совершенная новость. Видимо, сестра не желала ее посвящать в такие подробности. На все дальнейшие вопросы она отказалась отвечать как на не относящиеся к делу. Попросила четко сформулировать какое обвинение ей предъявляют? Держалась по-прежнему с достоинством и предупредила, что сумеет за себя постоять.
В это же время в другом кабинете допрашивали Нину. Та говорила с трудом, голос у нее часто срывался. На шее еще виднелась багровая полоска. Платье теперь висело на ней мешком – блестящий поясок-стрейч, на котором она пыталась повеситься, ей так и не вернули. На столе у следователя лежали ее письменные показания, которые она по собственной инициативе написала в поезде. Эти показания кончались короткой припиской, что она считает самоубийство лучшим для себя выходом. Следователь спросил, почему она не пожелала хотя бы доехать до Москвы. Нина прошептала, что у нее больше нет никаких причин жить. Но если она выжила, то теперь, конечно, сама даст показания.
– В ресторане, когда мы встретились в последний раз, Андрей рассказал мне, чем действительно занимается. Он так хотел бросить эту работу и, наконец, бросил… Он думал, что ему хватит скопленных денег, пока не найдет другое место. Завел сберкнижку, держал ее у родителей. Его жена об этом не знала. Он отдавал ей только зарплату.
На ее губах появилось бледное подобие улыбки, но женщина тут же сникла.
– Три года назад он встретился с человеком, который тоже занимался фотографией. Его звали Николай. Они познакомились у Андрея на свадьбе, когда вышли покурить. Обменялись телефонами, на всякий случай. И тот помог ему получить штатную работу – в той самой мастерской. Сперва Андрея не трогали, он два года работал спокойно. Только год назад, когда эта стерва пристроила туда племянницу, его взяли в оборот. Андрей уже знал, чем я занимаюсь. Он хотел меня выкупить, потому и согласился…
– Чем он занимался?
Нина все время ощупывала горло, будто пыталась убедиться в его целости.
– Тем же, чем раньше Николай. Только тот спился, больше не мог работать. Андрей хотел скопить денег и выкупить меня. Только нужна была большая сумма, понимаете? Тогда он продал дачу. Он не мог ждать… Думал, что это меня выручит.
– Чем он занимался? Вам задали вопрос.
Нина некоторое время молчала. Потом ответила, что она, конечно, в этом не участвовала. Снимали самых молоденьких девчонок.
– Где?
– Там… В мастерской. Где работал Андрей. После закрытия. Вроде сверхурочной работы.
– Кто в этом участвовал?
Нина ответила, что никогда при этом не была и фамилий не знает. Но точно присутствовала сама заведующая.
– У нее были ключи, – тихо пояснила она.
– Вы с ней когда-нибудь виделись?
– Я ее видела… Только уже мертвую.
Ее рассказ был коротким. Это произошло вскоре после смерти Андрея. Нина призналась, что тогда пыталась запить, что ее жестоко избил сутенер на питерской квартире. Бил так, что следов на лице и теле не осталось, но внутри все болело. А потом с ней поговорила сама Антонина. Она выразительно намекнула, что если Нина не будет дурой – то скоро будет свободна. И даже дачу, записанную на ее имя, сможет оставить себе. Требовалось немногое – когда на следующее утро женщина окажется в Москве, одеться как можно менее вызывающе. Идеален длинный плащ. Обязательно высокие каблуки. Макияж – минимальный.
– Она дала мне коробочку с линзами. Показала, как надевать. Я никогда их прежде не видела, потому что у меня зрение отличное. Когда надела, то поняла, что меня под кого-то подделывают. Я даже поняла, под кого, когда мне сказали, куда я должна пойти в Москве и что делать.
Потребовали от нее немногого. Точно в назначенное время явиться в мастерскую, оплатить выполнение фотографий на загранпаспорт и назвать определенные имя, фамилию и телефон. Дубовская не оставляла женщину в покое, пока не убедилась, что та может автоматически повторить эти данные.
– Я должна была зайти за занавеску и оставаться там минут пять, не больше.
– Вас предупредили, что вы там увидите?
