Ну, ты знаешь, что такое Фулем-роуд. У цилиндра там не больше шансов уцелеть, чем у кролика на собачьих бегах. Я кинулся вдогонку со всей возможной быстротой, но что толку! Такси наподдало его в сторону автобуса, и автобус, будь он проклят, довершил остальное. К тому времени, когда поток машин слегка поредел и я увидел скорбные останки, мне оставалось только отвернуться с безмолвным стоном. Подбирать их не имело ни малейшего смысла.
А я остался сидеть в калоше.
Или вернее, в том, что случайный наблюдатель, не знакомый с моей предприимчивостью и находчивостью, назвал бы калошей. Ибо человека вроде меня, Корки, можно уложить, но нельзя нокаутировать. Такими стремительными были мои мыслительные процессы, что между тем моментом, когда я увидел этот размозженный цилиндр, и решением заскочить в министерство иностранных дел и подбить Джорджа Таппера еще на пятерку прошло не более пятидесяти секунд. Именно в такие критические моменты мозг и показывает, чего он стоит.
Хочешь нажиться, так брось скупиться. И хотя к этому времени денежные ресурсы поиссякли, я вложил пару шиллингов в наем такси. Лучше было потратить два шиллинга, чем дотопать до министерства иностранных дел и обнаружить, что Таппи и след простыл.
Ну, несмотря на поздний час, он все еще был на месте. Вот что среди прочего мне нравится в Джордже Таппере, вот одна из причин, почему я всегда утверждаю, что он достигнет на службе отечеству внушительных высот: он не жалеет своего времени, не смотрит на часы. Вот почему в уже не таком далеком будущем, Корки, когда ты все еще будешь еле сводить концы с концами, выдавая статеечки для «Интересных заметок» и пописывая для пропитания рассказики о девушках, которые оказываются пропавшими наследницами, Таппи уже станет сэром Джорджем Таппером, кавалером ордена Св. Михаила и Св. Георгия второй степени и блистательным любимцем всех министерских канцелярий.
Я застал его погруженным по уши в официального вида бумаги и тотчас перешел к делу. Я знал, что он, вероятнее всего, занят объявлением войны Черногории и не в настроении тратить время на пустую болтовню.
— Таппи, старый конь, — сказал я, — мне категорично и незамедлительно требуются пять фунтов.
— Что-что? — сказал Таппи.
— Десять, — сказал я и с ужасом обнаружил в его глазах тот холодный неприступный взгляд, который в подобные моменты можно видеть в глазах некоторых типусов.
— Я одолжил тебе пять фунтов только неделю назад, — сказал он.
— И да вознаградят тебя за это Небеса, старый конь, — ответил я со всей учтивостью.
— Так зачем тебе еще?
Я уже собрался описать ему все обстоятельства, когда словно некий голос шепнул мне: «Воздержись!» Что-то сказало мне, что Таппи пребывает в мерзейшем настроении и намерен отказать мне — да, мне, старому школьному другу, который знает его с тех самых пор, когда он носил итонские воротнички. И в тот же миг я заметил на стуле у двери его цилиндр. Таппи ведь не из тех чиновников, которые бьют баклуши в Уайтхолле в костюмах для тенниса и соломенных канотье. Он одевается строго корректно, и я уважаю его за это.
— Зачем, собственно, — сказал Таппи, — тебе нужны деньги?
— На личные расходы, малышок, — ответил я. — Прожиточный минимум сейчас очень высок.
— Что тебе требуется, — сказал Таппи, — так это работа.
— Мне требуется, — напомнил я ему, потому что, если у старины Таппи и есть недостаток, так это привычка отвлекаться от темы, — всего пятерка.
Он покачал головой в манере, которую мне было неприятно видеть.
— Для тебя крайне вредно бездельничать на занятые суммы. Не то чтобы я их для тебя жалел, — сказал Таппи, и по высокопарности его выражений — чисто в духе министерства иностранных дел — я понял, что в указанном министерстве что-то не заладилось. Вероятно, проект договора со Швейцарией слямзила какая-нибудь иностранная авантюристка. Там такое случается чуть не каждый день. Таинственные дамы под вуалями заскакивают к старине Таппи, занимают его разговорами, а когда он оглядывается, то видит, что длинный голубой конверт с важнейшими документами бесследно исчез. — Не то чтобы мне жаль денег для тебя, — сказал Таппи, — но тебе действительно необходимо найти какую-нибудь постоянную работу. Мне следует подумать, — сказал Таппи. — Мне следует подумать, поискать.
— Ну а пока, — сказал я, — как насчет пятерочки?
— Нет. Я не намерен одалживать тебе пятерку.
— Всего пять фунтов, — не отступал я. — Пять малюсеньких фунтиков, Таппи, старый конь.
— Нет.
— Ты можешь записать их в книгу служебных расходов и перекинуть бремя на плечи налогоплательщиков.
— Нет.
— И ничто не способно тебя тронуть?
— Нет. И я крайне сожалею, старина, но должен попросить тебя убраться. Я жутко занят.
— Ну, ладненько, — сказал я.
Он снова зарылся в документах, а я потопал к двери, забрал цилиндр со стула и удалился.
На следующее утро я завтракаю себе, и вдруг вваливается старина Таппи.
— Послушай, — говорит Таппи.
— Выкладывай, малышок.
— Помнишь, ты приходил ко мне вчера?
— Помню. И ты пришел сказать, что передумал насчет этой пятерки?
— Нет, я не пришел сказать тебе, что передумал насчет этой пятерки. Я собирался сказать, что я не обнаружил моего цилиндра, когда встал, чтобы покинуть кабинет.
— Жаль-жаль, — сказал я.
Таппи прожег меня сверлящим взглядом.
— А ты его не брал?
— Кто? Я? Для чего мне цилиндр?
— Совершенно непонятно.
— Думаю, выяснится, что его слямзил международный шпион или кто-нибудь вроде.
Таппи на несколько минут погрузился в размышления.
— Крайне странно, — сказал он. — Со мной такого никогда не случалось.
— Наш опыт непрерывно обогащается.
— Ну, не важно. Собственно, я пришел сказать, что подыскал для тебя работу.
— Да неужели!
— Вчера вечером в клубе я познакомился с человеком, которому нужен секретарь. Ему нужен кто-то, кто будет держать в порядке его бумаги и все такое прочее, так что печатанье на машинке и стенографирование не обязательны. Полагаю, стенографировать ты не умеешь?
— Не знаю. Никогда не пробовал.
— Ну так завтра тебе надо явиться к нему утром в десять. Его фамилия Булстрод, ты найдешь его в моем клубе. Великолепный случай, так что, Бога ради, не проваляйся в постели до десяти.
— Не проваляюсь. Я буду на ногах, готовый в сердце к судьбе любой.
— Да уж, постарайся.
— И я глубоко благодарен тебе, Таппи, старый конь, за эти высоко ценимые услуги.
— Не стоит благодарности, — сказал Таппи и остановился в дверях. — Только вот эта тайна цилиндра…
— Неразрешимая, на мой взгляд. И я бы перестал о нем думать.
— Только что был тут — и вдруг исчез.
— Как похоже на жизнь! — сказал я. — Заставляет задуматься, и все такое прочее.
Он отвалил, и я как раз доедал завтрак, когда вошла миссис Бийл, моя квартирная хозяйка, с письмом в руке.
Письмо было от Мейбл с напоминанием, чтобы я обязательно приехал на Аскотские скачки. Я перечел
