депеше отмечает: «Эффективность этих новых орудий особенно велика на дистанции ружейного выстрела. Именно эти орудия нанесли нам тяжелый урон 12 апреля». По крайней мере, некоторые английские корабли имели другие новинки, которые, посредством увеличения точности, скорострельности и радиуса действия артиллерийского огня, способствовали значительному усилению мощи батарей. Использовались замки, благодаря которым артиллерист наводил орудие на цель и производил выстрел, а также установка на лафетах орудий приспособлений, способствующих тому, что орудия имели больший сектор обстрела, чем раньше. В схватках между отдельными кораблями (не связанных с требованиями взаимодействия с эскадрой) эти усовершенствования позволяли их обладателю занять позицию, с которой он мог вести огонь по неприятелю, неспособному ответить встречным огнем. Имеется ряд впечатляющих примеров такого тактического преимущества. В бою эскадр, который рассматривается сейчас, преимущество англичан заключалось в том, что их орудия могли вести огонь на значительную дистанцию перед носом корабля противника и долгое время вслед ему. Таким образом, могло увеличиться (вдвое или больше) число попаданий в корабль противника и сократиться промежуток времени, в течение которого противник выходит из зоны обстрела при прохождении между двумя вражескими кораблями [199]. Эти устаревшие теперь подробности заключают в себе уроки, которые никогда не устаревают. Они ни в чем не отличаются от современного опыта игольчатых ружей (игольчатые ружья системы Драйзе фактически обеспечили пруссакам победу над австрийцами в войне 1866 года, в которой австрийская армия имела нарезные ружья, заряжавшиеся с дула. – Ред.) и мин (мины были впервые в истории использованы в качестве заграждений русскими в Крымской войне (1853–1856) – для обороны Кронштадта, у Ревеля, Свеаборга, Усть-Двинска, в Керченском проливе и реках Дунай и Южный Буг, что сковало действия превосходящих англо-французских морских сил. Затем русский опыт был использован в ходе Гражданской войны в США (1861–1865). Во время русско-турецкой войны 1877–1878 годов (то есть в период времени, ближайший к написанию этой книги) русские моряки, используя разные типы мин и минных заграждений, сковали действия превосходящего турецкого флота на Черном море и на Дунае, позволив русской сухопутной армии форсировать Дунай и в дальнейшем разгромить турецкую армию. – Ред.).

И в самом деле, все сражение 12 апреля 1782 года дает немало уроков здравой военной науки. Настойчивость в погоне, борьба за выгодную позицию, концентрация усилий, рассеяние флота противника, эффективное тактическое использование небольших, но важных нововведений в вооружении уже рассматривались. Того, кого не убедило поведение французов 9—12 апреля, убеждать в необходимости не упускать случая бить врага по частям было бы пустой тратой времени. Отказ французов от нападения на Ямайку после разгрома их эскадры убедительно показывает, что правильный путь обеспечить конечные цели заключается в разгроме силы, которая угрожает этим целям. Остается по крайней мере одно замечание, деликатное по сути, но существенное для извлечения всех уроков из этих событий. Речь идет о последующем использовании победы и ее влиянии на войну в целом.

Подверженность парусных кораблей повреждениям в рангоуте и парусах, другими словами, в средствах той мобильности, которая является первейшей характеристикой морской силы, не позволяет говорить по истечении продолжительного времени, что можно было и что нельзя было сделать в ходе сражения. Вопрос не только в понесенном уроне, который может быть отражен в вахтенном журнале, но также в возможностях исправления повреждений, энергии и способностях офицеров и матросов, отличающихся от корабля к кораблю. Что касается способности английской эскадры развить свой успех более энергичным преследованием противника 12 апреля, то в этом отношении мы располагаем авторитетными мнениями двух наиболее выдающихся офицеров – Самюэля Худа, заместителя командующего, и Чарлза Дугласа, капитана и начальника штаба адмирала эскадры. Худ высказал мнение, что можно было захватить 20 кораблей. Он довел свое мнение на следующий день до сведения Роднея. Между тем начштаба был настолько удручен неудачей в этом деле и реакцией адмирала на это предложение, что всерьез рассматривал подать рапорт об отставке со своего поста[200].

