Слово «насилие» так и витало в воздухе.
– Твоя взяла, – я притворно вздохнул. – Можешь отвести меня к городскому судье и пожаловаться.
– Ты знаешь, что я не сдаю друзей, – ответила Франсуаз. – И потом, в прошлый раз, когда тебя арестовали, ты не только сбежал, но и украл всю казну.
– Она была маленькая, – отмахнулся я.
Лесть, удачное утро и вкусный обед настроили меня на добродушный лад. Поэтому я решил, что не грех и помочь девочке.
– Так и быть, – великодушно сказал я. – Если тебе нечем заплатить в таверне, старина Майкл тебе поможет. Сейчас раздобуду подходящий кошелек.
Я принялся осматриваться, подыскивая какого-нибудь толстого раззяву-фермера.
– Мне не нужны чужие деньги, – возмутилась Франсуаз.
Я поспешил уточнить:
– Ты получишь только свои. Разницу я оставлю себе, не волнуйся.
– Ты не понял – мне не нужны ворованные деньги. Я озадаченно развел руками.
– Других у меня никогда не было.
Сгорбленный человек в оборванных одеждах жителя степи пробирался между столиков. И почему они всегда носят рваные тряпки? Проходя мимо нас, он споткнулся, потерял равновесие и буквально распластался по Франсуаз.
Девушка обернулась с явным намерением врезать наглецу между глаз. Но кочевник выпрямился – слишком быстро для того, кто только что едва переставлял ноги– и юркнул вон из таверны.
Я смотрел ему вслед в немом изумлении.
– Ты видела! – воскликнул я. – На что это похоже!
– Он не тебя пытался облапать, – заметила Франсуаз.
– Нет, но он хотел срезать мой кошелек. Подумать только – он попытался обворовать меня.
Я поспешно встал – еда могла и подождать.
– Это никуда не годится, – пробормотал я, направляясь к выходу. – Если всякая шелупонь станет таскать вещи у профессионального вора – куда покатится весь наш мир?
Франсуаз последовала за мной. Как я подозревал, не за тем, чтобы помочь мне, а из опасения, как бы я не скрылся с ее деньгами.
Один маленький переулок изгибался, превращаясь в другой, другой перетекал в третий – даже коренной житель Сурабаи может запутаться в этих узеньких перешейках.
Но только не я, если меня только что попытались обворовать.
Сгорбленный оборванец даже не пытался путать следы – бедняга не подозревал, что его преследуют. Если же он хотел заманить меня в местечко потемнее и шарахнуть по голове мешочком с песком, то ведь я всегда могу выставить вперед Франсуаз, а сам сбежать.
Я догнал его именно в таком месте – где было мало света и мало людей. Схватил за отвороты, если лохмотья можно называть отворотами, и как следует встряхнул.
– Ты хоть знаешь, кто я? – спросил я. Я не хотел причинять ему вреда – только немного научить ремеслу.
– Если решил промышлять воровством, – продолжал я, – то надо с уважением относиться к мастерам. Прежде всего ко мне.
Франсуаз отпихнула меня и приставила к горлу кочевника короткий клинок.
– Никогда не воруй-у того, кто должен мне деньги, – процедила она.
Лезвие, приставленное к шее, подействовало на человека гораздо сильнее, чем мои слова. Это значило, что хорошим вором ему никогда не быть – вор не боится стали. Его может страшить только скучная, однообразная жизнь.
– Госпожа, – заволновался кочевник, – спрячьте лучше свое оружие. Сурабая – мирный город. Здесь и драконов-то не бывало уже лет тридцать. Обнажать оружие у нас запрещено.
– Вот как? – проворковала Франсуаз. – Хочешь, я могу его убрать. В твой кадык.
Человек испугался не на шутку и был явно готов пересмотреть свою точку зрения. С трусами всегда так.
Франсуаз развернула его и пнула сапогом пониже спины.
– Проваливай, – бросила она. – А теперь, Майкл, к вопросу о моих деньгах.
Она двинулась ко мне, отчего-то позабыв вернуть на пояс кинжал. Уверен, просто по оплошности.
За углом раздались шаги. Франсуаз развернулась, и в ее руке вырос меч.
Незнакомцев было четверо. Первый из них был одет богато и торжественно, что выдавало в нем сановника – может быть, даже городского советника. Трое других были в доспехах, за плечами у них висело оружие. Без сомнения, это были охранники.
Увидев стражу, я отчего-то не почувствовал себя в безопасности. Наверное, у меня проблемы с доверием к людям.
