца?
Ты спас себя, думал я, и пропади он пропадом, этот Вазари! Он преступник, известный полиции, за ним числятся акты насилия. Почему ты должен жертвовать собой ради него?
В течение следующей недели напряженная работа и ежедневные посещения клиники просто не оставляли мне времени для гнетущих мыслей о своей виновности в смерти Римы. Но по ночам, когда я оставался один в темноте, меня преследовал образ женщины, лежащей в луже крови, со страшными ножевыми ранами по всему телу.
Я следил за публикуемой в газетах информацией об убийстве. Вначале она шла крупным планом, затем быстро свернулась до нескольких строчек на последней полосе. Сообщалось, что полиция по- прежнему разыскивает Мэндона, который, как надеются, поможет в расследовании, но пока что следов его не обнаружено.
Каждый прошедший день умножал мои надежды. Возможно, Вазари уехал за границу. Возможно, его никогда не найдут.
Я задавал себе вопрос, что случилось с Уилбуром. Несколько раз я был близок к тому, чтобы позвонить в гостиницу Андерсона в Сан-Франциско и справиться, не вернулся ли он, но решил не искушать судьбу.
Состояние Сариты продолжало улучшаться. Я проводил с ней по часу каждый вечер, рассказывал ей о строительстве моста, чем я занят и как управляюсь без нее дома.
Циммерман был теперь уверен, что она снова сможет ходить, но для этого потребуется время. Он сказал, что еще две недели, и она сможет выписаться. Придется нанять для нее сиделку, но он считает, что в домашних условиях она поправится быстрее, чем в больнице.
В газетах не появлялось больше никаких сообщений об убийстве. Я убеждал себя, что опасность миновала. Должно быть, Вазари бежал за границу, и полиция никогда его не найдет.
Но однажды вечером, подъехав к своему дому после посещения клиники, я еще из автомобиля увидел рослого мужчину, который стоял, опершись о стену с таким видом, словно бы кого-то ожидал.
Я с первого взгляда узнал массивную фигуру инспектора Киэри. Кровь бросилась мне в голову, во рту пересохло, и я с трудом подавил в себе панический импульс рвануть с места и уехать.
Прошло три недели с тех пор, как мы виделись, и я надеялся, что это была наша последняя встреча. Однако вот он стоит, явно ожидая меня.
Я неторопливо вылез из машины и подошел к нему, сумев взять себя в руки.
— Привет, инспектор, — сказал я. — Что вы здесь делаете?
— Вас жду, — ответил он не особенно учтиво. — Мне сказали, что вы уехали в больницу, поэтому я пришел сюда.
— Что вам нужно? — Слова застревали у меня в горле. — Что у вас теперь?
— Мы поговорим об этом у вас, мистер Холлидей. С вашего позволения, я последую за вами.
Я поднялся по лестнице к своей квартире, слыша за собой шаги Киэри.
— Мне сказали, что вашей жене было очень плохо, — сказал он, когда мы вошли в гостиную. — Сейчас ей лучше?
Я бросил плащ и шляпу на стул, подошел к камину и повернулся лицом к Киэри:
— Да, ей сейчас гораздо лучше, благодарю вас.
Он выбрал самое большое и самое удобное кресло и сел в него, сняв шляпу и положив ее на пол рядом с собой. Затем приступил к стандартному ритуалу развертывания жевательной резинки.
— В прошлый раз, мистер Холлидей, — сказал он, сосредоточенно разглядывая жвачку, — вы мне говорили, что не знаете Риму Маршалл и никогда не слышали о ней.
Я сжал руки в кулаки и засунул их в карманы брюк. Сердце у меня так колотилось, что я испугался, как бы он не услышал.
— Совершенно верно, — сказал я.
Он поднял голову и впился в меня своими маленькими зелеными глазками.
— У меня есть основания считать, что вы говорили неправду, мистер Холлидей, и что вы все же знали эту погибшую женщину.
— С чего вы взяли? — спросил я.
— Фотография убитой женщины была в газетах. Человек по имени Джо Мазини, владелец гостиницы «Каллоуэй», добровольно дал нам информацию. Он приятель этой Римы Маршалл. Он говорил, что к нему в
