— Надоело радовать всяких типов. Понимаешь, во как надоело. Да к тому же чтобы кто-то другой получал за это деньги!
Глаза ее сверкали, пальцы ощупью стали искать на столе сигареты.
Ну вот, кажется, я понял, как она добывает деньги и кому их отдает... Этот приятель, похоже, возглавил довольно большой концерн. Чистая работа, никаких соблазнов, сам не попадал в милицию и в тюрьму и неприятностей не имел из-за этого. Пригласил меня, конечно, не в качестве сопровождающего, а в качестве вооруженного телохранителя. Этого не будет! Не будет и по другой причине: пачки в черном чемоданчике надо поделить на двоих!..
Дашка несколько раз затянулась сигаретой, вытерла влажные глаза, уже не стесняясь меня.
— Прости, Жора. Ты, похоже, человек неплохой. Но сейчас настроение у меня не то...
— Чем тебя утешить? — перебил я.
— Не сможешь.
— Кто, я?!
— Не горячись. И не пытайся соблазнить меня, как солдат кухарку.
Наверное, я нахмурился. Она подняла бокал, глядя мне в глаза, и я не устоял перед этим прекрасным улыбающимся женским лицом. Не бокал — бутылку бы выпил залпом.
Тем временем мимо нашего столика промелькнул какой-то иностранец. Он сбавил шаг — может, хотел остановиться, — но потом поклонился и отошел. Дашка едва заметно ему кивнула. Верно, ее сдержанность остановила его, иначе он бы наверняка изъявил желание сесть за наш стол.
Я посмотрел ему вслед: широкая спина, представительная фигура, походка человека, который в любой иностранной гостинице — как дома. Для такого самообладания нужна и солидная подоплека.
Он сел так, чтобы нас видеть.
— Не смотри на него зверским взглядом! — сказала Дашка. — Это старый знакомый.
— И его слюни ты терпела?
— Ну зачем ты?.. Каждый зарабатывает, как может.
— Кажется, ты не голодала.
— А ты что, с голодухи грабежами занимаешься?
— Сказки! Выдумываешь какие-то грабежи, да еще голос повышаешь. Услышит кто-нибудь — и поверит, чего доброго.
— Послушай-ка, Жора. Не колышут меня ни твои запугивания, ни приказ твоего приятеля задушить меня...
— Тогда иди в милицию!
— Почему бы и нет?
Дашка дерзко смотрела на меня широко открытыми глазами. В Софии она выглядела такой невинной девчонкой, такой пацанкой. А оказалось — оса, и глаза у нее — как осиные жала. Терпеть не могу, когда такие глаза целятся в меня, словно дула охотничьего ружья. Нервы барахлят. Она действительно может пойти в милицию. Проблема в том, докуда после сеть раскинут. Так и до меня доберутся. Сколько ни хитри, следователи поймут, зачем я сюда с этой девицей приехал. Нет, пора вылезать из чужой истории, пора действовать. Завтра пройдемся по бережку моря...
Мы закончили ужин. Не о чем было говорить. Не на что было смотреть в этом пустом ресторанном зале.
Я оплатил счет, и мы пошли к лифту. Дашка остановилась.
— Ты куда?
— Проводить тебя.
— Я не заблужусь. Найду дорогу.
Голос у нее был таким, что спорить не стоило.
Я пожелал ей спокойной ночи и не стал ждать, пока она войдет в лифт. Черт с тобой, думаю. Катись к своему белобрысому иностранцу, мне все едино. Получи свой доллар и успокой свои нервишки.
У выхода я обратил внимание, что на смену заступил другой портье. Он так и впился в меня взглядом, а потом засмеялся, и только тогда я его узнал — Зануда. Мой ровесник. Вышел из тюрьмы полгода назад.
— Жора, друг! Что ты здесь делаешь-то?
— Трачу деньги, заработанные там.
— Ты с женщиной?
— Знакомая. Как видишь, оставила меня на мели. А ты?
— Вкалываю вот. Не могу пока вернуться на свою работу. Год не имею права быть подотчетным лицом.
— Ну и как тут?
— Иногда дают чаевые. Стотинками.
— А презренные доллары?
— Не беру. Очень строго.
— Выпьем по рюмке?
— Я на работе.
— Никого нет поблизости.
— Нельзя, Жора.
— Ты, пожалуй, станешь ударником.
— Не до того. Хочу быть чистым перед самим собой.
Что ж, если его устраивают стотинки, пусть сидит. Подняв два пальца к виску, я пожелал ему спокойной ночи. Его ночь, наверное, будет легкой, моя — едва ли.
Что ж с ней делать-то, со шлюхой этой, думал я, возвращаясь домой.
БРИЛЛИАНТОВАЯ ДАМА
1
Ударные загрохотали у меня над головой, но тем не менее я не мог открыть глаза. Потом чуть приоткрыл — и замелькало что-то вроде белой птицы, машущей вдали крыльями. Возникло женское лицо. Не Лена. Поморгав, я попытался приподняться.
— Не поднимайтесь.
Голос был не слишком ласковый — замечание учительницы непослушному ученику.
— Где...
Больше ничего не смог выговорить, даже не был уверен, что это мой голос. В ушах ревели самолетные турбины, мешок с цементом или огромный камень давил на темя.
— Молчите, — снова услышал я строгий голос. — Не будьте ребенком, не могу же я все время стоять над вами.
— А вы не давите мне на темечко.
Лицо прояснилось, я стал различать его черты. Большие глаза — зеленые, как листья груши, тонкие губы, волосы, зачесанные назад, открытый, блестящий, точно фаянсовое блюдце, лоб. Но женщина не выглядела такой строгой, как мне показалось из-за ее голоса.
— Попробуйте заснуть, и боль утихнет.
— Неужели я до этого не спал?
— Не напрягайтесь. Вам все объяснят.
— Какой холодный голос. Вы, что, старшая сестра?
— Ваш лечащий врач.
