— Похоже, меня кто-то искусал. — Встревожившись, Харли начал рыться в многочисленных флакончиках и горшочках фирмы «Лапиник» на туалетном столике. — Есть у нас какой-нибудь антисептический крем?
Позже в тот же самый день я нашла Харли в нашем номере. Он лежал на кушетке, прижимая к животу диванную подушку, и отчаянно рыдал.
— Харли! — испуганно вскрикнула я. — Что случилось? Судя по виду, он был серьезно болен или съехал с катушек.
Харли издал страдальческий вопль, потом сел на кушетке и улыбнулся мне:
— Что? Ты что-то сказала?
Я молча смотрела на Харли, опасаясь за его рассудок.
— О, прости, это всего лишь мои биоэнергетические упражнения, — объяснил он с глупейшим видом. — Я погружаюсь в свои детские эмоции, чтобы выпустить скопившуюся во мне ярость. Если этого не сделать, она будет нарастать и вызывать напряжение. — В глазах его появились огоньки. — Конечно, это не единственный способ снимать напряжение, — добавил он, бросая многозначительный взгляд на постель. — Хочешь?
В подобных обстоятельствах я сочла своим долгом согласиться, но что-то изменилось. Теперь секс уже не был ничем не осложненным физическим актом, теперь в нем появились моральные отголоски наказания и подавления. Каждый толчок в моем теле отдавался обвинениями, которые я слышала от него прежде, и проникал в мое сознание. Ему была нестерпима мысль о том, что я дарила свою благосклонность другим мужчинам, но разве могло быть иначе? Я предложила Харли свое тело, и он взял его как трофей, как свидетельство своей мужской сущности и силы. Он не сделал попытки заглянуть глубже, проникнуть дальше красоты Синди, в ее внутренний мир, в ее личность. Я чувствовала себя преданной и оскверненной этими его знаками внимания. Я никак не ожидала, что любовь может быть такой.
На следующий день во время наших ежеутренних сексуальных упражнений я внезапно получила передышку.
— О Боже! На простынях кровь! — закричал Харли, выпрыгивая из постели будто ужаленный. Он осмотрел свои покрасневшие гениталии, потом помчался в ванную с выражением ужаса на лице.
Сквозь запертую дверь до меня доносилось журчание воды, пущенной на полную мощность.
— Не волнуйся! — крикнула я. — У меня просто начались месячные.
Наконец Харли вернулся с полотенцем, обернутым вокруг талии.
— Должно быть, ты разочарована, дорогая, — сказал он, садясь на краешек кровати и протягивая мне коробку бумажных салфеток. — Я очень разочарован.
— Думаю, я переживу это. — Я улыбнулась от облегчения, поскольку теперь целую неделю могла располагать своим телом.
— Ничего, — продолжал Харли. — Может быть, в следующем месяце нам повезет больше.
— Что значит «повезет больше»?
— Есть только одно утешение. — Он одарил меня странной улыбкой. — По крайней мере в следующий раз ребенок будет уж точно моим. — Харли похлопал меня по животу. — Надеюсь, первенцем у нас будет мальчик.
Я выпрямилась на кровати и уставилась на него.
— Но, Харли… Я думаю… Не стоит ли нам немного повременить… с детьми?
— А зачем ждать?
Внезапно перед моим мысленным взором возникло видение: процессия одетых в бледно-голубые костюмчики наследников империи «Лапиник». Я пока не была готова взвалить на себя ответственность за целую семью. Мне предстояло еще разобраться в собственной жизни.
— Я…
— Не волнуйся, — усмехнулся он. — Из тебя получится замечательная мамаша.
Я решила не сообщать ему, что перед свадьбой начала принимать противозачаточные пилюли. Скоро, конечно, у него возникнут подозрения на этот счет, но я справлюсь с этой проблемой, как только соберусь с силами. А пока что я должна проявлять особую осторожность и принимать по пилюле ежедневно.
Я не хотела стать жертвой несчастной случайности.