– Сказали только, чтобы я вела себя спокойно и сидела все время на стуле. Если подниму какой-то шум – подпишу себе приговор.
Нина точно выполнила все указания. Она все еще надеялась обрести давно утраченную свободу. Особенно – перестать ездить в поездах. С той ночи, когда погиб Андрей, каждая поездка становилась для нее кошмаром. Вытирая глаза, женщина сказала, что каждый раз, сидя в вагоне-ресторане, она ждала, что войдет Андрей.
– Я сделала все, что мне велели. Потом зашла за занавеску, но садиться не стала. Я видела, что дверь в конце помещения немного приоткрыта. Подошла и заглянула. Я точно помню, что не кричала. Я поняла, что случилось, что они хотят подставить жену Андрея. Только не понимала, как Антонина могла решиться убить племянницу. Андрей мне рассказал, что они родственницы.
Как она запачкала руки, Нина вспомнить не могла. Но, сообразив, что ей пора уходить, случайно взглянула на свою ладонь и увидела кровь. Судорожно вытерла руки о черный занавес – следов на нем не осталось. Руки у нее прыгали, второпях она сильно запачкала стену, но стирать пятно было поздно. Истерика началась у нее только на улице, но она все-таки нашла в себе силы добраться до метро.
– Не знаю, что они там не поделили, – всхлипывала Нина. – Только в поезде, когда мы с ним говорили в последний раз, Андрей сказал, что попытается уговорить Антонину… Чтобы она меня отпустила. Сказал, что если она не послушает его, попробует действовать через ее племянницу. Сказал, что она неплохая девчонка и ей это тоже все обрыдло, и она мечтает развязаться и с теткой, и с этой работой. Что она с мужем живет очень плохо из-за своего занятия. Тот требует, чтобы она все бросила, потому что сам давно завязал. И что муж ее поддержит. Не знаю. Не знаю… Вряд ли это все из-за меня. Андрей ведь до Москвы не доехал… Разве что его жена что-нибудь раскопала.
– Кто мог совершить убийство – можете предположить? – спросил следователь, дав Нине несколько минут, чтобы выплакаться.
Та сдавленно ответила, что не знает. Если бы она попыталась узнать, то уже была бы мертва. Ей известно только одно – когда в конце того проклятого дня девушки садились в питерский поезд, сутенер, который их обычно сопровождал, с ними не поехал. Только проводил их до вагона. И она обратила внимание, что на нем была новая рубашка.
– Знаете, такие складки на груди, неразглаженные. Только что из упаковки. Но она была тоже белая. Он всегда носит только белые рубашки.
К концу сентября непривычно теплая погода резко изменилась. Запоздавшая осень опомнилась и решила показать, на что она способна. И Варе опять пришлось занимать у подруги деньги.
– В пальто еще жарко, а плащ мне так и не вернули, – грустно сказала она. – И зонтика нет.
Кристина с готовностью вытащила кошелек. Отдавая деньги, она не преминула неодобрительно отозваться о мужчинах.
– Прости меня за грубость, но твой был просто идиот! Кто же кладет деньги на сберкнижку! А теперь ее конфисковали, и ты опять нищая!
Варя не возражала, тем более что в ее словах не было ничего, кроме истины. Во время последней встречи со следователем, на которую она отправилась, выписавшись из больницы после пневмонии, тот сообщил ей о тайных сбережениях Андрея. Эту новость Варя восприняла стоически – неудачи ее закалили настолько, что в ней появилось олимпийское спокойствие. Тем более она, наконец, узнала, откуда муж взял деньги на ресторан, этот вопрос до последнего момента оставался для нее неразрешенным. Куда труднее было смириться с фактом, что Андрей участвовал в грязном бизнесе. Родителям она об этом не сообщила. Зато по большому секрету поделилась этим горем с подругой. Кристина отреагировала неожиданно:
– Да ладно тебе, «грязный бизнес»! Плохо, что он тебе ничего не оставил. Нет, если кто не родился деловым человеком, тот никогда им не станет.
– Меня пугает другое, – грустно ответила Варя. – Понимаешь, ведь получается, что Елизавету убили из-
