твердил себе, что имеет в виду не Оливию, а здравомыслящего человека. Но вот она приехала, сияющая, словно египетское утро, разбивая его сердце и одновременно воодушевляя его.
— Мне эта атмосфера кажется идеальным фоном для таких страшных историй, как «Монах»[12] и «Франкенштейн»,[13] — сказала Оливия.
— Если это твое представление о совершенстве, то, войдя внутрь, ты придешь в исступление, — сказал Лайл. — Там сыро, холодно и темно. Некоторые окна разбиты, и в штукатурке есть щели. В результате, когда в них задувает ветер, слышны любопытные визжащие и плачущие звуки.
Оливия подошла ближе и посмотрела ему в лицо из-под огромных полей своей шляпы.
— Не могу дождаться, — произнесла она. — Покажи мне. Прямо сейчас, пока еще светло.
Оливия действительно была очарована, но все же заметила полуразвалившуюся въездную арку замка, сквозь которую проезжал караван ее карет, телег и фургонов. Она ожидала, что Лайл появится именно оттуда. Она представляла, как он стоит возле такого же полуразвалившегося и живописного домика привратника, наблюдая за проезжающими экипажами и отыскивая ее взглядом. Потом он ее заметит… и выйдет… и… Ну, он не откроет ей объятия, чтобы она могла в них броситься. Но Оливия ожидала, что Лайл выйдет оттуда, чтобы приветствовать ее, как положено лэрду шотландского поместья.
Вместо этого Лайл появился будто из ниоткуда. Когда он снимал шляпу и кланялся, лучи заходящего солнца падали на его волосы, заставляя мерцать золотые пряди в его волосах, создавая вокруг Лайла ореол золотистых искр.
Как отвратительно с его стороны появиться вот так внезапно, словно персонаж из средневековой легенды! На миг Оливия представила, как он подхватывает ее на своего белого скакуна и уносит прочь…
Куда? В Египет! Куда же еще? Где он сбросит ее в песок и забудет о ней, как только ему на глаза попадется рассыпающаяся в прах, дурно пахнущая мумия.
Но Лайл не может иначе, точно так же, как и она не может себя изменить. И он — ее друг.
У ее друга, как обнаружила Оливия при ближайшем рассмотрении, под глазами появились круги. В тени от полей его шляпы подбитый глаз был едва заметен, но та же самая тень подчеркивала усталые морщинки на лице.
Лайл был несчастен. Он держался стоически, но она слышала в его голосе и видела во всем его облике одну только решимость и никакой заинтересованности.
Однако Оливия молчала и только слушала, пока он продолжал говорить в своей педантичной манере, когда они проходили под входной аркой во двор, заросший сорной травой.
Она заметила, что оборонительные валы осыпаются, а конюшни в дальнем углу двора находятся просто в запущенном состоянии. Однако здесь не было такой разрухи, как давали понять Атертоны. И этому не следовало удивляться. Они с Лайлом оба понимали, что замок — всего лишь средство для достижения цели.
Они приблизились к лестнице, примерно тридцати футов длиной, ведущей наверх — ко входу в замок.
— Так мы можем попасть на первый этаж, — пояснил Лайл. — Раньше приходилось переходить через подъемный мост и проходить под опускающейся решеткой с шипами, но они давно развалились. Когда в прошлом столетии здесь была произведена значительная реконструкция, мой предок, должно быть, рассудил, что лестница более практична. Мне кажется, мудрое решение. От моста и решетки в наши дни проку нет, а содержать их в надлежащем состоянии чертовски трудно.
Оливия вообразила и мост, и решетку. Она видела замок таким, каким он был давным-давно, когда его окружали прочные стены, а на башнях, воротах и парапетах стояла охрана.
Она хотела подняться по лестнице, но Лайл коснулся ее запястья, чтобы остановить. Если бы он был тем романтическим героем, каким она только что представляла его себе, он бы поднял ее на руки и сказал, как сильно по ней соскучился.
