чемпионскую резвость, заметно увеличивая расстояние между ними. Вскоре Боб, пыхтя, вернулся, видимо отказавшись от погони. Мы тем временем гонялись по всему саду, приняв тактику, которую я предложил с самого начала, но только с той разницей, что мы не ухватывали их тихо, не напрягая сил, а прежде пробегали за каждой по нескольку миль. Через некоторое время мы выработали некоторую систему. Миссис Укридж стояла у двери, мы ловили кур и вносили их в дом. Затем, когда мы спускали их в подвал, она закрывала дверь. Кроме того, мы расставили сахарные ящики Укриджа в один ряд и, поймав птицу, сажали ее в ящик и загораживали открытую сторону доской. С помощью таких экстраординарных мер мы собрали две трети птиц. Остальные рассыпались по всей Англии. Некоторые, возможно, еще находятся в Дорсетшире, но биться об заклад не стану.
Как видишь, на современнейшей куриной ферме все строится на здравых, разумных укриджских принципах. А это только начало. С уверенностью жду дальнейших интереснейших событий. Я убежден, начни Укридж разводить белых мышей, он бы сумел и этому придать волнующую лихорадочность. Сейчас он лежит на диване, курит очередную адскую сигару, пьет виски с содовой и с некоторой горечью жалуется, что в Белфасте пил виски и получше. Из подвала до моего слуха доносится еле слышное квохтанье неисчислимых кур».
Глава VI
РАССКАЗ МИСТЕРА ГАРНЕТА О НЕЖДАННОМ ВОССОЕДИНЕНИИ
День был четверг, дата — двадцать второе июля. Мы занимались куроводством уже целую неделю, и все постепенно более или менее налаживалось. Курятнички были завершены. Быть шедеврами они не претендовали, и я видел, как куры стояли перед ними в глубокой задумчивости, будто вопрошая: «Что дальше?» Но они отвечали положениям Закона о куриных курятничках, и мы принудили кур поселяться в них.
Самой тяжкой работой оказалось натягивание проволочной сетки. Эта обязанность легла на меня и на Наемного Служителя, так как Укридж гордо предпочел рук об нее не пачкать. Пока мы с Бийлом трудились на солнце до изнурения, старший партнер фирмы посиживал в шезлонге в тени, отпуская не слишком жесткие критические замечания и советы, а время от времени осыпая бранью кредиторов, довольно-таки многочисленных. Мы не прожили на ферме и дня, как он принялся в огромных количествах заказывать и нужное, и ненужное, но все в кредит. Одни запасы он приобретал в деревне, другие — в окрестных городках. На Аксминстер он наложил разорительную дань. И даже делал вылазки до самого Дорчестера. Он умел быть убедительным, и торговцы, казалось, привечали его, как любимого сына. Со всех сторон на ферму потекли потоки покупок — бакалейные товары, виски, рояль, граммофон, картины. И еще сигары в великом изобилии. Он был не из тех, кто довольствуется малым в нашей земной юдоли.
Что до финансовой стороны этих сделок, его метод был простым и мастерским. Если торговец выражал желание получить небольшой чек в счет заказа, как открыто намекнули двое-трое пошляков, он вдохновенно взывал к его сердцу.
— Черт подери, сэр, — говорил он со слезами в голосе, кладя руку на плечо сквалыжника, — это немножко множко, когда джентльмен селится в ваших местах, а вы предъявляете ему счет прежде, чем он успевает покрыть первоначальные расходы на дом. — (Отличный заход, наводящий на мысль о тратах огромных сумм. Тот факт, что дом ему предоставили бесплатно, тщательно сохранялся от посторонних ушей.) Расслабив пошляка пафосом, он переходил на более суровый тон: — Еще немного подобного, и я закрою свой счет. Да, черт возьми, я еще никогда ничего подобного не слышал!
После чего пошляк приносил извинения и удалялся прощенным с новым большим заказом.
Благодаря таким методам государственного мужа Укридж, бесспорно, превратил ферму в очень уютное место обитания. Полагаю, мы все понимали, что в один прекрасный день за полученные товары придется уплатить, но мысль эта нас не тревожила.
