– Складывается впечатление, что чеченцы задумали что-то серьезное…
– Тот заложник, которого втайне возит за собой Умаров, скорее всего и есть уже знакомый нам Славянин, – проговорил Шувалов. – Он явно хочет перепродать этого типа. Или же обменять его на какие-то услуги либо на информацию. И похоже на то, что потенциальным покупателем является один из наших фигурантов.
– Вот что, Сергей Михалыч… Мне все еще не ясна история с Дольниковой. Как она попала в Чечню? Откуда взялся сын? Хотя отчество сходится… Я же вам рассказывал, что своего ребенка она потеряла, а у Дольникова в первом браке детей вообще не было… Почему вдруг решила продемонстрировать свое мастерство? И действительно ли она подстрелила трех сотрудников на «блоке» у Ассиновской? Короче, вопросов по ней набралась чертова куча. И даже из Москвы, я говорю о нашем дорогом Викторе Константиныче, этой историей заинтересовались…
– А что ответили на ваши запросы? Есть ведь родственники, знакомые, кто-то ведь должен знать, когда и куда она отправилась, где обретается в настоящий момент. Может, здесь ошибка какая-то?
Мануилов отрицательно покачал головой.
– Уже известно, что Дольникова действительно отправилась на Северный Кавказ, хотя и неизвестно, с какой целью… Предлагаю поступить следующим образом. Часть людей нам все равно нужно перебросить в Слепцовскую. Пошлем туда Бушмина и его команду. А в качестве довеска попросим Андрея Михалыча лично проверить некоторые сведения по Дольниковой. Раз он раскопал эту историю, пусть и дальше держит все под своим контролем.
– В Мещерскую пошлем Рейнджа?
– Да, причем в срочном порядке. Вряд ли Умаров там задержится, но чем вайнахский черт не шутит…
Глава 10
Около десяти утра в самом центре станицы Мещерская, на рынке, в базарной толкучке, была убита местная жительница, тридцативосьмилетняя Наталья Агафонова.
Наталья, бывшая учительница, мать троих детей, лишилась мужа года два назад. А старшая дочь, шестнадцатилетняя Даша, в один из ноябрьских дней отправилась к подруге, проживающей на другом конце станицы, и с той поры Дашу больше никто не видел.
По поводу пропажи дочери Агафонова не раз обращалась к местным властям. Она написала заявление на имя начальника временного РОВД, несколько раз посетила комендатуру, где просила помощи у военных, даже добилась личной аудиенции у главы местной администрации Ильдаса Искирханова.
Во всех инстанциях пообещали разобраться. Но если сотрудники милиции предположили, что девушка скорее всего находится среди других заложников на занятой боевиками территории, то Искирханов позволил себе еще и грязный намек: «Может, Агафонова, ваша дочь в проститутки подалась? Тогда вам лучше искать ее не здесь, в Чечне, а в Москве, на Тверской…»
Женщина с раннего утра заняла место на бывшем колхозном рынке. Конечно, такой оживленной торговли, как лет восемь-десять назад, сейчас не было и в помине. Хотя военные действия в станице не велись, как в первую чеченскую, так и в ходе нынешней кампании, все же у местных с наличностью было туговато – где ж взять живые деньги, если платить пенсии и пособия стали только последние два месяца? Но станица после прихода, вернее, возвращения федералов стала постепенно оживать, поэтому и на базарчике кое-какая торговлишка наладилась.
Агафонова принесла из дома для продажи почти новый ковер, мужнин костюм, который долгое время не решалась продавать – надеялась получить хоть какую-то весточку от мужа, – пять упаковок «сухпая», презентованных ей сердобольными солдатиками на железнодорожной станции, и еще кое-что из «гуманитарки», которую она получала на двух своих младших детей.
Наталья опасалась, что ее девочку похитили местные чеченцы, а затем перепродали в горную Чечню. Там ее могли превратить в рабыню, в наложницу одного из наемников-арабов или перепродать дальше, в турецкий либо саудовский бордель.