Оливия, к собственной досаде, соскучилась по нему. Ей бы хотелось, чтобы они могли исследовать Эдинбург вместе. Даже Лайл был бы обезоружен его красотой. Даже он оценил бы, как сильно этот город отличается от Лондона. Казалось, это был совершенно иной мир.
Но рука, затянутая в перчатку, едва коснулась ее запястья, и он тут же указал ей на дверной проем цокольного этажа, который загораживали сорняки и мусор.
— Туда, — сказал Лайл. — Там находится нижний этаж, насчитывающий три комнаты в главном здании. Сводчатый подвал. Бювет расположен в южном крыле. Вас, женщин, я определил в южную башню. Там теплее и светлее. Гарпии будут жить в нижнем этаже, поскольку лестница их погубит.
Взгляд Оливии скользил все выше и выше, до сводов верхнего этажа.
— Внутренние лестницы будут узкими и продуваемыми сквозняком. И темными, — продолжал Лайл. — В давние времена враги, которым удавалось пробраться внутрь, могли легко попасть в ловушку и распрощаться с жизнью до того, как продвинутся вперед.
— С подъемным мостом и решеткой с шипами было бы более романтично, — сказала она, поднимаясь по лишенной романтизма лестнице.
— Темница тебя устроит? — спросил Перегрин. — Поскольку в северном крыле у нас таковая имеется, холодная и сырая.
— Уверена, она может пригодиться, — откликнулась Оливия.
— За исключением помещения с бюветом комнаты цокольного этажа грозят обвалом. Одна из лестниц, ведущая вниз с первого этажа, была варварски разрушена. Однако, похоже, эта лестница и оборонительные валы и есть самые страшные примеры разрушения.
Оливия поднялась по лестнице. Дверь отворилась, и она прошла внутрь, мимо слуги, придержавшего ее, и через небольшой коридор. Потом она просто остановилась, замерев от потрясения и разинув рот, как самая настоящая деревенщина.
— У меня была такая же реакция, — донесся сзади голос Лайла. — Если послушать рассказы моих родителей, то можно подумать, что из каминов здесь растут деревья, а на галерее менестрелей птицы свили гнезда.
Оливия знала, что его родители всегда все преувеличивают. Однако она все равно оказалась неподготовленной к такому зрелищу.
Это был главный банкетный зал, и Оливия повидала их великое множество. Но те залы, где она бывала, отличались богатой обстановкой и предлагали все виды современных удобств. Они не демонстрировали ребристые своды так откровенно, как этот.
Над ней возвышалась большая стрельчатая арка. Слева от нее, в конце длинного зала, в огромном камине с конусообразным куполом ярко пылал огонь. По обе стороны от него располагались большие ниши, где кто-то зажег свечи.
Зал был великолепен. Хотя в нем практически отсутствовала мебель, он выглядел так, как много веков назад, когда замок посещала Мария, королева Шотландии.
Это, как подумала Оливия, было лишь малой долей того, что почувствовал Лайл, когда впервые вошел в этот древний замок. Было такое ощущение, что оказался в ином, старом времени.
Она смутно понимала, что в холле собираются слуги, выстраиваясь в линию и выжидая, что она расставит их по рангу, но в этот момент она была полностью поглощена своими впечатлениями.
— Пятьдесят пять футов в длину и двадцать пять в ширину, — раздался сзади голос Лайла. — Тридцать футов от пола до верхушки остроконечного цилиндрического свода. Кажется, балкон для музыкантов был перестроен в прошлом веке. Под ним был тайный ход. Не уверен, что его нужно восстанавливать.
— Зал великолепен, — повернулась к нему Оливия.
— Рад, что ты так думаешь, — проговорил он. — Надеюсь, ты научишь слуг понимать эту роскошь. Они, похоже, сомневаются.
— Я научу! — пылко заверила его Оливия.
Она точно знала, что делать. Для этого они сюда и приехали. Превратить развалины в нечто величественное и возродить к жизни деревню. Сделать нечто стоящее.
Она обратила свое внимание на шеренгу слуг, которые совсем не казались счастливыми. Все же те,
