На первый взгляд — это несколько смело: начинать «современный» период истории евреев за шестьсот лет до рождения Шекспира, за пятьсот лет до открытия Америки, за двести или триста лет до того, как появился сам язык, на котором я пишу эту книгу. Однако, давайте подумаем. Соединенным Штатам сейчас (в 1959 году) сто восемьдесят три года. Разумно ли было бы назвать период американской истории после 1914 года недавним прошлым? По-моему, вполне. Применяя то же соотношение, недавнее прошлое евреев можно начать примерно с 1100 года — с той эпохи, в которую появились еврейские правоведы, названные «первыми» (на иврите — ришоним).
Почему этих людей, которые жили позже и талмудистов, и савураим, и гаонов, — почему их назвали «первыми»? Не знаю, кто придумал этот странный термин (об этом много спорят). Может статься, потому-то этот термин и сохранился, что он ясно показывает: именно с них, с ришоним, начинается наше новое время. Они — славнейшая когорта еврейских мудрецов. Чтобы рассказать о них подробно и в хронологическом порядке, потребовалась бы еще одна книга. Но среди «первых» был один, возвышавшийся над другими, — испанский еврей, который звался Рамбам.[5] Миру он известен как Маймонид.
На книжной полке против моего стола стоит знаменитый кодекс рабби Моше бен Маймона из Кордовы — пять увесистых томов в темно-бордовом переплете, почти таких же высоких, как тома Талмуда, хотя и не столь толстых. Это — дело жизни Рамбама, его труд «Мишна Тора» (правоведческое обозрение, или обозрение законов): Рамбам написал его в конце XII столетия.
Читая этот труд, мы переселяемся с Востока на Запад. Мы покидаем Святую Землю и оживленные дебаты ученых старцев, которые все еще находятся на своей земле или в соседнем Вавилоне, — старцев, в которых еще живы воспоминания об обычаях и законах их отцов, — старцев, которые еще и сами сохранили эти законы и обычаи, сохранили речь и дух семитических стран. Теперь мы в Европе. Рациональный тон, рассуждения насчет абстрактных принципов, методичность, упорядоченная структура.
Рамбам не был первым из «первых» (их деятельность началась лет за двести до него), но именно в его трудах стала впервые заметна происшедшая великая перемена. Альфази из Марокко подготовил смело отредактированное издание Талмуда, в котором он оставил все, что касается права, выбросив абстрактные дискуссии и все истории, притчи, рассуждения о науках и так далее. Раши уже написал свои ученые комментарии. Начали появляться сокращенные издания кодексов общего права. Цель у всех этих «первых» была одна: систематизировать и обобщить всю накопившуюся массу еврейской философско-правовой литературы, привести ее в соответствие с критическими стандартами Запада. Эту работу окончательно завершил Рамбам.
В его трудах европейская мысль еще не побеждает еврейскую, но, внедряя в иудаизм новые меры мышления, она раз и навсегда входит в нашу интеллектуальную традицию.
«Мишна Тора» — одно из наиболее дерзких литературных начинаний, какие я знаю. В предисловии Рамбам пишет об упадке учености, о нарушении связей между общинами, о путанице, возникающей из-за трудностей Талмуда и мудреных комментариев гаонов; и задачу своей работы Рамбам вкратце излагает в следующих словах:
И посему я, Моше бен Маймон из Испании, опоясал себе чресла и — положившись на Всевышнего, да благословен будь Он! — изучил все труды сии. И я вознамерился сам написать книгу, в коей разъяснить все, что льзя и что нельзя, что чисто и что нечисто, в согласии с другими законами Торы, — и все сие языком ясным и с краткости. И цель оного — дабы все общее право на устах у всякого из людей было, сомнений и споров не вызывая, и дабы не продолжалось так, что один мудрый за одно ратует, другой же — за другое. И в понятных словах, ведомых всем и недвусмысленных, тщусь я изложить всякие суждения, проистекающие из всех писаний и истолкований от времени рабби Иегуды Анаси до сего дня.