Агафонова решила продать самое ценное из сохранившегося имущества, чтобы выручить хоть какие-то живые деньги. Для начала ей нужна была сумма в четыре тысячи рублей, чтобы заплатить посреднику, одному из чеченцев, который взялся навести справки о судьбе ее пропавшей дочери.
…Женщину несколько раз ударили ножом в спину. Какое-то время она лежала на земле, в жиже из взбитого ногами снега и грязи, напитавшейся кровью. Ее бледное лицо было запрокинуто к угрюмому свинцовому небу; она лежала недвижимо до тех пор, пока труп не обнаружили омоновцы, появившиеся на рынке, чтобы выяснить, почему вдруг опустела площадь.
Федералы, обнаружив такого рода находку, мрачно переглянулись: еще одно бессмысленное убийство, еще одно жертвоприношение ичкерийскому Молоху.
За несколько часов до этого, в предрассветные часы, неизвестными лицами был открыт огонь по наряду милиции, патрулировавшему железнодорожные пути в районе депо, но, к счастью, на сей раз обошлось без человеческих жертв.
На днях были похищены двое солдат срочной службы из состава комендантской команды. Кто-то зашвырнул в окно райотдела милиции гранату, и лишь неопытность метателя – в корпусе «РГД-5» вместо запала в трубку была ввинчена предохранительная пластмассовая пробка – уберегла жизни трем сотрудникам милиции.
Такого рода ЧП происходили в станице Мещерской, в этой важной для федералов точке на карте Чечни, почти каждый божий день.
Вдобавок ко всему население стало пополняться за счет чеченских юношей призывного возраста и зрелых мужчин. О недавних же занятиях вновь прибывших нетрудно было догадаться по их обветренным лицам, по их глазам с волчьим высверком и по тем отметинам, которые оставляют на коже пороховые газы. Что это за публика, почти всем было понятно, но большинству боевиков, прибывших в эти края на отдых – или с какой-то другой целью, – удалось успешно пройти процедуру регистрации и легализоваться в Мещерской.
В местной больнице почти в открытую проходили лечение нохчи с огнестрельными и осколочными ранениями. Как только их раны заживали, как только врачи ставили их на ноги, они тут же куда-то бесследно исчезали, а в больницу невесть откуда прибывали новые «пациенты».
Более половины населения станицы составляют вайнахи, что же касается остальных жителей, то это преимущественно терские казаки, давно уже через смешанные браки породнившиеся с чеченскими кунаками.
Крупный железнодорожный узел был заставлен эшелонами с самым разнообразным грузом, а также топливными цистернами. Именно здесь в последние недели разгружались многие из прибывающих в Чечню частей и подразделений, кроме того, еще немаловажно: через Мещерскую проходит нефтепровод, через который качают не только местную, но и бакинскую нефть.
Напряжение в станице и соседних населенных пунктах нарастало, и не замечать этой опасности мог только дурак или слепец.
– Надо ср-рочно проводить профилактику! – сказал Заруцкий, обращаясь к местной «тройке». – Причем немедленно, потому что завтра уже придется здесь делать жесткую зачистку!
«Тройка», составлявшая местное руководство – военный комендант, начальник райотдела милиции и глава администрации Искирханов, – хотя и понимала правоту вэвэшного полковника, но все еще колебалась: стоит ли им принимать сторону Заруцкого, человека очень влиятельного, но склонного к жестким поступкам?
– Мне понадобится от трех до четырех часов, – проинформировал их полковник. – Я гарантирую, что местные нохчи после моей профилактики станут шелковыми! Не то что выстрелов, даже чиха чужого вы в станице не услышите!
Через два с небольшим часа после начала акции, для проведения которой Заруцкий задействовал батальон внутренних войск, ожидавший погрузки в вагоны на станции, а также подразделение ОМОНа и одну из подчинявшихся ему напрямую мобильных бронегрупп, были созданы все предпосылки для намеченного полковником мероприятия воспитательного характера.
Три десятка нохчей в возрасте от пятнадцати до сорока лет стояли со связанными сзади руками, на самом краю глубокой траншеи, которой вскоре предстояло стать могильником.
