Он поднял одну бровь, словно спрашивая: «А чего ты ожидала?»
— Дай мне посмотреть на тебя, — попросила она, потянув его к свету газового рожка.
Он не сопротивлялся и стоял не двигаясь.
Она провела пальцами по его лицу, будто вновь узнавая его на ощупь. Похоже, что-то ей не понравилось.
— Дэнни, ты другой. Ты изменился. Не пойму, в чем дело.
Таунсенд не нашелся что ответить.
Женщина присела на кровать в явной растерянности, она не могла объяснить себе причину его холодности и замкнутости. Он увидел обращенный на него недоуменный и печальный взгляд.
— Ты ведешь себя так, словно… скрываешь что-то. Что случилось, Дэнни? Ты как будто все время начеку или боишься совершить ошибку.
«Так и есть, — горько подумал он. — Если бы ты знала, как ты права».
Она занялась принесенными пакетами. В первом была провизия. Из второго была извлечена портативная газовая плитка.
— Я хочу, чтобы ты пока сидел здесь и — ни шагу на улицу. Тебе ни в коем случае нельзя выходить. Надо избегать любого риска, как, например, сегодня. Обещай мне, что подобное больше не повторится.
Стоя спиной к нему, она доставала из пакетов продукты и размещала их в настенном шкафчике — единственном в комнате месте, куда их можно было сложить. На стене плясала ее тень, будто зловещее знамение судьбы. Но тут с улицы донесся звук автомобильной сирены и рассеял его мрачное видение.
— Они никогда не отстанут, — продолжала она болтать. — Имей это в виду. Тишина обманчива, именно тогда и надо быть особенно настороже.
«Они? Кто такие
Ее сумочка лежала на кровати, как раз возле него. На ней не было ничего такого, что послужило бы лишней подсказкой. Он незаметно перевернул сумочку на другую сторону. В ту пору очень модными были украшения на сумочках в виде крупных инициалов владелицы, но здесь их не оказалось.
Она подошла, села рядом и принялась теребить уголок его воротничка.
— Что собираешься делать? Ты думал об этом, Дэнни?
— Если бы я знал… — ответил он уклончиво.
— Ведь игра проиграна, не так ли? Почему ты не предусмотрел такого исхода?
— Я и не надеялся быть в барыше.
Так можно сказать о чем угодно, и фраза не могла вызвать подозрений.
— Я-то определенно не буду в барыше, — грустно усмехнулась она и, склонив голову, прижалась щекой к его груди. Подбородком он касался ее мягких волос и, в задумчивости глядя куда-то поверх ее головы, внимательно прислушивался к полушепоту женщины: — Но вот что странно: я бы не поменялась местами ни с одной из своих подруг, чьи парни всегда с ними и им не надо бояться, что кто-то придет и заберет любимого человека. Все равно я хочу быть только с тобой, Дэнни, хотя в любой момент могу навсегда тебя потерять. Мне нужно всего лишь, чтобы ты был поблизости и иногда стучал ко мне в дверь, и больше ничего.
— Не беспокойся, не надо, — медленно произнес Таунсенд. — Мы найдем выход. — Он должен был поддерживать этот разговор, обещавший подвести его к новым откровениям и открытиям.
— Интересно, разнюхали они что-нибудь здесь? — продолжала она.
Слово «здесь» навело его на мысль, что это место находится где-то поблизости. Он даже предположил, что речь шла о квартире на Уатт-стрит.
— Ты думаешь, они могли?
— Не знаю, — с сомнением произнесла она. — Не знаю. Когда я случайно упомянула твое имя, к счастью, лишь моя сестра это слышала, она купала на кухне своего малыша. Я готова была откусить себе язык, но слово вылетело, ничего не поделать.
Нет, не Уатт-стрит, она была на квартире у своей сестры. Замужней сестры. Она съездила туда и затратила на дорогу — лишь в одном направлении, в одном из ста восьмидесяти возможных направлений, — час десять минут.
— Сестра была так занята ребенком, что даже не повернула головы. Но позже, когда мы снова оказалась с ней вместе, она с подозрением взглянула на меня и спросила: «Мне послышалось или ты вправду упоминала Дэнни?» — Помолчав с минуту, молодая женщина с тревогой добавила: — Только бы она мне поверила.
Похоже, тема была исчерпана. Она пошевелилась:
— Уже поздно. Я не хочу утром опоздать на поезд.
Таунсенд протянул руку за голову и завернул вентиль газового рожка. Теперь комнату освещали только отблески уличных фонарей. Бледный отраженный свет и их шепот, еще более тихий, чем до этой минуты. Упомянув о поезде, она дала ему зацепку, которую он ждал, чтобы задать свой второй вопрос, вертевшийся на языке.
— С какой платформы отходит поезд? — спросил он самым безразличным тоном.
В ответ снова прозвучал упрек, но зато он узнал то, что хотел.
— Неужели ты мог забыть? Ты ведь столько раз сам ездил туда! Поезд отходит с семнадцатого пути, второй туннель.
Чтобы решить любое уравнение, нужно при одном неизвестном знать два известных члена. Теперь он их знал. Поезд находится в пути один час и десять минут и отходит в шесть утра по семнадцатому пути из второго туннеля. Теперь можно определить и название пункта назначения.
Больше она не думала ни о поездах, ни о путях и платформах. Он тоже старался не думать об этом.
— Ты целуешь меня так, словно мысли твои где-то далеко.
Действительно, он поцеловал ее так, будто находился в часе и десяти минутах езды от нее. Он мысленно вернулся в свою комнату и поцеловал ее снова.
— А на этот раз?
— Больше не заставляй меня выпрашивать у тебя поцелуи.
Он лихорадочно соображал, как бы узнать ее имя. В конце почти каждой фразы, обращенной к ней, вместо имени возникало неловкое молчание.
Он решил пойти на небольшую уловку, чтобы добиться своего. Вопрос вполне соответствовал обстоятельствам. Чуть слышно он прошептал ей в ухо:
— Если бы ты захотела поменять свое имя, какое бы ты выбрала?
Но хитрость сработала в другом направлении, и Таунсенд узнал не ее имя, а свое собственное.
— На такой вопрос ответить проще простого. Миссис Дэниэл Ниринг.
Итак, он — Дэн Ниринг. Таунсенд получил еще один ключик к прошлому.
— Но оно будет длиннее, чем твое нынешнее, — не сдавался он.
— Всего на одну букву. — И она стала считать вслух, на что он и надеялся: — Слушай, Д-и-л-о-н — пять букв. Н-и-р-и-н-г — шесть. — Потом вдруг рассердилась: — Чем мы, в конце концов, занимаемся! Считаем буквы!
— Просто беседуем, — попытался он отшутиться. — Ведь мы так долго не разговаривали друг с другом. Мне это очень нравится.
— Да, конечно, беседовать приятно, — неохотно согласилась она. — Однако, кроме разговоров, существуют и другие занятия.
— Как же можно без разговоров? — спросил он после некоторого молчания.
— Что касается меня, то мне больше не нужно никаких слов.
Когда он наутро проснулся, рука его обнимала пустоту. Но она собиралась вернуться — об этом сообщала оставленная записка:
«Дэнни, дорогой! Я должна успеть на шестичасовой поезд, и у меня не хватило духу разбудить тебя. Увидимся в следующий четверг, а до тех пор постарайся, пожалуйста, быть осторожным. Рут».