Советовать и критиковать легко. Почувствовать же всю тяжесть ответственности может лишь человек, на которого она возложена. Но значительных результатов в войне часто нельзя добиться без риска и напряженных усилий. Точность оценки этих двух офицеров подтверждается, однако, выводами из французских донесений. Родней оправдывает свою неудачу в преследовании ссылками на поврежденное состояние многих кораблей и другие обстоятельства, повлиявшие на исход ожесточенного сражения. Далее он дает свой прогноз того, что могло быть сделано той ночью французами, если бы он продолжил преследование французской эскадры, которая «ушла в составе 26 линейных кораблей»[201]. Этот прогноз делает честь его воображению, учитывая то, как вела себя французская эскадра днем. Но что касается группы из 26 кораблей[202], то де Водрейль, который после капитуляции де Грасса подал сигнал кораблям собраться вокруг его флага, обнаружил рядом с собой на следующее утро лишь 10 кораблей. Ни один из других кораблей не соединился с ним до 14 апреля. В последующие дни к де Водрейлю в разное время присоединились 5 кораблей[203]. Со всеми этими кораблями он ушел в место сбора у Французского мыса (Кап-Аитьен), где обнаружил другие корабли. Общее число кораблей, исправивших там свои повреждения, составило 20 кораблей. 5 кораблей, оставшихся от тех, которые участвовали в бою, ушли в Кюрасао, расположенный на дистанции 600 миль от места боя, и не соединились с французской эскадрой до мая. «Группа из 26 кораблей», следовательно, не существовала фактически вообще. Напротив, французскую эскадру рассеяли, а несколько ее кораблей блокировали. Что касается повреждений, то нет оснований полагать, что англичане понесли больший урон. У них он был гораздо меньше, чем у противника. Любопытное заявление по этому вопросу появляется в письме Гилберта Блейна:

«Нам с трудом удалось заставить французских офицеров поверить, что потери убитыми и ранеными, нанесенные их адмиралу нашими кораблями, были достоверными. И один из них резко возражал мне, утверждая, что мы всегда обманывали мир ложными сведениями о своих потерях. Тогда я прошелся с ним по палубам Formidable и предложил ему подсчитать число пробоин от ядер на них, а также посмотреть, как мало пострадал такелаж корабля. Я спросил, может ли такой уровень урона быть совместим с потерями большими чем 14 человек, которые составили число убитых на нашем корабле и которые были наибольшими среди кораблей эскадры, за исключением Royal Oak и Monarch. Он… согласился, что наш огонь, видимо, лучше поддерживался и направлялся, чем их огонь»[204].

Не приходится сомневаться поэтому, что успех не был с подобающей энергией развит Роднеем. Не был развит до тех пор, пока через пять дней после сражения не послали отряд Худа к острову Сан-Доминго (Гаити), где он захватил в проливе Мона (к востоку от острова Гаити) Jason и Caton, которые до сражения отделились от французской эскадры и двигались теперь к Французскому мысу. Эти корабли и два мелких судна с ними явились единственными трофеями, захваченными после победы. В условиях военного времени этот незначительный промах серьезно вредит репутации Роднея как флотоводца и занятию им достойного места среди удачливых адмиралов. Родней на время спас Ямайку, но он упустил возможность разгромить французский флот. Подобно де Грассу, он тоже допустил, чтобы непосредственная цель заслонила от него общую военную ситуацию и господствующий в ней фактор.

Для оценки последствий этого промаха и фактической незавершенности знаменитого сражения надо перенестись на год вперед и познакомиться с дебатами в британском парламенте в феврале 1783 года по вопросам условий мира. Одобрение или неодобрение условий мира, который заключила существовавшая власть, включало обсуждение многих соображений. Но основная суть дебатов заключалась в том, отвечали ли условия мира относительному финансовому и военному положению воюющих стран, или для Англии было бы лучше продолжать войну ради понесенных жертв. Что касается финансового положения, то вопреки мрачной картине, нарисованной адвокатами мира, видимо, тогда относительно его было не больше сомнений, чем возникает теперь при сравнении ресурсов различных стран. Вопрос же о военной мощи превратился фактически в вопрос о морской силе. Министерство доказывало, что весь британский флот едва ли насчитывал сотню линейных кораблей, между тем численность флотов Франции и Испании достигала 140 кораблей, не говоря уже о Голландии.

«При таком неравенстве сил с неприятелем могли ли мы надеяться на успех, исходя из опыта как последней кампании, так и распределения сил в той кампании, которая последовала бы в будущем? В Вест- Индии мы не могли бы противопоставить более 46 кораблей тем 40, которые в день подписания мира

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату