И больше нигде.
– Бой, который ты ведешь с порождениями Тьмы, – произнес он, – долог и труден. Готов ли ты пройти этот путь до конца?
– Да, – сказал человек. – Ибо я верую в Тебя и верую в Свет.
– Демоница, – продолжал голос, – рожденная в глубине Преисподней для того, чтобы уничтожить мир и обратить людей в вечное рабство, почему она еще жива?
– Я сделал все, что было мне сказано Тобою, о Создатель, – произнес человек. – Трое людей, одержимых кровавым безумием, были посланы за ней. И ни один из них не вернулся.
Глаз вздрогнул.
Синие прожилки, пропарывающие его веки, начали мерцать, и в унисон с ними заискрились руны на каменных краях бассейна.
– Несчастный, – простонал глаз. – Ведомо ли тебе, что мир стоит на пороге гибели?
– Да, о Создатель, – отвечал человек.
– Знаешь ли ты, что темные легионы тварей уже скребутся в ворота этого мира и ждут лишь того, кто растворит их, открыв им путь? И не будет более ни порядка, ни Света; и Дьявол станет Господом, а человек – Дьяволом?
– Да, о Создатель.
Свет, исторгаемый белым зрачком, стал ярче; он заставил человека закрыть глаза рукой.
– Есть лишь один человек, в чьей власти затворить Врата, когда спадет с них последний засов; но душа его отдана силам Тьмы, хотя он не подозревает об этом.
Алая влага вспенилась и забурлила; ее языки выплескивались за края колодца и застывали на них высохшей кровью.
– Иди же, – прогремел Голос, – и убей демоницу. Только тогда ты сможешь спасти мир от пришествия Тьмы.
– Жрецы Шумера верили, – произнес я, – что рано или поздно наступает момент, когда мир оказывается на пороге Хаоса. В это время силы Света и Тьмы уравниваются, и в силах одного человека решить, что возобладает.
На губах Франсуаз появилась презрительная улыбка.
– Они были глупцами, – сказала она.
– Вот как?
– Один человек на самом деле способен решить судьбу мира, стоящего на пороге Хаоса. Но судьба мира – вечно быть на этом пороге или пересечь его. Нет ни избранных, ни роковых дат, Майкл; это вечная борьба.
Человек стоял на середине дороги.
– Сбить его, Френки? – предложил я.
– Хорошая идея, – одобрила девушка.
Мартин Эльмерих стоял неподвижно, заложив руки за спину, и ждал нашего приближения.
Многое в нем изменилось с тех пор, как я видел его на улицах города Темных Эльфов. Светлая рубашка измялась и выпачкалась, кое-где на ней недоставало пуговиц. Брюки Эльмериха, и без того редко выглядевшие глажеными, теперь были покрыты дорожной пылью. Словно взамен потерянных пуговиц на них налипли репья.
Но странно – лицо Эльмериха оставалось прежним. Оно запылилось, как и его одежда, оно блестело от пота, и жесткая щетина уже начинала показываться, требуя бритвы, однако не изменилось. Ни его выражение, ни блеск глаз, ни жестко сжатая прорезь губ. Казалось, это не он изобличен в преступлениях, за которые ему предстоит расплатиться не только карьерой и положением в обществе, но и свободой.
Напротив, Эльмерих был еще больше уверен в себе, чем я привык его видеть. Для него ничего не произошло; по-прежнему оставалась идея чистоты человеческой расы, во имя которой он работал и жил.
Не важно, где и как.
Более того, освободившись от гнета официальной системы, избавленный от необходимости притворяться и подолгу обдумывать каждый свой шаг, Мартин Эльмерих стал гораздо сильнее.
Я не раз видел, как измененное состояние сознания наделяет человека возможностями, о которых раньше он не мог даже и подумать. И очень редко меня радовали эти перемены.
– Если он мечтает о трещине в позвоночнике, – пробормотала Франсуаз, – то я ему ее устрою.
Эльмерих не шевелился. Его лицо не дрогнуло даже тогда, когда я остановил джип и Франсуаз направила на него дуло своего пистолета.
– Этот малыш, – произнесла она, – делает в человеке такую дырку, что через нее тебя сможет оттрахать гиппопотам. Ты избил священника; это плохо. У тебя есть что сказать?
– Да, – ответил Эльмерих.
– Тогда говори, – сурово приказала Франсуаз.
– Комендант Ортега сошел с ума, – произнес Эльмерих. – Он свихнулся на своих крестиках и молитвословах. Он забыл, в чем наша работа и наш долг.