— Уплатим ли? — взревел Укридж в тот единственный раз, когда я рискнул коснуться этой щекотливой темы. — Конечно, мы уплатим. А почему бы и нет? Мне не нравится такое слабодушие, старый конь. Деньги еще не хлынули, признаю, но мы не должны торопить время. Вскоре мы начнем поставлять сотни яиц в неделю. Сотни! Я связался со всеми флагманами торговли — с «Уитни», «Харродс» и прочими. Вот я, сказал я им, владелец большой куриной фермы со всеми современнейшими новшествами. Вам требуются яйца, старые, сказал я, кони, я их поставляю. Я обеспечу вас столькими-то сотнями яиц в неделю, сказал я, так сколько вы даете за них? Ну, признаю, их условия не вполне дотянули до моих ожиданий, но вначале нам не следует фыркать и на низкие цены. Когда мы наладим связи, — продолжал он, — мы сможем ставить собственные условия. Сам посуди, малышок. Видел ли ты когда-нибудь мужчину, женщину или ребенка, который не поглощал бы яйцо, или не приступал бы к поглощению яйца, или как раз не закончил бы поглощать яйцо? Скажу тебе одно: доброе старое яичко — вот основа основ ежедневной жизни. Останови на улице первого встречного и спроси, чего он предпочтет лишиться: своей яичницы или своей жены, и увидишь, что он скажет! У нас в руках золотое дно, Гарни, мой мальчик. Передай-ка виски!
Результатом явилось согласие вышеупомянутых торговых домов снабдить нас партиями товаров в счет получения призрачных яиц. Укридж был удовлетворен. Он питал особую веру в яйценоскость своих куриц, которая весьма им польстила бы, если бы они могли про нее узнать. Кроме того, вера эта могла бы стимулировать их усилия в указанном направлении, до сих пор довольно вялые.
Теперь настал, как я уже упомянул, четверг, двадцать второе июля — чудесное солнечное утро, из тех, какие Провидение иногда ниспосылает просто для того, чтобы честный курильщик мог после завтрака выкурить свою трубочку в идеальных условиях. Существуют процедуры выкуривания трубок, на которые человек в грядущие годы оглядывается с чувством грустного благоговения, — выкуривание трубочки в тихой безмятежности, когда тело и дух равно отдыхают. Выкуривая вот такие трубочки, мы грезим нашими грезами и творим наши шедевры.
Моя трубка вела себя именно как такая идеальная трубочка, и пока я вольготно разгуливал по лужайке, мой роман обретал безупречную форму. Всю прошлую неделю я оставлял в небрежении литературное творчество из-за докучливых кур. Я не принадлежу к тем субъектам, чьи интеллекты трудятся в любых условиях, какие ни подсунет жизнь. Но теперь я наверстывал упущенное время. С каждым сизым облачком, покидавшим мои губы и повисавшим надо мной в недвижном воздухе, в моем мозгу проносились поразительные ситуации и ливни искрометных диалогов. Еще ничем не нарушенные полчаса — и я завершу костяк романа, который поместит меня в группу избранников на литературном поприще, у которых нет крещеных имен. Еще полчаса — и потомству я буду известен как просто «Гарнет».
— Останови ее! Хватай ее, Гарнет, старый конь!
К этому времени я забрел в куриный загон. Я посмотрел. Ко мне со всей присущей ей стремительностью бежала щуплая курочка. Я тотчас ее узнал. Эту противную саркастичную на вид птицу, которую Укридж в силу якобы ее сходства в профиль с ближайшей родственницей его жены окрестил «Тетя Элизабет». Зловредная курица, вечная зачинщица любых беспорядков в куриных владениях, птица, которая ежедневно объедалась за наш счет и кусала кормящие ее руки, решительно отказываясь снести хотя бы одно яичко. За Тетей Элизабет мчался Боб, как обычно проделывая то, чего ему проделывать никак не следовало. Замашки Боба в том, что касалось наших кур, служили непрерывным источником неприятностей. С первой же минуты он словно бы рассматривал появление птиц исключительно как дань его охотничьим талантам. Он безоговорочно считал себя гончим псом и не сомневался, что мы весьма любезно снабдили его объектами для травли.
Следом за Бобом появился Укридж. Но с одного взгляда стало ясно, что в погоне он значительной роли не играл. Заданный темп уже превысил его возможности, и он назначил меня своим заместителем с полной свободой рук.
— За ней, Гарни, старый конь! Ценнейшая птица! Ее нельзя упустить.
Кроме периодов каталепсии литературного творчества, я в принципе человек действия. Я отправил роман на полку вплоть до востребования, и мы вылетели из загона в следующем порядке: впереди Тетя Элизабет, свеженькая, как новая краска, и показывающая приличную скорость. За ней Боб, пыхтя и явно сомневаясь в своей выносливости. И наконец я, исполненный решимости, хотя и предпочел бы быть
