спортом. Летом – ежедневная сорокаминутная пробежка и плаванье в реке, зимой – часовая прогулка на лыжах. Вначале Алеша пытался сопротивляться жесткому спортивному графику, но Таня была последовательна и настойчива, и брат сначала нехотя следовал за ней, а потом незаметно для себя так втянулся, что даже в чем-то пытался обойти сестру.
Завершалась работа над второй книгой, состоящей из двух частей, причем каждая из частей была написана соавторами индивидуально. Материалы прошли экспертизу на кафедрах и были квалифицированы как соответствующие докторской диссертации, а книгу в целом, по мнению специалистов, можно рассматривать как существенный вклад в развитие математико-лингвистической школы.
Теперь, когда научный труд был завершен и получил признание в научных кругах, Таня и Алеша могли выйти из своего добровольного двухлетнего заточения.
Снова в доме Лариных стало шумно и весело: о чем-то спорили, и слушали музыку, и танцевали. Кстати, Алеша-младший оказался лучшим танцором, и откуда это у него взялось? Сам он отшучивался: «с детства, с детства». Его постоянной партнершей стала Катюша, знакомая по университету. Они явно симпатизировали друг другу. Алеша вечерами звонил ей домой, и неизвестно, во что бы вылилась эта нарастающая с каждым разом заинтересованность, если бы не обстоятельства…
Из трех лет научного отпуска, предоставленных Татьяне для работы над докторской диссертацией, было использовано два, и ей предоставили возможность съездить во Францию на год, таким образом, сестра с братом вместе готовились к отъезду в Париж и вскоре улетели.
В квартире на Прудах стало пусто и даже как-то тревожно. Телефон не звонил, а если и звонил, то этого хозяевам квартиры было мало. А когда наступили два бесконечно длинных выходных дня и долгожданного звонка не последовало, Алексей Петрович впервые осознал: пришла пора, птенцы вылетели из гнезда. Все в порядке вещей, и тревожиться нет причин.
Вскоре в одном конверте пришли четыре письма с запиской, что они предназначены для взаимного прочтения и мамочке, и папочке, и Катюше.
Письма из Парижа
Письмо Татьяны Лариной
«Я вам пишу, чего же боле…» А «боле», конечно же, есть что сказать, мой дорогой папуля и самый близкий подруг и моя дорогая и красивая мамочка! Я вас обнимаю, я вас целую, я вас люблю! Подумать только, я прожила почти четверть века и всегда под вашим внимательным, мудрым и любящим оком и непрерывным наблюдением за мной любимой няни Груши. У нас замечательная семья! И папочка, и мамочка, и нянечка Груша учили меня просыпаться с улыбкой, как сказала одна юная поэтесса, «открывая день ресницами». И я раскрывала широко глаза в радостный мир накануне интереснейших каждодневных открытий. К этому меня приучил папуля своим ненавязчивым и вместе с тем твердым управлением до тех пор, пока это было необходимо. Благодаря папе я углубилась в математику настолько, что могла нырнуть в кладези лингвистики и не утонуть в них. Математика стала спасательным маячком. А мамочка следила за моим физическим состоянием, с осторожностью относясь к спорту, конечно, не без руководства и влияния моего подруга. А кто меня сделал такой, какая я есть? Вы! Мне кажется, что я достаточно ровная с товарищами и друзьями, и яростный воин против несправедливости и вранья. Ложь отвратительна, учил папочка, и я буду следовать этим заветам всю жизнь.
Живу я в отличной комнате в квартире тети Наташи. Я уже познакомилась со многими из ее окружения и, в первую очередь, с Жаном и инженером Николя, или Колей, который следит за состоянием машин тети Наташи и Алешки просто из уважения и любви к Седовым. Алешка болт от гайки не отличит, и вся техника на Николя, который не доверяет никаким «сервисам», все сам, все сам. Мне кажется, он в меня немножко влюбился – каждый раз, когда меня видит, преподносит цветы и говорит комплименты. Или у них так принято?
