Трегарт?
— Я не знаю, сможете ли вы нам помочь, но Джон верит в это, — ответила она и вынула из кармана цветную открытку.
— Вот что я получила вчера.
Это была фотография моста Вздохов в Венеции. Типичная почтовая открытка для туристов. Дон Миклем перевернул ее, внимательно рассмотрел почтовую марку и по штемпелю определил, что открытка была послана из Венеции три дня назад. Карточка адресовалась мистеру Алеку Говарду, 133, Вест-Брук Драйв. Мелким аккуратным почерком там было написано:
«Здесь очень жарко. Невозможно вернуться обратно, как планировалось. Передайте привет Дону Миклему.
Дон Миклем смущенно посмотрел на женщину:
— Но эта открытка не от вашего мужа и адресована не вам…
— Это почерк Джона, — сказала Хильда дрожащим голосом. — Совилл — девичья фамилия его матери. Алек Говард — компаньон Джона. Он узнал его почерк и передал открытку мне. Прочитайте, пожалуйста, текст еще раз, мистер Миклем. Разве вы не видите тайного смысла этих слов? В старой Венеции на мост Вздохов приходят люди, потерявшие друг друга, поэтому он и прислал эту карточку. И подписал в конце — «СОС». Теперь вы видите? Он зовет вас на помощь!
Дон перевел дыхание. Он, не отрываясь, смотрел на открытку, и тягостное предчувствие заполняло его душу. Ему показалось на секунду, что вокруг черная бездна, он сжимает штурвал своего самолета, а откуда- то сверху, с невыносимым ревом, пикирует вражеский истребитель.
— Миссис Трегарт, то, что вы рассказали сейчас, очень важно, и я хочу услышать этот рассказ с самого начала. Вы должны рассказать все, не упуская мелочей, которые, может быть, кажутся вам незначительными. Но сейчас я оставлю вас на минутку. Мне нужно отдать кое-какие распоряжения.
Он вышел в холл и чуть не столкнулся с Черри, который выносил вещи.
— Я еду в аэропорт, сэр, — сказал Черри и бросил на хозяина взгляд, полный оскорбленного достоинства, — до отлета остался ровно час.
В холл вошла Мариан.
— Мистер Миклем, прошу вас… — начала она.
— Возьмите все вещи и отнесите назад, — приказал Дон Черри. — Сегодня мы не летим. Мариан, отмените полет. Случилось нечто, в чем я должен разобраться. Закажите билеты на завтра.
Он резко повернулся и вошел в кабинет.
Мариан всплеснула руками.
— Еще один такой день… — она вдруг остановилась, поняв, что подает Черри дурной пример, и продолжила уже совсем другим тоном:
— Скажите, пожалуйста, Гарри, что машина не нужна.
— Да, мисс, — сказал Черри таким голосом, словно его кто-то душил.
Мариан вышла на улицу, громко захлопнув за собой дверь. Черри стоял некоторое время неподвижно, тупо рассматривая багаж, потом оглянулся, чтобы убедиться, что поблизости никого нет, и злобно пнул ногой ближайший чемодан.
Глава 2
Дон Миклем удобно устроился в кресле, закурил сигарету и ободряюще кивнул миссис Трегарт.
— Итак, я вас слушаю. Еще раз прошу вас — говорите как можно подробней. Дело в том, что я почти ничего не знаю о Джоне. Мне известно лишь, что во время войны он был десантником. Последний раз я его видел перед тем, как он выпрыгнул из моей машины за линией фронта, над Римом, чтобы организовать там группу сопротивления. Но подробностей нам не сообщали.
— Я тоже почти ничего не знаю, — сказала она задумчиво. — Он много пережил, но почти ничего не рассказывал. Не любил говорить о войне. Я думаю, он хотел забыть. После войны он еще год оставался в Италии, потом вернулся домой. Его отец владел небольшой стекольной фабрикой, и Джон вступил в дело. Потом, когда отец умер, владельцем стал Джон. С той поры он ежегодно проводит за границей около трех месяцев: осматривает там крупные стекольные фабрики и знакомится с постановкой дела. Он всегда путешествует один, хотя мне очень хотелось ездить с ним. Вот и в этом году он уехал в Вену. Это было первого августа, как раз пять недель назад. Шестого августа я получила от него письмо, в котором он сообщал, что добрался благополучно и остановился в той самой гостинице, где жил раньше. Больше я не получала известий.
