короля.
— Если ваш мозг настолько затуманен, что вы не помните карты в своей собственной руке, — продолжала леди Уиткоут, — то мы тут ни при чем.
— Я видел, что вы мошенничаете, вороватые старые ведьмы!
— Ведьмы? — взвизгнула леди Уиткоут.
— Я задушу тебя, пьяный болван! — завопила леди Купер. — О, будь я мужчиной…
— Будь ты мужчиной, я бы тебе врезал! — крикнул молодой человек.
Оливия растолкала толпу.
— Дамы, уходим отсюда, — приказала она. — Этот человек явно не в себе, иначе он не вел бы себя столь не по-джентльменски, угрожая безобидным женщинам.
Мужчина с раскрасневшимся лицом развернулся к ней. Он открыл рот, но ничего не смог сказать.
Оливия часто таким образом действовала на мужчин, которые видели ее впервые. Он был сильно пьян, но не слеп.
Воспользовавшись его секундным замешательством, Оливия попыталась увести своих спутниц из помещения.
К ее досаде, пьяный мужчина быстро пришел в себя.
— О нет, нет, не смейте! — закричал он. — Они меня напоили, воспользовались случаем и ограбили, поэтому так просто не уйдут! Я забираю их в магистрат и прослежу, чтобы их посадили за решетку и высекли за это! — Мужчина схватил стул и запустил им в стену. — Я хочу получить обратно свои деньги!
Угрозы Оливию не испугали. Любая из ужасного рода Делюси могла превратить магистрат в мягкую глину в своих руках. Но у нее не было настроения очаровывать магистрат или терять время на то, чтобы успокаивать своевольных и разгневанных мужчин.
Два последних дня Оливия провела в лихорадочных приготовлениях — и все ради упрямого, грубого, тугоумного мужчины. Едва она заснула, как ее разбудили из-за другого упрямого, грубого, слабоумного самца.
Оливия устала, проголодалась, и мужчина, которого она считала своим лучшим другом, оказался точно таким, как и остальные представители мужского пола.
— Вы, сэр, — произнесла она в холодной и резкой манере, которую ее приемный отец использовал, чтобы сокрушать выскочек и невежд, — вы оскорбили этих леди. Вы извинитесь перед ними!
Мистер Флад как раз поднимал очередной стул.
— Что? — вытаращился он на Оливию, опуская стул.
Ропот и бормотание невольных свидетелей стихли.
— Извинитесь, — повторила Оливия.
— Перед этими бой-бабами? — Рассмеявшись, он ткнул грязным пальцем в сторону ее спутниц. — Ты полоумная?
— Тогда выбирайте оружие, — сказала Оливия.
— Что?
— Выбирайте! Пистолеты или шпаги?
— Это какая-то шутка? — Мужчина осмотрелся по сторонам. — Потому что я не позволю сделать из себя посмешище.
Оливия сняла перчатки, подошла к нему и хлестнула его одной из них.
— Трус! — произнесла она.
Раздался всеобщий вздох.
Оливия отступила на шаг назад, украдкой рассматривая окружающую обстановку: пути отхода, преграды и возможное оружие.
— Ваше поведение достойно презрения, — добавила она. — Как, впрочем, и вы сами.
— Ах, ты…
Он бросился на нее. Оливия схватила со стола кофейник и запустила ему в голову.
Затем события стали разворачиваться весьма стремительно.
Пока бушевала буря, Лайлу пришлось искать убежища на постоялом дворе в Энфилде, более чем в миле пути.
К тому времени как он добрался до постоялого двора «Сокол», солнце уже поднялось. Он ожидал, что двор будет бурлить застрявшими проезжими, жаждущими немедленно отправиться в дорогу. Но вместо этого он обнаружил множество людей, толпившихся около дверей в обеденный зал. Все они вытягивали шеи, очевидно, желая видеть происходящее внутри.
Он спешился, оставив Николса заниматься лошадьми, и направился к двери.
— Что там? — услышал Лайл чей-то вопрос.
— Сын сквайра снова напился и буянит.
— Так это не новость.
— На этот раз какая-то рыжеволосая дамочка стирает его в порошок.
Лайл проник в обеденный зал и услышал оскорбительные слова, брошенные кому-то Оливией. Он пробился через толпу, но недостаточно быстро. Он увидел и услышал, как она своей перчаткой дала пощечину явно пьяному молодому человеку.
Из-за раскрывшего рот зеваки, попавшегося ему на пути, Лайлу не удалось схватить пьянчугу раньше, чем тот кинулся на Оливию. Оливия успела ударить его кофейником, и мужчина упал. Слуга, который нес поднос, споткнулся об него и растянулся сверху. Одни бросились к двери, другие взобрались на столы и стулья, но большинство столпилось ближе к центру потасовки.
Пока Лайл прокладывал себе дорогу к Оливии, он заметил Бейли. В отличие от всех остальных горничная сохраняла ясную голову, хладнокровно подталкивая двух леди в сторону двора.
Тут его внимание снова привлек голос Оливии.
— Вы — позор всех представителей мужского пола, погрязшего в невежестве! — услышал он ледяной тон Оливии, которому она, должно быть, научилась у Рэтборна.
Оглушенный ударом, пьянчуга лежал там, где упал, и, моргая, смотрел на нее.
Самое время ей исчезнуть. Но нет.
— Джентльмен набивает себе шишки и учится на них! — продолжала разъяренная Оливия. — А вы пристаете к женщинам! Вам должно быть стыдно, пьяный драчун. Жаль, здесь ни у кого не нашлось достаточно мужества, чтобы задать вам достойную трепку.
— Так его, мисс, скажите ему! — закричал кто-то сзади с безопасного расстояния.
— Всегда держится заносчиво.
— Его никто не трогает, потому что он сын сквайра.
Они все жаждали шумной драки. В обычной ситуации Лайл с радостью поучаствовал бы в ней. Ему доставило бы огромное удовольствие как следует вздуть этого осла, чтобы надолго запомнил.
Но драка — вещь непредсказуемая, а Оливия в таком состоянии была точно так же непредсказуема. Он боялся, что ее попросту могли убить.
Лайл похлопал Оливию по плечу. Она нетерпеливо оглянулась, яростно сверкнув синими глазами, и опять вернулась к своей тираде.
Лайл сомневался, учитывая состояние, в котором она находилась, что она вообще узнала его. Поэтому ему оставалось только одно.
Он вплотную подошел к ней сзади, обхватил рукой через правое плечо и под левую руку, толкнул ее бедром в поясницу, чтобы лишить равновесия, и поволок прочь. Оливия упиралась, но неудобное положение тела не оставляло ей никаких шансов на сопротивление. Она могла только пятиться назад, туда, куда ее тащил Лайл, без остановки осыпая его проклятиями.
— Я с ним еще не закончила, черт тебя дери! Я не ухожу! Отпусти!
— Умолкни, — сказал Перегрин. — Мы должны отсюда убраться раньше, чем сюда явится деревенский констебль, все узнают, кто ты такая, и это опять попадет в газеты.
— Лайл?..