От Парижа я в восторге, и от парижан тоже. Все очень вежливые и улыбаются. Я спросила Алешку – в чем дело, почему они все время улыбаются и оборачиваются мне вслед. А он Объяснил: «Потому, что ты красавица, а по глазам видно, что ты интеллектуал». Как можно увидеть мои глаза сзади, но, в любом случае, мне приятно.Может быть, так было и в Москве, но мне было не до мужских разглядываний меня, я была занята работой. Теперь я свободна – у меня отпуск. Папуль, узнай, когда вопрос о моей защите будет вынесен на ученый совет и какие документы должен предоставить для защиты Алешка. Официальное заявление он уже послал – хочет докторскую «мантию» получить от МГУ. Как только насмотрюсь и надышусь Парижем и окрестностями, отправимся в Испанию. Если останется время, то слетаем на несколько дней в Италию. Но я уже скучаю без вас, хочу домой и, вероятно, Италию оставлю до следующего раза. Я пишу и как будто разговариваю с вами, письмо что-то добавляет к телефонному разговору. В письме есть некая интимность, чего нет при разговоре по телефону. Тетя Наташа сказала, что меня пригласят прочитать лекции по математической лингвистике у нее на кафедре. Катюше мы – и я, и Алешка – напишем письмо. Погладьте за меня дорогую Зитулю с ее кутенком и старушку Дусю. Здесь хвостатых пока нет. Самый большой привет и поцелуи тете Свете и дяде Дану, и Марии Сергеевне. Обнимаю и крепко целую. Ваша дочь Таня.
P. S. Мне кажется, что наш Алеша влюблен «по уши» в Катюшу и рвется в Москву, но молчит. Надо нам успеть на Катюшину защиту.
Письмо Алеши Седова
Дорогие папа и мамочка-Леночка! Танюшка считает, что кроме телефонных разговоров нужны письма, что я незамедлительно выполняю. Иначе могу получить по шапке. Надо сказать, что Танюшка держит меня в ежовых рукавицах, не дает ни охнуть, ни вздохнуть. Утромзаставляет заниматься зарядкой, которая заканчивается гонкой на велосипеде, пришпандоренном к полу. Пришпандорить – новое слово в моем лексиконе. Потом она отпускает меня в душ, предварительно сама задает программу подачи воды – от горячей до холодной. Это называется контрастный душ. После такого душа я несколько дней чихал и схватил насморк, но потом все прошло. Мне она настройку душа не доверяет, хотя и сестра, и каждый раз устанавливает программу сама. Это будет продолжаться до тех пор, пока я не буду внушать ей доверие. Все эти утренние процедуры занимают час. После того, как я выполню норму на велосипеде, она меня взвешивает и записывает цифры, строит график. Как только кривая приблизится к своей асимптоте, она планирует начать утренние пробежки по Булонскому лесу, заметьте, в любую погоду. Я, конечно, для вида сопротивляюсь, правда, не очень сильно, показывая свою некоторую строптивость и самостоятельность, но, главное чтобы у нее сложилось убеждение, что я все выполняю по собственному желанию, sponte sua. Таким образом, заканчивается спортивное утро, и мы предаемся знакомству с городом, и здесь уже я беру бразды правления в свои руки и показываю Танюшке мой Париж. И, что самое главное, а по-другому и быть не может, наши вкусы и восторги совпадают. Побывав у Родена или в Лувре, мы заходим перекусить в маленькие уличные кафе, болтаем, рассматриваем прохожих, одним словом, «прожигаем жизнь». На нас смотрят как на влюбленных, и нам это нравится. Во всяком случае, мне. Иногда мы говорим одновременно на трех европейских языках, а потом еще и на русском. И под удивленными взглядами сидящих за столиками идем к моему авто. Я должен вам сказать,что Танюша замечательный человек – с железной волей и большими знаниями. Мы с ней оба генераторы идей, и нас ждут впереди интересные книги, которые мы напишем вместе.
Дорогая мамочка-Леночка, я по тебе скучаю! Дорогой папа, по тебе тоже скучаю, так же как по вашему нашему дому на Прудах. Вот и перешел на «ты» пока только в письме. Если примут мою защиту, то я смогу читать лекции в университете и тогда буду подолгу жить в Москве! Обнимаю вас и целую – ваш сын Алеша-младший.
P. S. Тете Свете, дяде Дану и Марии Сергеевне большой привет, наши объятия и поцелуи, а Зитулю поздравьте с прибавлением. Как хочется с ними поиграть, ужас! Дусе, пожалуйста, скажите, что я ее помню и уважаю за спокойный характер и высоко развитое собственное достоинство. Да, конечно, привет Николаю Николаевичу, я надеюсь, мы еще с ним поговорим о социальных платформах в истории.
Письмо Татьяны Лариной Катюше
Дорогая Катюша, как тебя не хватает здесь! Набегавшись по Парижу и забравшись с ногами на диван, у нас было бы о чем поговорить. Прежде всего о моем брате. Чем я больше его узнаю, тем он мне больше нравится как человек. Как личность он весьма значителен и, безусловно, будет крупным ученым. У него обширные познания в разных областях науки и, хотя он не математик, но как-то интуитивно пытается