Когда наш медовый месяц закончился, я чувствовала себя измученной, поскольку не подозревала, какое напряжение постоянно терпеть общество другого человеческого существа. Харли редко выпускал меня из поля зрения. Он ревниво наблюдал за мной каждую минуту, следил за каждым моим шагом, особенно если поблизости оказывались мужчины. Я чувствовала себя узницей.
Я твердила себе, что постепенно все наладится и пока рано делать выводы. Когда мы привыкнем жить вместе и я освоюсь в мире Харли, он научится лучше понимать меня и уважать во мне личность. Я обязана сделать усилие и потерпеть некоторое время.
В аэропорту нас встретил Жозе и повез незнакомой мне дорогой в Беверли-Хиллз. Я узнала местность, только когда мы свернули на бульвар Сансет.
— Смотри! — шепнул Харли, показывая куда-то вверх.
Я подняла глаза и испытала шок, увидев свое лицо, увеличенное до огромных размеров и смотревшее на меня с гигантского плаката.
На плакате мои губы были слегка приоткрыты, а в глазах застыло мечтательное выражение. Надпись гласила:
«'Лапиник'! Будь лицом из толпы!»
— Ты такая красивая, — пробормотал Харли. — Я горжусь тобой, Синди.
Интересно, о чем же я думала, когда меня снимали. Вспоминала ли я ту, другую, женщину, которой была когда-то? Вспоминала ли, на что надеялась и о чем мечтала бедная, дурно одетая Хариэт? Да, с тех пор я прошла длинный путь. Что бы подумали мои знакомые из Гилдфорда, увидев меня теперь?
Плакат с моим изображением красовался не только на бульваре Сансет. Такие плакаты были развешаны по всему городу. Их вариации калибром поменьше появились на первых страницах модных женских журналов, там, где обычно публикуют рекламу. Мой образ украшал также прилавки с товарами «Лапиник» во всех больших магазинах.
Харли взял меня на особую презентацию к Найману Маркусу, где, к моему изумлению, меня окружили пожилые, хорошо одетые женщины и каждая просила подписать купленные ею флаконы «Лапиник».
— Не волнуйся. — Харли вручил мне фломастер. — Это обычное дело. Подпиши несколько, чтобы доставить им удовольствие, а я позабочусь о нашей безопасности. Когда нам придет время уезжать, я проверю, на месте ли охрана.
Меня приятно взволновало то, что я оказалась в центре внимания.
Этого не удалось испытать Хариэт. И я почти с нетерпением ждала случая снова увидеть всех, кого встретила на вечере у Кристал Келли, людей, державшихся со мной грубо или считавших меня дурочкой. Я покажу им, как они были несправедливы ко мне.
Я сама буду устраивать вечера, выбирать и приглашать самых лучших и злорадствовать, видя, как они суетятся, стараясь добиться моего расположения. Прежде я была «никто», а теперь стала «кем-то», особой, с которой принято считаться. Отныне мне предстоит самой выбирать интересных людей, тех, с кем я хотела бы встречаться. Ведь где-то в этом городе есть и другая, более интеллектуальная жизнь.
Однако после нескольких наших светских визитов в моем сознании забрезжила мысль о том, что это вовсе не обязательно. Теперь, когда я стала не только миссис Харли Брайтмен, но и лицом «Лапиник», все были ко мне добры и дружелюбны, но никто не спешил завязать со мной настоящий серьезный разговор. Оказалось, что эти люди просто не способны разговаривать с теми, кто не связан непосредственно с возможностью их продвижения, с их карьерой.
Меня шокировала тривиальность их разговоров и их одержимость мелкими сплетнями. Похоже, Мефисто нашел для меня единственное место на планете, населенное существами, функции мозговых клеток которых не дают им возможности полноценно общаться друг с другом.
Хотя Элинор часто инструктировала меня? как вести себя, я все-таки не понимала, какова система ценностей в этом обществе и как она действует. Почему эти люди, обладавшие властью и влиянием, руководствовались капризами сплетников из дешевых газетенок? Почему мужчин оценивали только с точки зрения их успехов и преуспеяния, а женщин только с точки зрения их возраста, физической формы и