Именно это Маймонид и сделал. Он создал настоящую энциклопедию: взял труды сотен мудрецов за тысячу лет и, отбросив все малосущественное, обобщил их и изложил в виде единой книги. И он проделал эту работу, одновременно пользуя больных и будучи одним из лучших и наиболее занятых врачей мавританского мира, — в конце концов он занял высокое положение личного врача египетского султана.
Труд Рамбама начинается «Книгой знаний» — широким обзором средневековой науки. На первых же страницах мы читаем логическое рассуждение о сущности Б-га — и мы сразу же видим в Рамбаме мыслителя, который глубоко проник не только в Писание, но и в Аристотеля. Астрономические познания Рамбама почерпнуты в основном от Птолемея, а медицинские — от Галена и Гиппократа. В медицину он внес и свои собственные эмпирические открытия. Важно отметить, каким образом Рамбам считает необходимым построить свой труд. Талмуд начинался с вопроса: «Когда начинается вечером время чтения молитвы „Шма“?»
В своих четырнадцати книгах Рамбам возводит стройное строение — строение нового Талмуда, созданного на основе старого, — строение симметричное, упорядоченное, доступное и целостное. Подробное оглавление открывает невооруженному глазу все богатство Рамбамова труда, на страницах которого можно найти ответ на любой вопрос, касающийся права или обычаев иудаизма. Чтобы сделать это до Рамбама, читателю приходилось долго штудировать Талмуд и еще десятки трудов вавилонских гаонов. Рамбам проделал колоссальную работу, растолковав все без исключения пункты писаного и устного права.
Обещание, данное в предисловии, он полностью выполнил. Он пишет действительно ясно, доступно и лаконично. Его язык — это язык Мишны, отточенный и четкий. Чтобы читать Рамбама, достаточно весьма элементарного знания иврита. Однако, где бы читатель ни раскрыл труд Рамбама, с каждой страницы струится свет мудрости.
Дело по обвинению Рамбама
«Мишна Тора» распространилась среди евреев с такой же быстротой, с какой за тысячу лет до того распространился труд рабби Иегуды Анаси. Однако творение Рамбама сразу же вызвало бурю возражений среди ученых раввинов. «Как он осмелился, — говорили они, — наложить свои руки на Талмуд! Как он решился выносить суждения по теоретическим и практическим вопросам, с которыми иногда не могли справиться величайшие гаоны! Хочет ли он, чтобы народ Израиля полагался на его суждения как на окончательную, непререкаемую истину?!»
Во всем, что они говорили, была доля правды. Ведь нет более действенной клеветы, чем преувеличение слабостей и одновременное замалчивание достоинств. Рамбам впоследствии сам жалел, что не привел в своем труде скрупулезных, пункт за пунктом, ссылок на источники. Цель Рамбама как раз и заключалась в том, чтобы по возможности сократить дискуссионные моменты; для этого он изъял описания диспутов, в которых мнения сторон резко расходились, и суждения мудрецов, находившихся по тому или иному спорному вопросу в явном меньшинстве. Рамбам, должно быть, полагал, что сама полнота и общедоступность «Мишны Торы» есть уже достаточное оправдание ее появления. Все страницы, написанные Рамбамом, дышат его спокойной верой в силу собственного разума и полной убежденностью в том, что он может выполнить свою титаническую задачу.
Противники Рамбама стремились помешать ему занять в истории развития еврейской мысли то место, которое он заслуживал. Возможно, именно характерные достоинства и недостатки труда Рамбама, обращенные против него его противниками, подвели его. Как указывал сам Рамбам, он хотел дать евреям расшифрованный Талмуд, своеобразный настольный справочник по иудейскому праву. Но, по вечной иронии еврейской судьбы, не учитель, а только его ученики вошли в Землю Обетованную.
Моше бен Маймон остался на горе Нево. Никто не может отрицать, что именно он благополучно провел евреев через брод, ведший из мира древнего в мир современный. Расшифровщики Талмуда, появившиеся после него, не могли не следовать по его стопам: они заимствовали его литературную форму, его композицию и в значительной мере его мировоззрение — даже в тех случаях, когда они сами же яростно нападали на Рамбама за его «модернизм». После Рамбама не было пути назад — к хаотическому стилю времен гаоната. Труд Рамбама остается основой нашего нынешнего Закона и основным средством изучения
