4
Метцендорфер испугался.
Оставив машину на правой стороне шоссе, он вошел в сад Марана через распахнутые ворота. Но на полпути, на середине узкой гравийной дорожки, он остановился.
Уже темнело; контуры дома понемногу расплывались. Но в осеннем небе еще держался последний, слабо мерцающий свет, которого как раз хватило, чтобы ему испугаться. Нижняя комната, где в ту ночь он говорил и ждал с Мараном, была освещена, прямоугольники окон желтели в стене. Адвокат спрашивал себя, что сейчас происходит за ними.
Он быстро зашагал; непроизвольно стараясь не шуметь. Торопливо спустившись по правой дорожке назад к воротам, он снова поднялся по левой, которая вела прямо к фасаду виллы. При этом он наблюдал за дверью и время от времени бросал взгляд на «боргвард изабеллу». Давно ли стоит здесь эта машина, думал он.
Он слышал резкий звон тюремного колокола, слышал раскатистые возгласы начальника охраны, и вот он ждал перед одним из освещенных окон и прислушивался — он, который терпеть не мог никакой скрытности, — мало того, он подошел поближе к стене, упер пальцы в шершавую, холодную штукатурку и склонил ухо, чтобы лучше слышать.
Сначала он долго вообще ничего не слышал. Потом он вдруг различил голос Брумеруса. Тот говорил тихо и ровно, словно бы ведя светскую беседу, любезным и приятным тоном. Фразы разделялись спокойными паузами, не слишком долгими, а как раз такими, чтобы рассказчик успел подготовить эффект следующей фразы невинного анекдота, которым он развлекает общество. Затем что-то сказала Маргит, это прозвучало как ответ. Всего несколько слов. Но их, видимо, Брумерусу было достаточно, он заговорил снова, и голос его, приглушенный закрытыми окнами, звучал усыпляюще монотонно.
Однако Метцендорфер не чувствовал сонливости, напротив — сердце его учащенно стучало. Он никак не мог угадать, что происходит в доме. Он знал Маргит Маран, ему казалось совершенно немыслимым, чтобы она болтала здесь с Брумерусом после таких ужасных событий; однако он опомнился: ведь несколько лет она была любовницей этого человека, так почему ей опять не покориться ему? Такой оборот дела показался адвокату даже вполне естественным. Но что ему сказать своему другу при следующем свидании? С другой стороны, как бы ни вела себя эта женщина, что заставило Брумеруса, человека образованного, явно избегавшего всякой огласки своих частных дел и всяких скандалов, — что могло заставить его совершить такую бестактность? Кто стал бы его всерьез осуждать за то, что он добился успеха у Маргит Маран и годами поддерживал эту связь? Он, адвокат, знал, как устроен сей мир.
Вдруг голос Брумеруса умолк. Маргит Маран не отвечала.
Метцендорфер прислушался: все было возможно, Брумерус мог даже через секунду-другую выйти из дому. Он оттолкнулся пальцами от влажной стены, в нерешительности подождал, огляделся.
На темнеющем небе стояла бледная, тусклая луна. Адвокат отошел на цыпочках к углу дома. Он увидел поблизости куст с остатками вялых осенних листьев. Он притаился за ним. Если Брумерус выйдет, он пойдет налево к машине и не увидит его, Метцендорфера. В тот же миг адвокат вспомнил, что на шоссе стоит его собственная машина, устаревший «мерседес», который ни с какой другой машиной не спутаешь и который выдаст его. Не было смысла прятаться за кустом. Но не было и смысла спешить к машине: как ни слабо светила луна, бегущего по газону сразу увидели бы.
Он принял другое решение и, выпрямившись, вернулся на дорожку. Шагая как можно громче, он подошел к двери. Он старался не глядеть на освещенные окна, старался даже тогда, когда нажал кнопку звонка.
Почти в тот же миг дверь отворилась.
Передняя была освещена. Брумерус в пальто стоял перед зеркалом. А на Метцендорфера испуганно глядела Маргит Маран, ему показалось, что она побледнела.
Он слышал, как она сказала:
— Вот так сюрприз! Нет, вас я сейчас никак не ждала! — Она была смущена. — Проходите же, господин Метцендорфер!
Брумерус улыбнулся адвокату и сказал:
— Мир тесен! Вот мы и встретились!
Он протянул Метцендорферу руку и крепко пожал протянутую в ответ руку адвоката, который тоже попытался улыбнуться.
— Вы привезли новости? — спросил Брумерус и, снимая пальто, прибавил: — Я тоже, пожалуй, послушал бы! — Он повернулся к адвокату: — Если это не секрет?
Тот, все еще растерянно, покачал головой и ответил:
— Нет, не секрет! — и, подумав, прибавил: — Я думаю, что и вам это будет интересно!
Брумерус — хотя было ясно, что он останется, — решил соблюсти форму, он спросил:
— Ты разрешишь, Маргит? — Она кивнула.
Метцендорфер не знал, как ему вести себя, когда он наконец вошел в комнату и занял то кресло, в котором сидел тогда.
Глава девятая
1
Шляпа Гроля, висевшая на стоячей вешалке, начинала качаться, когда внизу по улице с грохотом проезжал грузовик, и слегка вздрагивала, как только кто-нибудь входил в пустой кабинет. А пустовал кабинет уже два дня. Гроль уехал в отпуск на три недели.
Грисбюль не знал его местопребывания, это с одинаковой вероятностью могли быть и Альпы, и Северное море. Дальше Гроль наверняка не поехал, он не поддавался туристской лихорадке. Порой Грисбюль, правда, подозревал, что комиссар по каким-то причинам остался дома — главной причиной могла быть и потеря шляпы, его любимого сомбреро с волнистыми, в жирных пятнах полями. Для такого маньяка по части шляп, как Гроль, этого было достаточно. Грисбюль представлял себе, как тот снова и снова обыскивает свою квартиру, беспокойно бродит по улицам и заходит в закусочные, высматривая, не забыл ли он там свою драгоценность. Но бывали минуты, когда Грисбюлю думалось, что Гроль просто хитрит, что, зная своего помощника и его желание действовать самостоятельно, комиссар нарочно оставил на вешалке шляпу ему в острастку, в знак того, что старик может в любой миг появиться, задать неприятные вопросы, заглянуть в документы.
Чертово сомбреро!
Уже дважды Грисбюль подбирался к этой засаленной шляпе, чтобы отправить ее куда следовало — в мусор. Однако оба раза он отступался — из отвращения, как убеждал себя молодой человек («Противно дотрагиваться до нее!»), на самом же деле потому, что не решался причинить комиссару такую боль.
И сейчас шляпа снова качалась от легкого движения воздуха, влившегося в чуть приоткрытую дверь.
Метцендорфер стучался несколько раз. Ему никто не отвечал. Тогда он позволил себе нажать на ручку. Увидев шляпу, он успокоился: значит, Гроль скоро появится. Даже ему, хотя он мало знал комиссара, казалось немыслимым, чтобы тот расстался со своим головным убором надолго. Он нерешительно огляделся. На столе ничего не было. Метцендорфера это удивило. Он слышал через закрытую дверь упорную дробь пишущей машинки в соседней комнате, и ему показалось, что оттуда доносится голос
