— Только потому, что голова у тебя имеет выпуклости в самых неожиданных местах, и поэтому ты соображаешь в два раза быстрее двух самых толковых деятелей в мире, счастье, можно сказать, улыбнулось всем и каждому. Тётя Агата в выигрыше, я в выигрыше, Уикхэмы, мать и дочка, в выигрыше, Блуменфилды, отец и сын, в выигрыше. Куда ни посмотри, большая часть человечества в выигрыше, и всё благодаря тебе, Дживз. Если кто-нибудь подумает, что я оцениваю твои услуги в какую то жалкую пятёрку, я не смогу смотреть людям в глаза. Надеюсь, тебе пригодится ещё одна?
— Благодарю вас, сэр.
— А ещё?
— Большое спасибо, сэр.
— Не откажешься от третьей, на счастье?
— Ну, что вы, сэр, исключительно вам признателен. Простите, сэр, мне кажется, звонит телефон.
Дживз вышел в холл, и я услышал, как он говорит: «Да, мадам», «Конечно, мадам», и всё такое. Затем он вернулся.
— Миссис Спенсер Грегсон просит вас к телефону, сэр.
— Тётя Агата?
— Да, сэр. Она звонит с вокзала «Виктория». Миссис Грегсон выразила желание поговорить с вами о Макинтоше. Насколько я понял, сэр, она хочет услышать из ваших уст, что с малышом всё в порядке.
Я поправил галстук. Я одёрнул полы фрака. Я выпустил манжеты из рукавов. Я чувствовал себя на все сто.
— Подай мне телефон, — сказал я.
ГЛАВА 6. Произведение искусства
Я сидел за ленчем у тёти Делии и, несмотря на то, что Анатоль, её выдающийся повар, превзошёл себя, должен честно признаться, каждый кусок застревал у меня в горле. Понимаете, мне надо было сообщить тёте Дели плохие новости, и мысль об этом лишила меня аппетита. Я знал, что, выслушав меня, она не обрадуется; а когда тётя Делия чем-то недовольна, ей не приходит в голову скрывать свои чувства, и она выражает их как женщина, большую часть жизни проведшая в седле и обожающая охоту.
— Тётя Делия, — сказал я, набравшись храбрости.
— Чего тебе?
— Ты помнишь о круизе?
— Да.
— О круизе, в который ты собиралась отправиться?
— Да.
— О шикарном круизе по Средиземному морю на твоей яхте? Помнишь, ты меня на него любезно пригласила, а я с радостью принял твое приглашение?
— Послушай, тупица, чего ты хочешь?
Я прожевал очередную порцию cotelette-supreme-aux-choux-fleurs и сообщил ей неприятную информацию:
— Мне очень жаль, тётя Делия, но я не смогу к тебе присоединиться.
Как я и предполагал, она уставилась на меня вытаращенными глазами.
— Что?!
— Прости, но не смогу.
— Ты, жалкий, несчастный олух царя небесного, в каком это смысле ты не сможешь ко мне присоединиться?
— Никак не смогу.
— Почему?
— Дела чрезвычайной важности не позволяют мне покинуть Метрополию.
Она фыркнула.
— А если говорить попросту, без затей, ты вновь волочишься за какой-нибудь юбкой?
По правде говоря, мне не понравилось, как она это сказала, но я был потрясён её проникновенностью, — по-моему, я правильно употребил данное слово. Я имел в виду качество, которым обладают все детективы.
— Да, тётя Делия, — сказал я. — Ты угадала мой секрет. Я действительно люблю.
— Кто она?
— Мисс Пендлбери. У неё очень красивое имя: Глэйдис. Пишется через 'й'.
— В каком смысле через 'й'?
— После 'э' идет 'й'.
— Ты хочешь сказать, она не Глэдис, а Глэйдис?
— Вот именно.
Моя родственница издала охотничий клич.
— И тебе не совестно объявлять во всеуслышание, что у тебя не хватило ума за милю обойти девицу, которая называет себя Глэйдис? Послушай, Берти, — проникновенно сказала тётя Делия, — я куда более опытная женщина, чем ты… в общем ты понял, что я имела в виду; и я с радостью дам тебе несколько полезных советов. Так вот: не жди ничего хорошего от девушек, которые называют себя Глэйдис, или Изабель, или Мэйбл, или Катрин. И, смею тебя уверить, самые опасные из них именно Глэйдис. Что она из себя представляет?
— Нечто божественное.
— Это не та особа, которая катала тебя вчера по Гайд-парку со скоростью шестьдесят миль в час? На красном двухместном автомобиле?
— Вчера она катала меня по Гайд-парку. Факт весьма обнадеживающий. И у неё красный «виджен- семь».
Тётя Делия с облегчением вздохнула.
— Ну, тогда всё не так страшно. Скорее всего, она сломает твою дурацкую шею, прежде чем ей удастся притащить тебя к алтарю. Хоть какое-то утешение. Где ты с ней познакомился?
— На чаепитии в Челси. Она художница.
— О, боги!
— Прекрасная художница, смею тебя уверить. Кисть у неё ходуном ходит. Она написала мой портрет, и мы с Дживзом повесили его сегодня в моей квартире. Мне кажется, Дживзу портрет не понравился.
— Если существо на портрете хоть немного похоже на тебя, он никому не может понравиться. Художница! Называет себя Глэйдис! Водит машину как гонщик, опаздывающий на свидание! — Тётя Делия задумалась. — Всё это, конечно, очень печально, но я не понимаю, почему ты не можешь отправиться со мной в круиз.
Я объяснил.
— Надо быть сумасшедшим, чтобы покинуть Метрополию в такой ответственный момент. Ты ведь знаешь девушек. Если всё время не мелькать у них перед глазами, они тебя сразу забудут. А у меня и так на душе неспокойно из-за одного деятеля, которого зовут Люций Пим. Во-первых, он тоже художник, что немаловажно, а во-вторых, у него вьются волосы. Должен тебе сказать, тётя Делия, что вьющиеся волосы никак нельзя скидывать со счетов. К тому же у этого парня деспотический характер. Люций Пим обращается с Глэйдис как будто он такси, а она грязь под его колёсами. Он критикует её шляпки и говорит совершенно ужасные вещи по поводу какой-то светотени. Я часто замечал, что по непонятной причине такое поведение всегда восхищает девушек, а так как я рыцарь без страха и упрёка, если ты понимаешь, о чём я говорю, существует опасность, что мне дадут от ворот поворот. Принимая во внимание все перечисленные мною факты, я не могу мотаться по Средиземному морю, предоставив Пиму свободу действий. Надеюсь, ты согласна?
Тётя Делия рассмеялась. Смех у неё был неприятный, я бы даже сказал, презрительный.
— И чего я волнуюсь? — спросила она. — Неужели ты хоть на секунду предполагаешь, что Дживз даст согласие на этот брак?
Я был оскорблён в лучших чувствах.
— Ты намекаешь, — тут я постучал вилкой по столу, а может, нет, точно не помню, но всё-таки,
