— как и маска. Узкая щель беззубого рта. Огромные черные глаза. В них отражалось испуганное лицо Кайку.
Но это был ребенок.
Под прошитой сосудами кожей расползались тонкие усики — по лбу, по впалым щекам, не затрагивая губы, уши, глаза и шею. Десятки выпуклых извилин очерчивали череп.
Тсата поднял голову Связника и стащил с него капюшон. В кожу головы крепко впилась самка червя — блестящая черная лента, будто вросшая в тонкую мышечную ткань. Ее хвост исчезал между лопаток, проникая в позвоночник.
— Вот теперь мы знаем, — сказал Тсата.
Кайку спрятала меч в ножны и опустилась на корточки возле убитого существа. Она едва могла в это поверить. Связники — люди, чья воля сливалась с волей самок червей, которые делили вместе с ними тело. Самки управляют самцами, а самцы управляют искаженными. Ткачи, должно быть, годами ловили их в горах, возможно, подчиняли с помощью масок, создавая свою армию. Ни один человек не стал бы сражаться на их стороне, поэтому они собрали армию чудовищ, монстров, порожденных заразой, которую сами же ткачи и распространяли. И они управляли своими воинами через Связников.
Но дети… Они сращивали самок червей с детьми? Был ли это единственный способ добиться нужного единения? И потому ли они превращались в таких уродов?
Кайку от ярости заскрежетала зубами. Слезы навернулись на ее глаза.
Нет для этого слов. Доказательство — вот оно.
Они делали это с детьми.
Тсата схватил ее за руку.
— Нет времени оплакивать их, Кайку.
Он поставил ее на ноги и дал в руки мешок с взрывчаткой.
И они снова побежали. Вопли воркунов раздавались спереди и сзади. Перед ними валялись металлические детали какого-то несобранного устройства. Тоннель разделялся на три ветки. Тсата не колебался, выбирая путь. Он, казалось, не обращал внимания на рану на руке, истекающую кровью. Отсюда не доносился такой сильный шум. Тоннель был грубым и неровным. Похоже, им редко пользовались. Факелы стали попадаться все реже. Тсата схватил один из них и понес в руке. Кайку отпрянула — огонь не лучшее соседство для ее смертоносной ноши.
Ее окатило волной вмешательства в Узор. Что-то темное, зловещее шарило по подземельям. Их кто-то искал. Кайку осторожно скрыла их с Тсатой от глаз ищущего, размазав следы в Узоре. Это была первая вещь, которой научила ее Кайлин, когда Кайку сумела обуздать свою силу. И даже такая нерадивая ученица, как Кайку, после пяти лет упражнений в совершенстве освоила этот прием. Ткач скользнул по ним невидимым взором — и не заметил. Кайку не ослабила бдительности. Теперь она знала, что здесь есть по меньшей мере один ткущий Узор, который вменяем настолько, что представляет опасность.
Она оглянулась. Эхо погони звучало теперь от развилки. Она не думала, что воркуны — такие уж хорошие ищейки, однако в этих коридорах очень мало мест, где можно спрятаться. А Тсате нужно перевязать рану. Кровь из нее хлещет и хлещет и оставляет вполне заметный след на полу.
Кайку испугалась. Она победила демонов на болотах, исцелила Джугая, несколько недель удачно охотилась с Тсатой и привыкла считать себя непобедимой и неуязвимой, стала увереннее в себе и своих способностях. Но сейчас она осознала весь ужас их положения: они — в самом сердце логова ткачей, их окружают враги, и возможно, им уже не суждено выбраться отсюда. Она боялась привлечь внимание ткача — значит,
«Оха, во что я ввязалась? Может, нужно было вернуться к Кайлин?» — подумала Кайку.
Но эта мысль напомнила ей о том, что может сейчас твориться в Провале. Перед глазам встали картины резни и ужаса.
Она отбросила сомнения. Слишком поздно жалеть о сделанном выборе.
Тсата внезапно остановился. Кайку догнала его. Ее постепенно алеющие глаза взволнованно смотрели на факел в его руке.
— Сюда. — Он указал вниз. На уровне пола камень прорезала щель, и за нею происходило непрерывное движение. Огонь от факела будто отражали сотни быстрых светлячков. Кайку не сразу поняла, что там течет вода.
