и ящики, связанные вместе. С потолка, оттуда, где на палубе стерлась смола, просачивались тонкие струйки света, но его не хватало. Лан подождал, пока глаза привыкнут к полумраку. Он рассеянно передернул затвор отцовской винтовки и вошел в грузовой отсек. Над головой раздался топот бегущих ног. Что-то зашевелилось.
Глаза Лана искали источник движения. Он, щурясь, вглядывался в полутьму. И нечто снова зашевелилось. Лан смог разглядеть его очертания. Кровь отхлынула от лица мальчика.
Он отшатнулся, прижимая винтовку к груди. Здесь были существа. Он смотрел, и все больше и больше тварей выползали из теней. Они издавали мягкий вибрирующий звук, подобно стае голубей, но… Твари вовсе не выглядели мирными. Они приближались хищными скачками.
Сверху донеслись крики. Привлеченные выстрелами матросы бежали по ступенькам в трюм.
Где-то далеко выла от страха и отчаяния Фьюра, очевидно, уже в агонии. Лан внезапно вспомнил, зачем он здесь. Подрывной порошок!
У кормовой стены стояли аккуратные ряды бочонков. Другие матросы ворвались в трюм как раз с той стороны. Они сгрудись в нерешительности, то ли помня приказ ткача, то ли думая, что Лан целится в них. В темноте трудно разглядеть. А он целился в бочонки. Взрывного порошка хватало, чтобы разнести «Пеласку» в щепки.
Единственный способ прекратить страдания матери. Единственный!
Перед ним десятки тварей сорвались с места. Их звуки в его ушах превратились в визг.
Лан прошептал короткую молитву Омехе и спустил курок. Мир взорвался пламенем.
Глава 7
К югу от сарамирской столицы Аксеками через широкие равнины и невысокие холмы пролегал Ксаранский Разлом. Хаотическое смешение долин, плато, каньонов, скалистых гряд, похожих на маленькие горы, — вот что такое Разлом. Отвесные стены сжимали узкие речки в тиски, за острыми камнями прятались входы в пещеры и небольшие площадки. Земля здесь разламывалась и крошилась вопреки всем известным законам геологии. Разлом напоминал гигантский шрам на теле земли. Он простирался с запада на восток, чуть отклоняясь к югу, на двести пятьдесят миль в длину и достигал сорока миль в ширину.
Легенда гласила, что место это проклято, и основания для такого мнения имелись вполне достаточные. Здесь некогда стоял первый город Сарамира — Гобинда. Но величайшее бедствие постигло его и стерло с лица земли. Говорят, это Оха покарал за гордыню третьего императора крови Бизака ту Чо. Духи, не знающие покоя с тех времен, все еще бродили по Разлому и охотились на неосторожных путников. Доступ в эти места перекрыли: Ксаранский Разлом сразу же стал символом бесчестия Сарамира, а потом — местностью, где закон не имел власти, куда отправлялись только бандиты и смельчаки, которым была нипочем окутывающая Разлом атмосфера ужаса.
Но для кого-то Ксаранский Разлом стал убежищем. Находились те, кто, несмотря на все опасности, желал пройти тайными тропами Разлома и обрести в нем свой дом. Сначала здесь обосновались разбойники, которые промышляли на Великом Пряном пути, а потом сюда стали приходить бегущие от внешнего мира: приговоренные к смерти; изгои, неспособные сосуществовать с нормальными людьми; готовые на любой риск искатели богатств, сокрытых на дне Разлома. И появлялись поселения; сначала небольшие, потом разросшиеся — по мере того как они сливались или покоряли другие. Сюда же потянулись порченые. Они искали убежища от ткачей, которые охотились за ними: в любом законопослушном городе их, едва узнав, казнили бы.
И здесь же свила гнездо Либера Драмах. Жители называли это поселение Пролом. Поселок построили в месте, где края многочисленных плато словно заходили друг на друга и обрывались вниз. Их соединяли высеченные в камне лестницы, деревянные мосты и подъемники. Провал представлял собой нагромождение домов и вместе с тем смешение архитектурных стилей со всего Сарамира. Кроме того, не все руки, возводившие эти дома, были одинаково умелые. Уже двадцать пять лет сюда приходили люди и строили себе жилища — где придется и как придется. Градостроительные нужды и стилевое единство никого не волновали.