— В письме не проскальзывало, что у него какие-нибудь неприятности?
Миссис Трегарт пожала плечами:
— Нет. Это было самое обыкновенное письмо. Он, казалось, был счастлив и спокоен. Писал, что много работает. Думал около месяца пробыть в Вене, а потом отправиться в Париж. Когда он перестал писать, я была удивлена, но почти не беспокоилась. Я решила, что он просто занят, и написала ему сама. Мое второе письмо в Вену возвратилось с пометкой:
«Выехал, адрес неизвестен». И вот тогда мне стало не по себе. Я написала в Париж, в ту гостиницу, где он любил останавливаться, но письмо вернулось и оттуда с такой же надписью. Наконец я позвонила в гостиницу и узнала, что Джон не снимал номер и его вообще не ожидают. Тогда мне пришла мысль ехать в Вену, чтобы заняться поисками, но я слишком давно не была за границей, и нужно было продлить паспорт. И вот теперь мне его не возвращают, да еще говорят, что он куда-то пропал. Чиновник министерства был очень сух со мной, и, я думаю, это не случайно. Не знаю, что и делать. Понимаете, мистер Миклем, мы, Джон и я, очень любим друг друга. И он всегда писал мне, когда уезжал, потому-то я и подумала, что с ним произошло что-то ужасное. Я обратилась в полицию…
— В местную полицию или Скотланд-Ярд?
— Конечно, в местную. Дело в том, что Джон хорошо знаком с одним из инспекторов. Джон — член хэмпдокского крикетного клуба, а инспектор тоже играет там. Они, можно сказать, дружат. Я несколько раз видела их вместе, и инспектор даже здоровался со мной. Словом, этот инспектор обещал навести справки. — Ее руки нервно вздрогнули. — Он был так любезен, и, когда я ушла, мне сразу же стало легче. Я надеялась, что он поможет мне, но… Два дня не было никаких известий, и я снова пошла к нему. Сержант сказал мне, что инспектора нет, но я не поверила. Я чувствовала, что все изменилось с того дня, когда я приходила впервые. На этот раз они обращались со мной, как с чужим человеком. Сержант был прямо-таки груб и заявил, что никакой информации у него нет и что, если они что-то узнают, меня позовут.
Дон задумчиво посмотрел на погасшую сигарету и потер подбородок:
— Когда все это было?
— Четыре дня назад. На следующее утро я позвонила инспектору, но он не захотел со мной говорить. Мне ответил сержант. Он сказал, что я не должна постоянно беспокоить полицию и что у них есть чем заниматься. Когда они что-нибудь узнают, то позвонят мне. Это было ужасно! — Она отвернулась, чтобы скрыть слезы, и продолжала дрожащим голосом:
— Я поняла, что они просто ничего не хотят расследовать, и пошла в Скотланд-Ярд. А что мне еще оставалось?
— У вас есть какие-нибудь знакомые или друзья, которые могли бы помочь в этом деле? — спросил Дон сочувственно.
— Я не могла обратиться к друзьям, — сказала она тихо. — Мне казалось, что это наше с Джоном личное дело. Я говорила с представителем специального отдела. Он сказал мне, что дело ему известно и что расследование проводится. И я бы поверила, но почему он был так холоден со мной? Мне показалось даже, что он едва сдерживает раздражение Я спросила его прямо: может, Джон имел какие-то неприятности с властями? Но это было все равно, что разговаривать со стеной. Он ответил, что пока ничего не может мне сказать, но, как только что-нибудь узнает, даст ответ. Я поняла тогда, что и здесь не смогу ничего узнать. Боже мой! Я чуть не сошла с ума. Куда мне было идти? Я пошла в Министерство иностранных дел. Там со мной сначала вообще не хотели разговаривать, потом все же появился чиновник, который сказал, что это дело полиции и министерство ничего не может сделать.
Я была в отчаянии, уже не владела собой и устроила сцену Я закричала, что если ничего не добьюсь, то пойду в «Дейли газетт» и расскажу всю эту историю репортерам.
