Они вошли в помещение ЗАС. Шувалов надел наушники с микрофоном и стал переговариваться с «Корундом» – это позывной разведотдела при Оперативном управлении штаба ОГФС в Моздоке.
Уже по первым прозвучавшим репликам Бушмин понял: в Моздоке происходит нечто из ряда вон, а потому, заметив кивок Шувалова, вооружился «Кенвудом» и стал вызывать на связь Мокрушина и Черепанова – последний, кстати, отказавшись от визита к врачам, остался здесь же, на базе в Ханкале.
Прежде чем они покинули здание, Шувалов вызвал Дангулова и снабдил инструкциями. Допрос следовало прекратить, а Белицкого, воспользовавшись одной из трофейных машин, нужно отвезти подальше от базы федералов с завязанными глазами, а у одного из чеченских селений вышвырнуть вон – там он уже сам пусть определяется, что ему дальше делать и как жить.
Кассету с записью допроса «стрингера» Шувалов сразу же изъял, наказав своим «мюридам» держать рот на замке.
Затем они торопливо двинулись в обратный путь, в ту часть Ханкалы, где расквартирован спецназ ГРУ. Вызывать машину не было смысла, потому что до кунгов – рукой подать. За ними рысил нагруженный аппаратурой радист; Шувалов, используя закрытую сеть командования, на ходу переговаривался с «Корундом», и уже даже по одному этому признаку можно было судить о том, что дела в Моздоке складываются не лучшим образом.
– Говоришь, ломятся внаглую?! – озадаченно бросал он в микрофон. – А ты стой на своем! Смотри, чтобы крови не было… Что делать, если ломанутся? Уничтожишь базу данных! Головой за это отвечаешь… Да-да, под мою персональную!..
Примерно через сорок минут с базы в Ханкале снялись два «Ми-8МТ». На борт одного из них в полном вооружении погрузилась мокрушинская РДГ «Город», за исключением двух подраненных в Джохаре сотрудников, – не до отдыха нынче, а потому «рэлакс» переносится на неопределенный срок… Другим бортом вылетела бушминская спецгруппа.
Компанию же им составили Шувалов и трое высокопоставленных офицеров ОГФС, включая первого заместителя командующего в чине генерал-лейтенанта.
Шувалов (да и не только он) отправил срочное сообщение в вышестоящие инстанции.
Но никто не знал – включая командование ОГФС и оперативного дежурного по ГРУ в Москве, – что полковник Шувалов, командовавший некогда подразделением со странной аббревиатурой П-3Р, продублировал все сообщения в адрес некой группы «Мерлон»…
Глава 3
Сам по себе ящик, заслоняющий, а заодно и прижимающий решетку зиндана, по всей видимости, был не очень тяжелым. Скорее всего тюремщики бросили на дно пустого ящика несколько булыжников или кирпичей, сочтя это вполне достаточным.
И они оказались, в общем-то, правы в своих расчетах. Потому что Дольниковой, хотя она затратила немало сил, сноровки и времени, так и не удалось осуществить свою затею: сбросить гнёт с крышки зиндана.
М-да… Задумка не увенчалась успехом. И немудрено: ведь она по-прежнему находится в этом чертовом каменном узилище!
Поскольку часов при ней не было – а снаружи свет в «камеру» практически не проникал, – она даже приблизительно не знала, сколько времени прошло.
Но еще недавно по краям решетки наблюдалось слабое свечение. Оттуда же, сквозь узкие щели, веет легкий сквозняк. А в самом зиндане царит кромешная темень, даже собственную ладонь, когда поднесла к глазам, и то не смогла узреть.
Так что снаружи, вероятнее всего, сейчас ночь.
Примерно спустя два часа после визита «молодого бойца» к ней наведался один из монстров – наверняка он носит кличку Длинный, или Жердь, или что-то в этом роде. Сбросил ей сверху буханку черствого хлеба и пластиковую бутыль с водой, буркнул злобно: «Сидишь, стерва, ну и сиди дальше!» – после чего исчез с концами.
