Уилл перебежал в Рассел-Билдинг, ощущая давление хмурого, облачного неба. Шее и лицу было холодно. Он расписался у стола внутренней охраны, а когда пересекал вестибюль, его шаги по мраморному полу вызвали гулкое эхо. В спешке он механически нажал у лифтов кнопку для членов конгресса, гарантирующую внеочередное обслуживание, В лифте он прислонился к стене, вдыхая слабый аромат лака и сигар. На миг он стал – вообразил себя – конгрессменом, сенатором, который, оставив толпу журналистов, фотографов и телевизионщиков за дверями лифта, взлетает в свой офис принять телефонный звонок президента, обеспокоенного событиями в какой-нибудь точке планеты. Лифт плавно замедлил ход и замер. Уилл заторопился по коридору. Странно, но дверь в офис была не заперта! Уилл прошел через приемную и основную служебную комнату с письменными столами нескольких сотрудников в свой небольшой кабинет. В Рассел-Билдинг ужасающе не хватает помещений. Уилл руководит штатом сотрудников сенатора, а работать вынужден в клетушке. Он выдвинул ящик своего стола и удивился, увидев полоску света под дверью кабинета босса, сенатора Бенджамина Карра.
Уилл, не колеблясь, встал и пошел посмотреть, в чем дело.
Сенатор был в кабинете собственной персоной. Он сидел за своим столом и удивленно смотрел на Уилла.
– Что вам здесь понадобилось, Уилл? В субботу, в такую рань? – хрипло спросил Карр, откинувшись в кресле.
– Доброе утро, сенатор, – в некоторой растерянности ответил Уилл. – Я еду в аэропорт, но кое-что здесь забыл. – Он нахмурился. – А что же вы сами? Суббота – для всех.
Сенатор, подмигнув, спросил:
– А вы уверены, что я не приезжаю сюда поработать еще и в субботу? – Лицо его стало хитреньким. – Ладно уж, примите мои объяснения. Еду к девятичасовому самолету – на нем полечу в Атланту. Джаспер уже ожидает меня в гараже.
– Как вы себя чувствуете? – спросил Уилл. Он не видел босса два дня. В пятницу сенатор весь день был в госпитале Уолтера Рида.
– Чувствую себя, как японская иена, – ответил сенатор, посмеиваясь. – Сказали, что я превозмогаю припадок.
– Это точный диагноз, сэр? – спросил Уилл. – Я же все равно узнаю.
Бену Карру минуло семьдесят восемь лет, и в последнее время он выглядел утомленным.
– Черт возьми, безусловно, узнаете, – рассмеялся Карр. – В этом городе уже ничего не скроешь. Раньше какой-нибудь конгрессмен мог содержать девчонку в Джорджтауне или соблазнить жену другого конгрессмена – и газеты на этот счет не распространялись. Теперь звонят и об этом! – Он успокаивающе поднял руку. – Не волнуйтесь, всего лишь повысилось артериальное давление. Получил какие-то пилюли, они у меня с собой.
– Вы уверены, что это все?
– Это все. Сказали, что проживу еще один срок. После Рождества объявим это во всеуслышание, а то у республиканцев уже ушки на макушке. Не стоит им волноваться, не так ли?
Уилл усмехнулся:
– Нет, сэр. Давайте разочаруем их раньше.
Бен Карр положил ладони на стол и поднялся. Высокий, лысый, сутуловатый, он обошел вокруг стола.
– Я рад, – сказал он, – что вы заехали сюда нынешним утром, Уилл. Присядьтё-ка на минутку.
Уилл уселся на одном конце кожаного дивана, сенатор разместил свою долговязую фигуру на другом.
– Уилл, мы еще этого не обсуждали, но прямо спрашиваю: хотите ли вы получить работу вроде моей?
– Но не вашу, сэр, – откровенно ответил Уилл.
– Знаю, знаю, – сказал Карр. – Но вы подумываете о месте, занятом Джимом Барнеттом, не так ли?
Джеймс Дж. Барнетт, вполне бесцветный республиканец, уже два года был младшим сенатором от Джорджии.
– Да, сэр, думаю, да.
– Хорошо, хорошо, – сказал Карр, мальчишески поджав под себя правую ногу. – Я, со своей стороны, думаю, что вы чертовски хорошо справились бы на этом месте.
– Благодарю вас, сенатор! – Уилл попытался поймать взгляд босса. – После того, как вас переизбрали, я было рассудил, что мне лучше отправиться домой и заполучить там сколько-то красной глины на сапоги. – Это любимое выражение самого Бена Карра Уилл сейчас использовал неслучайно. – Я в Вашингтоне уже почти восемь лет и оторвался от почвы.
Карр кивнул.
– Правильно рассуждаете, Уилл. Не знаю, как обстоят дела в Нью-Йорке или Калифорнии, а в Джорджии можно выиграть выборы только при поддержке самых что ни на есть обывателей. Они должны полюбить вас, как брата...
Сенатор смолк. Уилл не торопился заполнить паузу. Он предвидел, каким будет продолжение монолога, и не намерен был двинуться навстречу. Положение добровольца его не устраивало.
Бен Карр приосанился.
– Уилл, сынок, – сказал он, – я скоро выйду в тираж. Оставайтесь со мной еще на два года, и я сделаю все, чтобы место Барнетта стало вашим. С момента, как вы объявите о своем намерении, я поддержу вас открыто: в газетах, телевизионных дебатах и интервью. Всё, кто мне задолжал, будут иметь это в виду, и, получая приглашения выступить в штате, я буду посылать вас вместо себя.