Грязные дороги хаотически рассекали неровную местность, и вдоль них теснились лавочки со скудным товаром, который купцам удавалось-таки доставить в такую даль. Трактиры торговали выпивкой из собственных винокурен, а тот, у кого водились денежки, мог позволить себе покурить корень амаксы и попробовать иные зелья в местных притонах. Угрюмые дети Чом Рин в традиционном облачении пустынников соседствовали с выходцами из Новой Земли с далекого северо-востока. Искаженный юноша с пятнистой кожей и желтыми, как у ястреба, глазами пылко целовался с красивой девушкой из богатых Южных Префектур. Жрец Омехи преклонил колени в маленькой укромной молельне, чтобы обратиться с молитвой к своему божеству. Воин неторопливо пересекал улицу, и меч торчал из его ножен — солдат готов был в любую минуту отразить неведомую опасность.
Посреди всей этой архитектурной неразберихи высились укрепления, сторожевые башни. Возведенные прежде стены стесняли разрастающийся городок, и их сменяли новые. Пушки смотрели на восток. Скалистый край обрыва ограждал Провал от любопытных глаз. Между впадинами и выступами скрывались фортификации. В Ксаранском Разломе опасность всегда чувствовалась где-то близко, и люди из Провала научились защищать себя.
В одной из самых высоких точек города, на балконе в доме своего хранителя стояла Люция ту Эринима. Она кормила с руки маленьких певчих птичек. Пара воронов устроилась на водосточном желобе здания напротив и внимательно наблюдала за ней. В доме Заэлис и Кайлин пили горячий горький чай и тоже смотрели на Люцию.
— О боги, она так повзрослела, — вздохнул Заэлис, поворачиваясь к Кайлин.
Кайлин слабо улыбнулась. Узор из красно-черных треугольников на ее губах придал ей сходство с ухмыляющимся хищником.
— Если бы я была циником, я бы решила, что ты устроил всю эту историю с похищением, чтобы только удочерить ее.
— Ха! — закашлялся Заэлис. — А ты думаешь, что я не прокручивал эту идею в мозгу бессчетное число раз?
— И что же решил?
— Что с тех пор, как я стал ее приемным отцом, у меня появилось гораздо больше забот, чем за все годы, что я возглавляю Либера Драмах.
— Ты замечательно заботишься об обоих. — Кайлин отпила из небольшой зеленой чашки, которую держала в руках.
Заэлис удивленно на нее взглянул.
— Не ожидал от тебя такой любезности, Кайлин.
— Ну, иногда я бываю любезна.
Заэлис вновь посмотрел на балкон, где стояла Люция, некогда наследница сарамирского престола, а теперь просто девочка, которой скоро исполнится четырнадцать, девочка, стоящая на солнце в простом белом платье и кормящая птиц. Ее светлые, коротко подстриженные волосы открывали шею. Оттуда по всей спине расползались страшные шрамы от ожогов. Заэлис хотел, чтобы она снова отрастила волосы, это позволило бы легко скрыть шрамы, но когда он попросил ее об этом, то в ответ получил только рассеянный, мечтательный взгляд. Люция была красивым ребенком, а сейчас, когда кости ее лица и тела начали удлиняться, стало ясно, что и как женщина она будет прекрасна. От матери Люция унаследовала утонченные и обманчиво наивные черты, но в ее светло-голубых глазах таилось нечто такое, что делало ее непостижимой для него, да и для кого угодно, Заэлис знал ее дольше, чем кто-либо из ныне живущих, но он все еще ее не знал.
— Я тоже волнуюсь, — сказала вдруг Кайлин.
— О Люции?
— И о других вещах.
— Ты имеешь в виду… ее преследователей? — предположил Заэлис. По лицу его скользнула тень