Наверное, заняты какими-то своими делами, иначе бы приперлись. Или лихой Завидяй протрезвел наконец, а своему командиру, насколько она разобралась, при всей своей «отвязанности», гнусная троица правду о творимом произволе открыть не решилась.
Воспользовавшись своеобразной передышкой, а заодно решив занять массу образовавшегося у нее свободного времени хоть каким-то делом, она для начала разобрала на составные части «поддон». Как и следовало ожидать, он был сколочен из досок и трех брусков при помощи тривиальных гвоздей. Перед тем как приступить к делу, она – хотя и не без труда – лишила эмалированное ведро, поставленное здесь вместо ночного горшка, металлической ручки.
Приложив немало усилий и затратив уйму времени, она могла бы из дужки ведра смастерить себе нечто среднее между шилом и заточкой. Но откуда у нее столько времени? Пока ограничилась тем, что использовала данную железяку в качестве единственно доступного ей инструмента.
Ободрала ладони, исколола пальцы, но своего все же добилась: разломала нары, затем выдернула из досок с полдюжины гвоздей, один среди которых – «сотка» – при известной сноровке мог быть использован как смертоносное оружие.
Выровняв слегка погнутый гвоздь, тщательно заточила его жало о выступ бетонной стены. Переломила хлеб пополам. В середке он оказался плохо пропеченным, клейким на ощупь – самое то. Слепила из него катыш, подержала чуть во рту, чтобы хлеб смочился слюной, потом сделала из этой заготовки «ручку», обмотав ее вдобавок клочком материи – вот и шильце готово…
Не бог весть, конечно, какое оружие. Но если такую штуковину вогнать в горло или всадить в глаз – мало не покажется.
Козлы слабоумные… Наверное, им еще не приходилось нарываться на серьезную публику, иначе вели бы себя более осмотрительно.
Один раз этим уродам удалось застать ее врасплох. Но пусть теперь только попробуют приблизиться к ней на расстояние вытянутой руки. Или попытаются притронуться к ней хоть пальцем. Если и не все трое, то кто-то из них тогда точно об этом пожалеет…
Сверху доносились странные звуки. Вначале почудились легкие шаги. Потом – какое-то шебуршание. Кажется, кто-то пытается сдвинуть в сторону ящик. Но не так, как это сделал бы сильный взрослый мужик, рывком приподняв его и переставив в другое место, а действуя на пределе своих силенок, помаленьку сдвигая ящик в сторону, чтобы освободить пролаз.
Не смея поверить собственной догадке, Дольникова тихо позвала:
– Иван? Я здесь, внизу… Ваня, это ты? О-ох, сынуля…
Использовав несколько досок и брусков, заклинив их крест-накрест в самой узкой части колодца, она мигом соорудила себе «козлы». Используя эту шаткую конструкцию в качестве подставки для ног, она теперь могла, вытянувшись в полный рост, свободно касаться решетки. Балансируя на досках, потянулась всем телом вверх. И теперь уже могла поддеть ящик снизу, действуя кончиками пальцев. Так, общими усилиями, удалось сдвинуть дело с мертвой точки.
– Иван, где ты? – позвала. – Я тебя в темноте не вижу… Дай мне руку, сынуля…
Она нащупала пальцами худое мальчишечье запястье. Едва удержалась, чтобы не зареветь в голос, так ей вдруг стало жалко и себя, и этого несчастного мальчика, у которого, кроме нее, собственно, нет ни родных, ни близких – никто его не защитит, никто не возьмет на себя заботу о его будущем.
– С тобой все в порядке? Будь осторожен, Иван, здесь, на «блоке», есть недобрые люди.
Мальчик не произнес ни слова, но зато она ощутила легкое пожатие. Жаль, конечно, что Иван, ее
– Иван, они запирают решетку на замок, – прошептала Дольникова. – Ты пока тихонько постой рядышком, а я попытаюсь отпереть или взломать этот чертов замок…
Она подтянулась на руках, насколько смогла. Вначале просунула согнутую в локте руку между прутьями, потом уперлась подошвами в стену – ширина зиндана была лишь немногим больше метра, – плечами теперь она упиралась в противоположную стенку. Кое-как «расклинилась» и тут же приступила к делу.
