зависли.
— Извините.
— Прошу прощенья.
— Вы говорили:
— Вы говорили:
— Нет, прошу вас, продолжайте.
— Ох, ну ладно.
Я поправил узел галстука — в обществе особ женского пола я всегда так поступаю, — откашлялся, и очертя голову ринулся в атаку.
— Ссылаясь на ваше предложение от сего числа:
Она опять покраснела и неловко ткнула в салат вилкой.
— Вы получили мою записку?
— Да, получил. Ваша записка у меня.
— Я попросила Дживза, чтобы он вам её передал.
— Да, Дживз мне её передал. Я её получил от Дживза.
Мы опять замолчали. Совершенно очевидно, она увиливала от разговора, не желая начинать первой, а следовательно, хотя мне жутко этого не хотелось, надо было брать бразды правления в свои руки. Я имею в виду, если бы никто из нас не начал первым, нам пришлось бы поедать лососину под майонезом и сыр, не произнося ни слова, а когда женщина с мужчиной остаются наедине, ничего глупее они придумать не могут.
— Да, я получил вашу записку.
— Я рада, что вы её получили.
— Да, я её получил. Только что прочёл самым внимательным образом. И по правде говоря, очень хотел вас спросить при первой же встрече, как вы на это смотрите, что?
— Как я на это смотрю?
— Да, именно это я и хотел спросить. Как вы на это смотрите?
— Но ведь я ясно обо всём написала.
— О, конечно. Яснее ясного. Ясно на все сто. Замечательно написали. Но: я имею в виду: э-э-э, я хочу сказать, глубоко тронутый оказанной мне честью, ну и так далее: но: прах побери!
Она аккуратно отправила в рот последний кусочек лососины и поставила тарелку на стол.
— Ещё немного салата?
— Нет, спасибо.
— Может, пирога?
— Нет, спасибо.
— Хотите тост с замазкой? Очень вкусный.
— Нет, спасибо.
Она взяла сырную палочку. Я краешком глаза увидел варёное яйцо, которое до сих пор почему-то не попалось в поле моего зрения. Затем я сказал: «Я имею в виду», а она одновременно со мной произнесла: «Мне кажется, я понимаю», и обе фразы снова столкнулись в воздухе и зависли самым неподобающим образом.
— Прошу прощенья.
— Ради бога, извините.
— Продолжайте.
— Нет, вы продолжайте.
И я вежливо помахал варёным яйцом, показывая, что уступаю ей место. Девице ничего не оставалось, как снова заговорить:
— Мне кажется, я понимаю, что вы хотели сказать. Вы удивлены.
— Да.
— Вы думаете о:
— Вот именно.
-:мистере Финк-Ноттле.
— Только о нём и думаю.
— Вам трудно объяснить мой поступок.
— Да.
— Понимаю.
— А я нет.
— Но это так просто.
Она взяла ещё одну сырную палочку. Совершенно очевидно, сырные палочки пришлись ей по вкусу.
— Нет, правда просто. Я хочу сделать вас счастливым.
— Очень благородно с вашей стороны. Нет слов.
— Я хочу посвятить всю свою жизнь тому, чтобы сделать вас счастливым.
— Вы настоящий друг.
— Это самое малое, что я могу для вас сделать. Но: Можно мне быть с вами откровенной, Берти?
— Разумеется. О чём речь?
— Тогда я должна кое в чём вам признаться. Вы мне очень нравитесь. Я выйду за вас замуж. Я приложу все силы, чтобы стать вам хорошей женой. Но я никогда не воспылаю к вам такой же жгучей страстью, какую я подарила Огастесу.
— Представляете, именно об этом я хотел с вами переговорить. Это надо же! Почему бы вам не выкинуть из головы всякие глупости и не избавиться от меня как можно скорее? Ну зачем я вам понадобился? Я имею в виду, раз вы так любите старину Гусика:
— Я его больше не люблю.
— Да ну, бросьте.
— Нет. После того, что произошло между нами, моя любовь умерла. На чистом прекрасном цветке появилось уродливое чёрное пятно, и я никогда больше не смогу испытывать к мистеру Финк-Ноттлю прежние чувства.
Само собой, я понял, о чём она думала. Гусик наконец-то вручил ей своё сердце, и она вцепилась в него как клещ, а потом неожиданно узнала, что с начала и до конца их разговора он был в стельку пьян. Должно быть, она получила шок на всю оставшуюся жизнь. Я думаю, ни одна девушка не придёт в восторг, узнав, что парень не может сделать ей предложения, пока не упьётся до полубессознательного состояния. У особ женского пола, как известно, существует девичья гордость, честь, ну и всё такое прочее.
Тем не менее я не пошёл на попятную.
— А вы хорошо подумали? — спросил я. — Вдруг вы несправедливы к несчастному страдальцу? Согласен, улики неопровержимы, Гусик вёл себя несколько странно, но, может, он просто перегрелся на солнце? Не надо сразу предполагать худшее. Сами понимаете, кто угодно может перегреться на солнце. Надеюсь, вы заметили, что день сегодня был жаркий?
Девица посмотрела на меня, и я увидел, что она опять взялась за старое: блюдца увеличились до размера тарелок и наполнились слезами.
— Как это похоже на вас, Берти. О, как я вас уважаю.
— Ради бога, не надо.
— Да. Бесконечно уважаю. У вас большая, добрая душа.
— Ничего подобного.
— Да. Большая и добрая. Вы напоминаете мне Сирано.
— Кого?
— Сирано де Бержерака.
— Типа с длинным носом?
— Да.
Не стану врать, что я обрадовался. Сделав вид, что вытираю лицо, я осторожно пощупал свой нос. Возможно, он отличался размерами от классического, но рядом с хоботом Сирано даже близко не лежал.
