Волна за волной нас охватывала страсть, пока я не начала таять в его руках и меркнуть, словно солнце на закате. Нас обволакивал приятный нежный туман, а наши губы все еще соприкасались, поглаживая, покусывая, иногда отрываясь друг от друга, и с неотвратимостью летящего на пламя мотылька соединялись вновь. Кожа сделалась горячей и одновременно холодной, как лед. Все во мне дрожало, поднималось навстречу его прикосновениям, как цветок, раскрывающийся солнцу.
И когда я рванулась ему навстречу, погружаясь, утопая в сердце звездного неба, у нас обоих вырвался бессознательный стон.
Потом, задремав на его руке, я почувствовала себя бабочкой, легко и вольно порхающей на свежем ветерке. Изольда как-то хотела мне рассказать о непередаваемом восторге встреч с Тристаном, а я, завидуя ее любви, не желала слушать. Теперь я до конца поняла королеву Корнуолла. Мы могли бы существовать с Лансом и без этого, но теперь я бы не назвала такую жизнь полной.
– Ты счастлив? – я повернулась, чтобы посмотреть на любимого.
– М-м-м, – подтвердил он. Глаза его были закрыты, но пальцы поигрывали завитком моих волос. – А ты?
Я с готовностью закивала головой.
– И представить себе не могла…
И это было правдой. Раньше я ничего подобного не испытывала. Но вдруг я пожалела, что сказала это. Звучало так, будто я сравнивала Ланса с Артуром.
– И я тоже, – вздохнул Ланс, и его легкий тон заставил меня забыть о смущении. – Можно попробовать как-нибудь еще разок, – он рассмеялся, открыл один глаз, но головы не повернул.
– Неплохое предложение. – Я села и, потягиваясь, закинула руки за голову. Даже не оглядываясь, я чувствовала, что он ласкает меня глазами. Повернувшись, увидела, как пристально он смотрит на меня.
– Одевайся-ка, леди, пока я снова не накинулся на тебя.
Я пихнула его под ребра, и мы, сбросив половину лет, смеясь, покатились, как дети. Наконец, запыхавшись, замерли, и Ланс медленно покачал головой:
– Как чудесно признаваться тебе в любви, и не только на словах.
Неизвестно, как долго мы еще пробыли бы там, но Инвиктус принялся рыть копытом землю, напоминая, что он тоже проснулся.
– Похоже, старина считает, что нам лучше отправляться, – со вздохом заметил Ланселот.
То ли от того, что рухнули былые ограничения, то ли потому, что мы радовались, что остались живы, но следующая часть путешествия показалась нам скорее приятной, чем трудной. Мы шли к Варкворту по изменчивому руслу Тайна, минуя заводи с водоворотами, быстрины, мшистые скалы и леса, окаймляющие берега. Мне нравилась переливчатая песня реки, и поэтому я с сожалением расставалась с ней, когда мы поднялись вдоль ручья, который назывался Ридом, и направились к покрытым вереском болотам.
Вскоре листва речной долины осталась позади, и вместо пятнистой тени и легкого ветерка над нами оказалось пустое, но широкое небо, а по холмам, морща траву, порывами прокатывался вихрь. Мы шли вперед, иногда поднимаясь на вершину холма, где болото сменялось оранжевым великолепием. Над головой лениво кружили огромные канюки, а жаворонки вспархивали с травянистых склонов под нами, возносясь все выше и выше в голубизну и изливая дню свою песню.
Никогда с детства мои тело и дух не были еще такими свободными, и я бросалась бегом к подножию холма, раскинув руки, а ветер пригибал траву и трепал мои волосы. Потом меня догонял Ланс и, обхватив руками за талию, отрывал от земли. Я опускала голову ему на плечо, и мы оба вращались на вершине мира. Не думаю, чтобы кто-нибудь из нас раньше был так же счастлив.
Присутствия людей на этих открытых холмах почти что не ощущалось. Однажды я заметила ульи пасечника, которые он вывез сюда, чтобы пчелы собирали особый вересковый нектар, потом Ланс показал на ферму, стоявшую на южном склоне холма. По молчаливому согласию мы обходили такие места: я не хотела, чтобы в наше счастье кто-то вторгался, а Ланс – из боязни быть узнанным.