Она заколебалась — щель слишком узкая. Клаустрофобия вновь дала о себе знать. Но трели воркунов раздались снова, на этот раз гораздо ближе, и она решилась. Положила на землю мешок с взрывчаткой и скользнула ногами вперед в щель. Темнота не позволяла разглядеть, что внизу, но раз есть вода, значит, должна быть и земля. Она проползла, сколько могла, пока ноги не ощутили пустоту, и прыгнула.
Вспышка боли — что-то распороло поясницу. Падение. Она с силой ударилась о землю, колени подогнулись. Глубина ручья была не больше дюйма.
— Кайку? — раздался сверху голос Тсаты.
Она дотронулась до спины — рука стала влажной.
— Опасности нет, — отозвалась она. — Брось факел. И осторожнее с камнями, они острые.
Тсата бережно передал ей взрывчатку и проскользнул в щель следом. Он опустил факел в воду, и они очутились в кромешной тьме. Трели воркунов и топот бегущих ног зазвучали громче.
— Ты что-нибудь видишь? — прошептал Тсата.
— Нет. — Кайку не знала, приспособятся ли ее глаза теперь. — Веди меня.
Она почувствовала, как его рука оказалась в ее ладонях — теплое и влажное рукопожатие. Кровь сочилась с его запястья, наполняла все бороздки на ее руках, просачивалась сквозь пальцы. Здоровой рукой он нес мешок с взрывчаткой. Ощущение не вызывало у Кайку отвращения, наоборот, в нем выражалась некая близость. Будто его кровь скрепляла их связь. Кайку почувствовала совершенно неуместную волну тепла и удовольствия от этого прикосновения.
Они шли вперед. Тсата вел ее в черноту. Его ботинки негромко шлепали по воде. Их окружал холодный, сырой воздух — дыхание земных глубин. Потом Кайку поняла, что дует ветерок, и что Тсата идет ему навстречу. Удивительно, но полная тьма нисколько ее не смущала. Она не одна, и она абсолютно доверяет Тсате. Когда-то Кайку не допускала даже мысли, что ее судьба может зависеть от этого человека. Чужака со своими, непонятными ей представлениями о мире, который, не задумываясь, использовал ее как приманку для чудовищного охотника. Кайку не знала, решился бы он на это теперь или нет. Возможно, та близость, что возникла между ними, помешала бы ему так легко рискнуть ее жизнью? Кто знает. Но Кайку научилась лучше понимать его беспрекословное подчинение всеобщему благу. Она знала, что он ни в коем случае не бросит ее здесь и отдаст за нее жизнь, если так будет лучше для них обоих. В этой простой логике было что-то неуловимо трогательное.
Она стала различать стены тоннеля и рябь на поверхности воды от их шагов. Сначала ей казалась, что это игры разума, но потом ощущения стали слишком отчетливыми, чтобы их игнорировать. Мир постепенно вновь принимал очертания, пока Кайку не начала видеть все так ясно, будто в небе над ней стояла Ария.
Спустя некоторое время, когда звуки погони затихли позади и им показалось, что они одни во всей шахте, Тсата остановился на привал в месте, где тоннель расширялся и пол поднимался выше уровня воды. Кайку чувствовала, что ткач все еще их ищет, но взор его где-то далеко.
— Здесь есть сухой пятачок.
— Вижу.
Тсата оглянулся на нее, и взгляд его скользнул по их сомкнутым рукам. Кайку слишком поздно поняла, что он продолжал вести ее, когда она уже прекрасно могла идти сама. Ей просто не хотелось отпускать его руку.
— Мне нужно залечить рану, — проговорил Тсата. — Она не закрывается.
Никогда Кайку так остро не ощущала непохожесть их миров, как в следующие несколько минут. В джунглях Охамбы вырастали сильные, крепкие люди. Сарамир делал знать изнеженной и слабой. Кайку смотрела, как Тсата в темноте делает операцию сам себе; закусывала губу, когда он кончиком крюка- потрошителя выковыривал из раны застрявший там осколок когтя; вздрагивала, когда он сшивал концы
