Дидрича, казалось, меняла очертания, как в быстро сменяющихся зеркалах комнаты смеха, — то он был высоким и тощим, то низеньким и толстым.
Таунсенд увидел, что Дидрич, продолжая кашлять, подошел к двери и несколько секунд простоял там, то ли прислушиваясь, то ли принюхиваясь. Дверные филенки начали местами вспучиваться, немного погодя раздался треск. Дидрич вздрогнул и распахнул дверь посмотреть, что происходит.
Тут же по его фигуре словно провели гигантской серой кистью, оставив еле видные туманные очертания. Ужас усиливала мертвая тишина. В комнате нарастало облако плотного темного дыма, видимо не одну минуту копившегося в закрытой смежной комнате, иначе чем объяснить его плотность? Дым быстро распространялся по всему помещению. Все пропало из виду, погрузилось в полумрак. Свет яркой электрической лампочки с трудом пробивался сквозь дымовую завесу.
Таунсенд, почти ослепнув, еле различал призрачную серую фигуру Дидрича, отпрянувшего от двери и вознамерившегося завершить свой злодейский план, несмотря на рвоту, которая сотрясала его тело. Он споткнулся о распростертое тело Рут и растянулся во весь рост на полу. Револьвер выпал из его руки и оказался в нескольких дюймах от Таунсенда, который видел у своих ног оружие, похожее на черную букву «Г» в сгущающемся слоистом дыме. Вот рядом с револьвером появились шарящие вокруг пальцы, непроизвольно сжимавшиеся в кулак, когда тело почти невидимого в клубах дыма Дидрича сотрясалось от кашля.
Таунсенд сделал несколько судорожных попыток оттолкнуть ногой револьвер подальше. Трижды носок ботинка описывал дугу возле револьвера в дюйме от него, но тщетно. Наконец Фрэнк увидел, как желтые скрюченные пальцы нащупали револьвер, жадно схватили и исчезли в пелене дыма.
Вслед за этим появилась мгновенная оранжевая вспышка, раздался грохот выстрела, дым было взвихрился, но осел и стал еще гуще.
Суеверный страх охватил Таунсенда. Перед ним в дымном мраке возникло искаженное лицо Дидрича, ползущего на коленях. Призрак нацеливал на него указательный палец, который был толще и чернее остальных, а на конце зияло черное отверстие. Палец водило из стороны в сторону. Снова вспышка выстрела, щеку Таунсенда обожгло, словно в нее бросили горсть раскаленного песка, и что-то с силой ударило в спинку кресла у него над головой.
Но Таунсенд этого почти не заметил. Чтобы убить его, уже не нужна была пуля. Он умирал. Каждый вздох приносил мучения, воздух почти не проникал в легкие, заполненные дымом, сдавленные спазмами. Глаза ничего не видели, превратившись в едва ли не раскаленные угольки, шипящие в слезах.
С пола перед Таунсендом приподнялся огромный нелепый ком, чья-то голова тяжело упала ему на колени, тут же скатилась вниз и замерла у его ног.
Его собственная голова бессильно опустилась на грудь, готовая расколоться на тысячу кусков.
Последнее, что он услышал, был далекий и уже бесполезный звон разбитого стекла.
Глава 22
«У вас есть доказательства?»
Так хорошо было вдохнуть хлынувший в горло кислород. Таунсенд даже разозлился, когда кислородную подушку убрали. Он лежал на спине под открытым небом, и над ним сверкали россыпи звезд. Темноту там и тут прорезали белые лучи фонарей, а вокруг его головы — частокол ног в черных брюках и черных ботинках.
Где-то высоко над одной парой ног белело лицо, которое вскоре склонилось над Таунсендом. Очень знакомое лицо, много раз виденное, хотя и не так близко, и не в свете прожектора, твердое, суровое, словно вырезанное из дерева, лицо человека, не умеющего улыбаться. Эти глаза внимательно наблюдали за Фрэнком из суетливой толпы, сверкали сквозь мутное от грязи окно подземки, отражались в зеркальной витрине маленького магазинчика. Это лицо грозило ему смертью в вагоне пригородного поезда. Это лицо незримо присутствовало над парой ботинок, преследовавших Таунсенда в ночном кошмаре. И вот оно рядом. Оно его наконец настигло. Оно готово уничтожить его, беспомощного, неподвижного, лежачего. Агатовый Глаз — здесь.
Таунсенд проговорил с вялой неуверенностью:
— Вы — Эймс?
— Именно так, — с вызовом ответило лицо. — А вы — Дэн Ниринг?
— Ни черта подобного, — ответил он. — Я Фрэнк Таунсенд.
Ему помогли опереться на локоть и сесть. От кислорода чуть кружилась голова.
— Вы когда-нибудь снимаете свою шляпу? — услышал он свои слова, обращенные к Эймсу.
Таунсенд, пошатываясь, встал и огляделся вокруг. Дом Дидричей стоял освещенный множеством прожекторов, похожих на огромные белые фишки для игры в покер. Над домом поднимались отдельные струйки едкого дыма, их тут же уносило ветром. На лужайке копошились люди, лежали кислородные подушки и противогазы, стояло множество машин, а среди них — автофургон, при виде которого Таунсенд похолодел. Труповозка… Задняя дверь зияла черным провалом, в нее несколько человек загружали носилки. На носилках лежало чье-то тело, укрытое белой простыней; ботинки обозначались двумя острыми бугорками. В одном из верхних окон дома появилась голова в противогазе, ее обладатель что-то бросил на землю. Вокруг царила деловая суета.
Эймс с одной стороны и кто-то из его помощников с другой повели Таунсенда, поддерживая под руки.
— Что с девушкой? — стараясь сохранять спокойствие, задал Таунсенд вопрос, который мучил его с того момента, как он пришел в сознание.
Эймс слегка покачал головой, его лицо ничего не выразило.
— Он застрелил ее, да? Я слышал выстрел в дыму.
Эймс кивнул.
Таунсенд сквозь зубы процедил проклятие.
Второй человек, явно не склонный к разговорам, произнес:
— Вам надо поберечь легкие. Он задохнулся в дыму, как крыса.
— Она была замечательным человеком. Без нее… — Голос у Фрэнка сорвался, и дальше все трое следовали в молчании.
Группа людей расступилась перед ними и дала пройти. Таунсенд вдруг снова увидел на носилках у самых своих ног нечто плоское и длинное, накрытое белым покрывалом. В фургоне, куда уже погрузили первый труп, опять распахнули дверь.
— Это… Рут? — запнувшись, спросил Таунсенд.
— Нет, ее мы уже отправили. Это человек, который спас вам жизнь.
— Не понял. Кто это?
Эймс нагнулся и откинул край простыни.
— Он отдал свою жизнь за вашу.
— Старик! — с горечью воскликнул Таунсенд. — Совсем о нем забыл. Значит, он тоже умер.
Недуг, смирительной рубашкой сковывавший старого человека при жизни, был излечен смертью, смерть уравняла его со всеми другими, лицо старика казалось умиротворенным, даже довольным.
Таунсенд молча смотрел на умершего. Да и что тут сказать?
— Вы знали, что он немного мог двигать правой рукой? — спросил Эймс.
— Да, я заметил. Правда, совершенно случайно и всего дня два назад, когда Рут привозила его ко мне в сторожку. Но он владел рукой совсем плохо: слегка сгибал два пальца и чуть шевелил локтем — вот и все.
— Этого оказалось достаточно. Достаточно, чтобы держать оружие.
— Оружие? — переспросил Таунсенд, с удивлением взглянув на сыщика.
— Или нечто равнозначное. Единственное оружие, которым