Но когда по небу пронеслась летняя гроза, мы были вынуждены искать убежище в доме мелкого фермера. Ветер разбушевался, и я заправила волосы под шапочку, которая была у Ланса, а когда подошли к жилищу, и вовсе натянула на голову монашеский капюшон.
Хозяйка взглянула на нас с молчаливой проницательностью, а при виде боевого коня ее глаза прищурились. Именно в этот миг на двор фермы обрушился ливень, и она быстро кивнула и велела мальчишке из амбара позаботиться о лошади.
– Кимминз на охоте, – объяснила женщина. – Но даже если он не принесет мяса, у меня хватит на ужин гороховой каши.
– Мы очень вам признательны, – поблагодарил хозяйку Ланселот. Довольная, что оказалась в доме, я придвинулась поближе к очагу, а дождь на улице барабанил вовсю.
Рядом с котлом сидела маленькая девочка и старательно прочесывала моток шерсти. Она уставилась на нас с широко раскрытым ртом, а когда мать подошла, чтобы помешать кашу, спросила ее хриплым шепотом:
– А почему он не в юбке?
– Наверное, с юга, – ответила хозяйка, а потом сурово посмотрела на дочь. – Неприлично, девчонка, задавать такие вопросы.
И вот мы сидели в молчании, а женщина занималась домашними делами. Когда она выставила миски и положила ломоть ячменного хлеба, я спросила, не нужно ли ей чем помочь, но она лишь ответила, чтобы я отдыхала.
К счастью, дождь рано загнал Кимминза домой, и через плечо у него висела связка молодых тетеревов. Он оказался крепким человеком с обветренным лицом, настолько же общительным, насколько его жена была сдержанной. И он и оба его взрослых сына тут же начали нас шумно приветствовать.
К тому времени, когда кончился дождь, мы как следует наелись и уютно устроились у очага. Жена фермера скрылась в каком-то темном углу, младшие дети забрались в сколоченную из досок кровать, два подростка уселись на грязном полу подле отца, а я устроилась на подушке у ног Ланса и положила голову ему на колени. Кимминз порылся в куче поленьев, отыскал сосновую ветку и принялся строгать ее ножом.
– Вторые гости меньше чем за неделю, – как бы случайно произнес он, не отрываясь от работы. – Может быть, они связаны друг с другом.
– Может быть, – осторожно ответил Ланс. – А первые случайно не от верховного короля?
Фермер усмехнулся, и его нож сделал несколько молниеносных надрезов.
– На парне был герб оркнейцев, и он сказал, что он человек Агравейна. Заносчивый хлыщ: обыскал весь дом – все не верил, что мы не прячем королеву и Ланселота.
Я не проронила ни слова, только переводила взгляд с Кимминза на его сыновей.
Ланселот воспринял новость со спокойной задумчивостью.
– А он не сказал, куда направляется? Видимо, дальше на север?
– Сомневаюсь… – На сосновой ветке стало вырисовываться лицо, фермер опустил нож и поднес работу к свету, критически ее оглядел. – Не думаю, что Увейн это стерпел. Уриен был добрым старым королем, но его сын крепко взял в руки поводья и жестко правит даже здешней землей. Он не смирится, если по его территории начнут расхаживать чужестранцы и отдавать приказы тем, кто на ней живет.
– Какие приказы? – слова сорвались с моих губ, прежде чем я успела подумать.
Кимминз снова склонился над работой, намереваясь сделать несколько завершающих штрихов, и лезвие замелькало в его руках.
– Требовал сообщить, если здесь объявится эта парочка. Говорил, что их обвиняют в измене.
При этих словах Ланс положил руку мне на затылок, но фермер так и не поднял головы.
– Такие люди накличут снег в августе и нас не спросят. Не нравятся мне здесь чужаки, которые указывают, что нам делать. – Он сделал последний надрез и поднял работу на мое обозрение. – Ну вот, вроде вышел домовой. Знаете, в каждом дереве есть свой дух.
Смешное перекошенное лицо с огромными лошадиными зубами выглядывало из ветки, и, несмотря на свои страхи, я улыбнулась ему.
– Вы окажете мне честь, если возьмете его, миледи. Сможет развеселить, – грубовато предложил
